Наперекор всем - Кристина Додд

Но Гриффит ничего не замечал. Не замечал, что полуденное солнце нещадно палит его, что пот насквозь промочил подкладку доспехов. Он не заметил даже преувеличенно сожалеющего вздоха Оливера и многозначительных взглядов, которыми обменялись придворные. Томясь бездействием, валлиец пытался уговорить короля послать его в бой.

– Господь, несомненно, благословил меня, ваше величество, вашим постоянным покровительством, так что я был бы крайне благодарен за возможность снести с лица земли ваших врагов.

Нисколько не тронутый весьма жалкими попытками Гриффита упражняться в красноречии, Генрих свернул пергамент.

– Думаю, Бедфорд и Оксфорд прекрасно управятся сами.

Доспехи Гриффита сверкали в лучах утреннего солнца. Взяв под мышку шлем, рыцарь стиснул зубы. Он хотел сражаться. Ему было необходимо сражаться. Гриффит был вне себя от тоски и отчаяния с той минуты, как покинул Мэриан, зная, что та не любит его. Теперь же тоска и раздражение не давали ему уснуть именно потому, что он узнал о ее чувствах и не мог поехать сам, а послал Арта. Ее подарок и сейчас лежал на груди у самого сердца. А Генрих по-прежнему не желал посылать его на битву. Но и он не был так упрям, как казался.

– Ты ведь знаешь, что я прав. Глупо вводить в бой больше людей, чем необходимо. Господь на нашей стороне – зачем раздражать его неверно понятой мужской гордостью?

Неверно понятой? Именно неверно понятая мужская гордость заставляла Гриффита рваться в бой, чтобы сорвать злость на врагах? Забыться в пылу сражения?

– Мне нужна твоя помощь с леди Мэриан гораздо больше, чем на поле брани, – продолжал Генрих.

– Знаю.

– Но если собираешься драться, – вздохнул король, – можешь идти.

Не будь доспехи такими тяжелыми, Гриффит подпрыгнул бы от радости.

– Слава Богу, – пробормотал Оливер. – Топает тут взад и вперед целый час, словно неприкаянная душа в чистилище.

– Не смей! – обрушился король на Оливера. – Плохой знак говорить о смерти перед битвой.

Оливер мгновенно сник и, заикаясь, пробормотал извинения. Гриффит окинул его разъяренным взглядом. Нужно же было этому болвану напомнить Генриху об опасности! Неужели теперь он передумает? Но Генрих только предостерегающе поднял палец:

– Держись подальше от гущи боя. Отправишься моим посланником. Понаблюдай за обстановкой и расскажешь, как идет сражение.

– Как прикажете, милорд.

Счастливый, как монах в пасхальное утро, Гриффит попытался нахлобучить на голову шлем, но цепь от застежки ударила его по носу. Он со смехом отстегнул цепочку и надел его, но снова застегнуть не смог, поскольку ничего не видел, а пальцы были слишком широки для такой деликатной работы.

– Пусть мой оруженосец сделает это, – велел Генрих.

– Ваш оруженосец торчит на вершине холма и, вытаращив глаза, уставился на битву, – возразил Гриффит.

– Тогда ты, Оливер.

Оливер поднял глаза от депеши, которую в этот момент писал.

– При всем моем уважении, повелитель, я не рыцарь.

Генрих оглядел суетившихся придворных и безнадежно вздохнул:

– Ладно, сам сделаю.

Вспомнив о том, кто перед ним, Гриффит сказал:

– Но королю не подобает служить простому рыцарю!

– Тогда мы никому об этом не скажем. – Поймав болтавшуюся цепь, Генрих закрепил ее, как следует, надвинул шлем и, повернув застежки, удовлетворенно оглядел дело рук своих. – Да, то время, когда был оруженосцем, не забывается. И полученные уроки тоже.

Проверив доспехи, Гриффит кивнул.

– Не мог же я допустить, чтобы мой самый доверенный советник отправился на битву безоружным, – заключил Генрих, опуская ему забрало. – Буду молиться, чтобы ты вернулся целым и невредимым.

Гриффит переждал, пока в ушах затихнет звон, и только тогда кивнул:

– Обещаю.

Он вскочил в седло боевого коня и галопом поскакал к Рэмпайр-Хиллу. Очутившись на поле битвы, Гриффит снова поднял забрало. В конце концов, что он сможет разглядеть, если приходится наблюдать за ходом сражения через узкую щель? Нет, он, конечно, не вступит в бой, черт бы все это побрал!

Общее сражение шло к концу. Кое-где разгорались поединки, и то тут, то там люди Генриха удерживали заложников мечами, приставленными к горлу. Вражеских знамен нигде не было видно.

– Сбежал или мертв, – пробормотал Гриффит, безошибочно определив ситуацию, и, заметив жаркую схватку у подножия холма, решил подъехать поближе – нет, не затем, чтобы вмешаться и ослушаться короля, просто разузнать все как можно подробнее.

Оказавшись в нескольких шагах, он услыхал визгливые вопли на галльском языке, сопровождаемые гортанным немецким и разъяренным голосом, ревевшим знакомые валлийские проклятия.

Пришпорив коня, Гриффит проверил оружие: копье, стальную булаву и двуручный меч. Двое валлийских воинов стояли на земле, спина к спине, отражая нападение более дюжины врагов, которые пока не решались броситься на них – как понял Гриффит, наемникам требовались доспехи валлийцев, целые и неповрежденные. Пока это единственное, что спасало его соотечественников. Но не только он заметил происходящее. Трое английских рыцарей галопом мчались к подножию холма. Только он поспеет первым.

Сквозь конский топот он услышал крик валлийца:

– Умри, негодяй! Сгори в…

Гриффит опустил копье и с ходу пронзил наемника, заметив при этом, что один из осажденных рыцарей пошатнулся. Бросив копье, Гриффит повернул коня и помчался обратно. Валлиец упал, и очередной наемник готовился нанести смертельный удар. Остальные приготовились отразить атаку Гриффита.

Подняв булаву, Гриффит сделал огромную вмятину в шлеме, размозжив череп врага, но удар боевым молотом сбил его с коня. Пока он медленно вставал, пошатываясь под тяжестью доспехов, подоспели английские рыцари и отвлекли внимание наемников. Гриффит выхватил из седла двуручный меч, чтобы встретить атаку обезумевшего ирландца. Кровь запела в его жилах: обнажив зубы в свирепой ухмылке, он использовал преимущества своего веса и роста, чтобы вколотить ирландца в землю. Он уже поднял меч, чтобы нанести смертельный удар, но немецкий боевой клич заставил его обернуться.

Немец оказался настоящим великаном, под стать Гриффиту, и настоящим воином, прекрасно владеющим мечом. Он проворно двигался и, очевидно, выходил из многих битв благодаря ловкости и силе. Он был идеальным соперником. Гриффит, не в силах сдержать улыбку, ощерился по-волчьи, лицо застыло в зловещей гримасе. После этой решающей победы немногие осмелятся оспаривать силу Генриха или его права на трон, а если таковые и найдутся, король своим торжеством скажет им, что больше не станет центром каждой междуусобицы, раздиравшей Англию. Поэтому Гриффит решил насладиться пылом битвы, извлечь каждую каплю восторга из драки, запаха пота, жары, стремления нападать и защищаться.