Бомаск - Роже Вайан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он дошел до берега Желины и долго бродил по набережной. Все его мысли вертелись вокруг великого события: "Пьеретта Амабль относится ко мне с уважением и не стесняется выразить его перед всеми своими товарищами. Напрасно я поддавался отчаянию. Красавчик совершенно справедливо боится, что он для неё только поденщик в любви, - так оно и есть. Эта женщина будет моей". Мало-помалу он взвинтил себя и пришел в то исступленное состояние, о котором мы знаем из его писем к Натали.
Около восьми часов вечера он сел за столик в кафе на площади нового города, именовавшейся площадью Франсуа Летурно: она находилась между зданием фабричной конторы и главными воротами фабрики. На площади уже натягивали парусиновые навесы и устанавливали фанерные стенды для передвижной выставки американских профсоюзов. Вокруг поставили защитную цепь охранников. Поодаль кучками стояли рабочие и смотрели на эти приготовления. Филипп заказал себе коньяку и принялся писать пространное письмо Натали, думая, что она ещё не уехала из Сестриера.
В половине девятого поблизости затрещал мотоцикл, Филипп поднял голову: Миньо с Пьереттой, сидевшей позади него на багажнике, медленно проследовали мимо цепи охранников, дважды объехали всю площадь и остановились около группы рабочих; Пьеретта им что-то сказала, а потом мотоцикл двинулся к мосту, перекинутому через Желину справа от здания конторы. Протарахтев по деревянному настилу моста, мотоцикл помчался через поле и скрылся из глаз. Но по усилившемуся реву мотора Филипп догадался, что мотоцикл поднимается по откосу, который выходил за городом прямо на Гренобльское шоссе.
Филиппа кольнуло, когда он увидел Пьеретту в столь близком соседстве с Миньо. Но он не придал этому большого значения. Было вполне естественно, что накануне боя два руководителя делают смотр своим войскам. Филипп заказал вторую рюмку коньяку и снова принялся за письмо.
К десяти часам он уже выпил шесть рюмок коньяку. Организм его не был так проспиртован, как у его сводной сестры, он не чувствовал томившей Натали потребности глотать водку с первой минуты пробуждения. Он мог прожить "всухую" весь день, не испытывая от этого особых неудобств. Но вот уже несколько недель, как положение изменилось: стоило ему выпить рюмку, его тянуло выпить вторую, а за ней третью и так далее до потери сознания.
В тот вечер, когда в кафе зашли Визиль и Красавчик, он ещё сохранял контроль над собой, за исключением непреодолимого желания пить рюмку за рюмкой.
Красавчик остановился на минутку около него, пожал ему руку.
- Пьеретта вернулась? - спросил Филипп.
- Собираешься ещё кого-нибудь разоблачить? - спросил смеясь Красавчик.
- Может, и собираюсь, - ответил Филипп и, похлопав ладонью по исписанным листочкам, лежавшим перед ним на столе, добавил: - Пытаюсь разгадать подлые замыслы АПТО.
- Если разгадаешь, - сказал Красавчик, - расскажи об этом Пьеретте завтра утром.
- А сегодня нельзя?
- Она поздно вернется, уехала в Турнье, будет выступать там на собрании рабочих.
Филипп покачал головой.
- Как же она ночью оттуда поедет? По такой дороге опасно на мотоцикле ехать - темно.
- Она в автомобиле поехала, Жаклар её повез в своей машине, - сказал Красавчик и, отойдя, сел за столик с Визилем.
"Значит, она солгала ему, - тотчас подумал Филипп. - Неужели он прав, ревнуя её к Миньо?"
Он попытался продолжить письмо к Натали, но не мог сосредоточиться. Да и все, что он написал, потеряло теперь всякий смысл. Воображение рисовало ему, как Пьеретта и Миньо несутся по шоссе. Ему вспомнилось, как один из его школьных товарищей, долговязый Рип, у которого был свой мотоцикл, рассказывал, будто толчки и тряска мотоцикла возбуждают женщин до безумия. "Они сами умоляют меня остановиться и готовы отдаться в придорожной канаве", - уверял Рип.
В другом углу кафе Визиль о чем-то шептался с Красавчиком. Потом схватил сифон с содовой водой, нажал клапан и пустил струю в пол. Красавчик расхохотался и хлопнул Визиля по плечу.
Филипп заказал ещё рюмку коньяку. А на листке письма к Натали он написал вдоль страницы:
"Да как же Пьеретта может целоваться с этим гнилозубым Миньо? Неужели ей не противны его зловонное дыхание, его нечистая кожа? У Красавчика по крайней мере хоть свежий цвет лица и губы как вишни. Но когда в женщине заговорит похоть, разве для неё имеет значение цвет лица?.."
Красавчик подозвал официантку и расплатился. Потом широким жестом протянул руку Визилю, как будто хотел сказать: "Согласен! Договорились, На жизнь и на смерть!" И опять захохотал.
"Дурак! - думал Филипп. - Где твоя Пьеретта? Отдается сейчас другому, взвизгивает, как сука".
Визиль ушел. Красавчик подсел к Филиппу.
- Выпей что-нибудь, - предложил Филипп.
Красавчик заказал стакан красного, а Филипп - ещё рюмку коньяку.
- Почему ты сейчас говорил о мотоцикле? - спросил Красавчик.
- А я думал, что Пьеретта поехала на мотоцикле с Миньо.
- Видишь, как можно ошибаться, - сказал Красавчик и умолк на мгновение. Потом сказал тихонько: - Я много передумал за последние дни. Неправ я перед Пьереттой. А все оттого, что очень уж тоскую по родине. Я уверен, что Пьеретта - честная женщина.
- Тебе лучше знать, - заметил Филипп.
Красавчик поглядел на стопку блюдечек из-под выпитых Филиппом рюмок коньяку.
- Пьешь ты много, - сказал он.
- А интересно, как она называет Миньо, - сказал Филипп, - Фредерик иди Фред? А может, "миленький"?
- Ты пьян, - сказал Красавчик, - пойдем я тебя доведу до дома.
- Смотри лучше за своей Пьереттой, а меня оставь в покое, - лепетал Филипп.
Красавчик молча взглянул на него, потом сказал задумчиво, как будто говоря сам с собой:
- Мерзко я вел себя с Пьереттой! И отчасти по твоей вине. Но я на тебя не сержусь. Ты о ней судишь по вашим женщинам, по тем дамам, каких ты видел в своей среде. Ты ничего не понимаешь в работницах.
- А ты ничего не понимаешь во француженках, - возразил Филипп и, наклонившись к Красавчику, забормотал: - Молодая женщина, француженка, красивая, умница, смелая и гордая, такая обаятельная, что в этой ужасной дыре ни одна бабенка ей в подметки не годится... Такая прелестная женщина, что даже мою мамашу она поразила, женщина, которая была бы на своем месте в любой гостиной... Да ведь ей стоит только пожелать выйти замуж, и от женихов отбоя не будет - и в Клюзо, и в других местах... А она с тобой сошлась. Как ты думаешь, почему она выбрала тебя?
Красавчик посмотрел ему прямо в глаза, Филипп отвел взгляд.
- Куда ты клонишь? - спросил Красавчик.
- Ты ведь и в политической работе помеха для нее, - продолжал Филипп. - Тебе не хуже моего известно, что в Клюзо не уважают женщину, которая связалась с макаронщиком.
Красавчик схватил его за плечо и прорычал:
- Vuota il sacco!
Потом, вспомнив французское выражение, крикнул:
- А ну выкладывай! Живо, живо! Выкладывай!
- От Клюзо всего два часа езды до Моданы, а там вашего брата очень даже хорошо знают... Недаром треть населения носит итальянские имена... Помнишь, что говорят о женщине, если она сойдется с итальянцем?.. "Ей, говорят, загорелось..." Понимаешь, что это значит? Твоей Пьеретте загорелось!
- Уходи, - сказал Красавчик, - а не то морду разобью.
Он схватил Филиппа за локоть и заставил подняться.
- Разбей-ка лучше морду тому, с кем она поехала, - прошипел Филипп прямо в лицо ему.
- Не верю тебе, - сказал Красавчик.
- Да ведь и часу ещё не прошло, как я их видел: проехали вдвоем на мотоцикле, будто влюбленные.
- Неправда!
- Миньо впереди, а она сзади. Ухватилась за него, ноги расставила...
- Когда?
- Часу не прошло. Прокатили по Гренобльскому шоссе. А там лесочек вдоль всей дороги.
Красавчик выпустил руку Филиппа, и тот тяжело рухнул на стул.
- Если ты лжешь, - сказал Красавчик, - я с тобой расправлюсь. Тебе уже никогда не придется разевать свою поганую пасть и говорить пакости.
- А ты подожди... Дождись, когда они вернутся, - ехидничал Филипп. Выведешь их на чистую воду... На чистую... на чистую... воду... Ха-ха-ха!
Он хихикал, и смешок его перемежался с икотой.
- А если ты не солгал, - сказал Красавчик, - я задушу эту женщину.
- Задушишь своего товарища? - спросил Филипп, подчеркивая слово "товарищ".
Красавчик плюнул на пол.
- Ты так и брызжешь злобой, - сказал он. - Не знаю, что ты замышляешь, но не хотел бы я быть на твоем месте. Мне бы казалось, что от меня смердит.
- Мы все смердим, - заплетающимся языком объявил Филипп. - Старый мир издох, превратился в падаль.
Красавчик секунду молча смотрел на Филиппа, потом отвернулся и вышел из кафе.
Вслед за ним ушел и Филипп и кое-как добрался до кабачка, стоявшего в стороне, у Лионской дороги, - он повадился проводить там вечера.
Наклонившись над стойкой, официантка налила ему коньяку, который он тотчас заказал. Она заметила, что Филипп заглядывает ей за вырез платья.
