Предательство. Последние дни 2011 года - Сергей Царев

Однажды, когда Сергей был в доме, прибежал Валера и позвал со двора:

— Серега, в небе два военных самолета! Пошли на улицу.

Этих слов было достаточно, чтобы бросить все дела и слинять на улицу. Они бежали к Метехскому замку, где открывался не только прекрасный вид на реку Куру, но и раскрывалось огромное пространство неба. Два самолета в паре пролетали высоко над городом. Они не могли быть гражданскими самолетами — так близко и в одном направлении гражданские самолеты не летали. Безусловно, это были военные самолеты, возможно, бомбардировщики, и это внушало огромное уважение и гордость.

Позже Сергей видел гражданские самолеты, летал на них, но никогда не забывал чувство восторга за людей, сумевших поднять в небо тяжелые искусственные птицы из металла. И это чувство восторга всегда сопровождалось чувством доброй зависти и обиды, что он не причастен к полету самолетов.

Сергей Георгиевич стоял у двери и смотрел на звездное небо, по которому целеустремленно двигалась одна светящая точка — запоздавший ночной рейс одинокого самолета. Так сложилось в жизни Сергея Георгиевича, что он отказался от мечты своего детства. Ранняя любовь к самолетам изначально определила его пристрастие — авиация. Но единственная просьба отца не уезжать из Тбилиси перечеркнула мечту стать конструктором самолетов или космических кораблей. Выполнив просьбу, пришлось отказаться от поступления в Московский авиационный институт.

Физический факультет Тбилисского университета многое дал Сергею Георгиевичу, но любовь к самолетам и ракетам осталась символом жертвы по отношению к семье. Все, что касалось авиации, прочитывалось, анализировалось им. Завершающий 2011 год не принес ничего положительного, и, стоя у двери балкона в столь поздний час, Сергей Георгиевич вспоминал результаты российского авиапрома, опубликованные Министерством промышленности и торговли РФ. За год производство гражданских самолетов сократилось, за девять месяцев был произведен всего один среднемагистральный пассажирский самолет Ту-214, три ближнемагистральных пассажирских самолета Sukhoi Superjet 100, два ближнемагистральных пассажирских самолета Ан-148. Вся авиапромышленность нашей страны способна производить всего один гражданский самолет за полтора месяца. Обидно за страну, которая деградирует, уступая свои некогда престижные позиции. Авиастроение — это вершина технологического развития государства. Для сохранения промышленного и научного потенциала России необходимо возвращать утраченные позиции во всех сегментах авиарынка. Успехи военного авиастроения лишь усиливают оценки провала гражданского сектора, отечественный рынок которого оценивается в десятки и сотни миллиардов долларов.

А сколько громких слов было сказано, какие обещания давали министры и руководители. На апрельском заседании Совета безопасности президент Д. Медведев, пообещав влить в авиацию пять триллионов рублей до 2020 года, потребовал завоевать для России десять-пятнадцать процентов рынка гражданской авиации к началу следующего десятилетия. Для обеспечения действительно полноценного участия нашей страны на авиационном рынке необходимо, чтобы российские авиазаводы могли выпускать всю линейку самолетов — от региональных до широкофюзеляжных дальнемагистральных. Сегодня надо признать, что мы способны выпускать только ближнемагистральные Ан-148 и SSJ-100. Остальные программы практически свернуты из-за отсутствия заказчиков и низкой эффективности эксплуатации наших лайнеров.

О какой экономической эффективности можно говорить при поштучном выпуске самолетов? Но именно эффективность заставляет авиакомпании отказываться от отечественных самолетов и покупать или брать в лизинг иностранные. Государство должно не только выделять деньги, но четко контролировать всю программу мероприятий, используя и экономические формы поддержки в виде льготных кредитов, списания долгов и части кредитов.

Самолет затерялся среди звезд, Сергей Георгиевич напряженно всматривался, но не мог его найти. На сердце было уныло, тревожно и обидно. Сергей Георгиевич надеялся, что самолет найдет свою взлетно-посадочную полосу. Возможно, до Нового года он еще совершит не один полет, а вот взлета отечественного авиапрома не видать. И это опасно — Россия огромная страна, и транспортная недоступность регионов таит в себе угрозу территориальной целостности.

Понимают это власть и чиновники? Или кабинетные игры и личные интересы отодвигают все остальное, а мы вынуждены летать на старых самолетах, рискуя одновременно с ним завершить свою жизнь.

День третий

День третий, утро

Сергей Георгиевич проснулся рано, но не стал одеваться или включать телевизор, не желая кого-нибудь разбудить. Все еще спали. Главное — еще не проснулся внук. Он первым нарушал тишину в доме, устремляясь в спальню дедушки и бабушки. Это был сигнал к всеобщему подъему.

Мысль о незафиксированной в памяти части сна вновь овладела Сергеем Георгиевичем. Как автомобиль, выезжающий из густого тумана, когда начинаешь видеть только некое пятно, потом размытые контуры, забытая часть сна неожиданно стала проявляться, и с нарастающим ускорением все стертые в памяти детали быстро восстанавливались.

От памятника Жадности и Алчности шли два маленьких правителя. Они ехидно улыбались, поглядывая на людей.

— Наивные эти люди, живущие надеждой на справедливость, — сказал первый маленький правитель — ПМП.

— Я скажу точнее — они глупы. Пусть надеются, что мы добровольно откажемся от тех благ, которые приобрели, — согласился второй — ВМП.

— Я специально пришел к памятнику Жадности и Алчности. Что плохого в том, что я зарабатываю?

— Зависть! Зависть людей, не способных зарабатывать, — определил ВМП.

— Такова жизнь. Доходных мест на всех не хватает. Почему я должен отказаться от заработка?

ПМП хотел использовать слово «взятка» вместо «заработок», но воздержался — с ВМП он только познакомился, но чувствовал, что у них много общего. ПМП занимал более высокий пост, но в данной ситуации он не стал на этом делать акцент.

ВМП одобрительно кивнул и решил продолжить разговор:

— Говорят, что хотят объявить борьбу с коррупцией.

— Это первая кампания по борьбе с коррупцией? — с иронией спросил ПМП, на лице застыла язвительная усмешка. — Сколько себя помню, периодически объявляют смертельную борьбу с коррупцией, особенно с приходом нового большого правителя. Что-нибудь изменилось? Или коррупция умерла в этой борьбе? Не знаю, кто умер, но она продолжает счастливо процветать.

— Учитывая сегодняшнюю ситуацию, можно сказать, что она преуспевает.

— В том-то и дело, что вся эта борьба для обывателя, чтобы правильно голосовал, верил, что власть о нем думает и на его стороне. Видит его проблемы и их решает.

— А если проведут закон о борьбе с коррупцией? — с внутренним напряжением спросил ВМП. Этот вопрос явно его беспокоил.

— И что? Примут, пошумят. Одного-двух посадят. Потом все сойдет на нет.

— Не хотелось бы попасть в число пострадавших.

— Что делать? Это наш риск. Риск есть в любом деле, — назидательно сказал ПМП.

Они прошли мимо Сергея Георгиевича, не обращая никакого внимания на него, уж больно просто, в их представлении, он был одет. Это был человек не из их касты, человек из народа, далекий от них и презираемый ими.

— Власть — это мы! Большого правителя делаем мы, — решил изложить свою позицию ПМП. — Любое решение, если мы его не одобряем, не будет реализовано. Мы его похороним и утопим в коридорах, в кабинетах, в обсуждениях, в потоках информации о принимаемых мерах, в принятых планах и мероприятиях, которые вот-вот должны будут осуществляться. Власть, хоть мы об этом и не говорим, всегда принадлежит нам. Мы на разных уровнях формируем денежные потоки и направляем их туда.

ПМП пальцем указал на небо. ВМП согласно кивнул, он был доволен, что является участником этого процесса. Он поторопился высказать свою точку зрения:

— Мы создаем систему формирования, получения и передачи…

— Говорите откровенно, — предложил ПМП, — …взяток.

— Точно, — обрадовался ВМП, что ему нет необходимости подбирать слова. — Меня это слово не коробит. Пусть их будет больше и чаще. Я за свое место заплатил кому надо. Мне еще надо отработать свои бабки.

— А мне еще надо накопить. Тут как-то продавался дом в Венеции на Большом канале, не потянул, не хватило малости.