Грехи отцов. Том 2 - Сьюзан Ховач

— Ты был бы удивлен тем, что я могу себе вообразить. Я знаю все о том, что такое быть сдержанной, не иметь возможности что-либо кому-либо рассказать!

Я поцеловал ее.

— Не хочешь ли ты пойти сейчас в постель? — спросила Вики.

— Да, очень хочу. Но я все еще так потрясен, что, вероятно, от меня не следует ожидать ничего хорошего.

— Ладно, мы не будем ничего делать, да? Мы не циркачи. Никто этого не увидит, поэтому нам не на кого производить впечатление.

— Боже мой, какая ты чудесная женщина! — сказал я и понес ее в спальню.

— Я не могу понять, о чем ты беспокоишься, — сказала она потом, когда я зажег ей сигарету.

— Я и сам не могу. — Я пошел в кухню и принес еще две бутылки кока-колы.

— Скотт.

— Угу!

— Если этот вопрос огорчит тебя, не отвечай на него, однако прилагал ли мой отец усилия, чтобы заставить тебя отвернуться от твоего отца? Я думаю, это не просто несколько небрежных замечаний, произнесенных иногда, не так ли? Это изнурительное обдуманное промывание мозгов, да?

— Конечно.

— Как ужасно. И как коварно. Ты не обманываешь себя, когда говоришь, что в настоящее время он тебе безразличен? Уверена, ты должен испытывать отвращение и ненависть к нему!

— Ты не можешь ежедневно испытывать сильные эмоции, Вики. Чтобы выжить, ты должна от них отгородиться. Кроме того, маловероятно, чтобы Корнелиус преднамеренно выставлял себя коварным. Зная это, я могу сказать, что более вероятно, что он обманывал себя, веря, что действует с самыми чистыми намерениями.

— Но это делает его еще более отталкивающим! Как ты мог работать в его банке день за днем и позволять ему обращаться с собой как с приемным сыном?

— Но я для этого ничего не делал, — сказал я. — Я просто оставался дома. А другой, по имени Скотт, шел в банк и имел дело с Корнелиусом.

Она зажгла свет. Мы лежали очень близко друг к другу на моей узкой односпальной кровати, и я почувствовал, как она задрожала и все ее тело стало твердым в моих руках.

— Извини, — сказал я. — Я ошибся. Теперь ты думаешь, что я сошел с ума.

— Нет. Я просто боюсь подумать, в каком напряжении ты, должно быть, живешь.

— Разве ты не видишь? Скотт давал мне возможность избегать стрессов, Скотт помогал мне отгородиться от всех сильных эмоций, с которыми я не мог жить постоянно!

— А ты мне вчера сказал, — сказала Вики, — что Скотт умер.

— Да, он должен был умереть. Иначе в жизни Скотта не было бы места для тебя. Я должен был выбрать между вами, и я выбрал тебя.

— Понимаю. Да. И могу я спросить, как ты собираешься управиться без него?

— Я проживу. В конце концов, у меня есть ты. И все будет хорошо.

— Замечательно. А как насчет моего отца? Получил ли он известие о смерти Скотта?

— Ты смеешься надо мной!

— Уверяю тебя, не смеюсь. Тут не до смеха, правда?

Я успокоился.

— Да, твой отец знает.

— Он был неприятно удивлен?

— Да. Он только что освободился от Себастьяна и внезапно понял, что заперт в одной клетке с тигром.

— Расскажи мне, что случилось. Все, все. Я хочу знать.

Я начал говорить, Вики выкурила еще одну сигарету. В конце концов она сказала:

— Бедный Себастьян.

— С ним будет все хорошо. Он легко найдет другую лучшую работу.

— А он, кроме банка Ван Зейла, ни о чем и думать не хочет!

— Я ценю это. Мне его также жаль, однако он сам напрашивается на неприятности. Он ведет себя очень глупо.

— Итак, что случилось дальше?

— Мы оправились от взрыва и вернулись к нормальной жизни. Я думаю, если я буду очень осторожен, я выдержу этот шторм.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты получил этот банк. Я уверена, это единственное справедливое решение после того, что в прошлом сделал папа, а я за справедливость… Что ты будешь делать, когда, наконец, станешь им управлять? Поставишь имя Салливен рядом с Ван Зейлом в Названии банка? Это будет также справедливым, да?

— Да…

— Я не могу понять, почему папа не согласился с этим. Банк постепенно перейдет к семье Ван Зейлов, поскольку у тебя нет собственных сыновей, так почему же он не должен быть великодушным к тебе?

— Гм.

— Весьма забавно, что Эрик страстно желает стать банкиром. Я не могу представить себе, почему, но я рада из-за папы. Бедный папа. Я не могу удержаться, чтобы не пожалеть его, несмотря ни на что. Я спрашиваю себя, это тоже из-за чувства вины? Может быть, да. Я всегда осознавала, что его жизнь была бы совершенно другой, если бы вместо дочери у него был сын.

— Я очень в этом сомневаюсь. Корнелиус всегда носился со своей мечтой иметь сына. Мы всегда склонны преувеличивать значение того, чего у нас не было. Если бы у него был сын, он бы наверняка в нем разочаровался.

— Возможно… Мне бы хотелось тебя убедить не думать о том, что ты мог бы чем-то разочаровать Стива. Несомненно, Скотт, если бы он был прекрасным отцом, как ты его изобразил, он бы простил тебя за все те ошибки, которые ты совершил.

— Это лишь делает тяжесть моей вины еще более невыносимой. Если бы, несмотря ни на что, он простил меня, неужели ты не понимаешь, что я еще больше стыдился бы себя?

— Но ты должен пытаться взглянуть на это с другой точки зрения. В противном случае у тебя никогда не будет покоя. Ты просто попадешь в этот заколдованный круг.

— Как только я получу банк, я успокоюсь.

— Я сомневаюсь в этом. Очень сомневаюсь.

Я сел на кровати.

— Что ты имеешь в виду?

— Понимаешь, у меня есть неприятное подозрение: что бы ты ни сделал, чтобы загладить свою вину перед твоим отцом, ты будешь считать это недостаточным. Я подозреваю, что этот поиск, как ты называешь его, не имеет реального конца.

— Нет, нет, ты ошибаешься! Как только я переделаю прошлое…

— О, Скотт, это такие пустые слова — эта фраза не имеет содержания! Ты не можешь переделать прошлое. Прошлое ушло, прошлое совершилось, и говорить о вновь обретенном прошлом — это романтизм, не имеющий никакой связи с действительностью!

— У нас с тобой разные представления о времени, — сказал я. — Мое время отличается от твоего.

— Но это абсолютное… — Она остановилась. Затем воскликнула с жаром. — Скотт, имеешь ли ты реальное представление о своем положении? Ты зря тратишь свою жизнь, делая что-то, чего ты на самом деле делать не хочешь, чтобы освободиться от боли, которая есть в большой степени тобою же навеянная иллюзия! Ты вступил в какое-то кошмарное непрерывное кружение, но ты не должен продолжать его — ты не должен все время ходить по кругу — это все та же иллюзия! Если бы ты только простил себя, ты смог бы выйти из этого круга, освободиться от всех этих иллюзий, ты начал бы, наконец, такую жизнь, какую хочешь на самом деле…