Плач - Кристофер Сэнсом

– Не знаю.

Митчелл глотнул:

– Ожидаю, что теперь начнутся розыски Лимана.

– Решение остается за королевой и лордом Парром, – тихо сказал я, вставая. – А пока держите Годжера в строгом заключении – и никому не говорите.

С этими словами я поклонился и ушел.

Я вернулся в личные покои королевы. Лорд Уильям расхаживал туда-сюда, а его племянница по-прежнему сидела под своим балдахином, играя жемчужиной, некогда принадлежавшей Екатерине Говард. У ее ног лежал ее спаниель Риг.

Я рассказал им, что случилось с Лиманом и Годжером.

– Понятно, – мрачно проговорил лорд Парр. – Благодаря вам теперь мы знаем кто, но не знаем зачем. А из-за болвана Митчелла Лиман скрылся.

– Что касается «как» – думаю, для этого был нужен столяр, – сказал я. – Теперь мы знаем, что у Лимана были деньги, чтобы трясти ими перед людьми, и это важно. А что касается «зачем» – я начинаю задумываться, не целое ли сообщество радикалов может быть тут замешано, от Лимана до печатника Грининга. Но это возвращает нас к вопросу «зачем». Зачем им красть книгу?

– И прежде всего, откуда они узнали о ее существовании? – спросил старый лорд.

Королева вдруг склонилась, ее шелка зашуршали, и она заплакала, громко, мучительно зарыдала. Ее дядя подошел и положил руку ей на плечо.

– Кейт, Кейт, – проговорил он, утешая ее. – Мы должны сохранять спокойствие.

Ее Величество подняла лицо. Оно было испуганным, и слезы размазали белила по ее щекам. От такого ее вида у меня сжалось сердце.

– Сохранять спокойствие! – закричала она. – Как?! Когда кража уже привела к двум смертям! И кто бы ни украл мою книгу, похоже, что за ними стоял кто-то еще, и она сейчас у него! А все из-за моего греха гордыни – я не послушала совета архиепископа Кранмера и не уничтожила рукопись! Стенание, действительно стенание! – Она издала долгий прерывистый вздох, а потом обратила свое несчастное лицо к нам. – Знаете, что хуже всего для меня, написавшей книгу, побуждающую людей забыть мирские искушения и искать спасения души? Что даже теперь, когда погибли эти бедные люди, я думаю не о них, не об оказавшихся в опасности друзьях и семье, а о себе, которую сожгут, как Анну Эскью! Я представляю себя прикованной к столбу, слышу треск подожженного хвороста, чувствую запах дыма и ощущаю пламя. – Она повысила голос, и он теперь звучал безумно. – Я боюсь этого с весны! Когда король унизил Ризли, я подумала, что все кончилось, но теперь… – Она ударила себя в грудь кулаком. – Я так эгоистична, так эгоистична! Я, которая считала, что Господь наградил меня милосердием… – Королева уже кричала, и спаниель у ее ног тревожно заскулил.

Парр твердо взял ее за плечи и посмотрел в ее распухшее лицо.

– Держись, Кейт! Ты продержалась эти месяцы – так не расклеивайся сейчас! И не кричи. – Он кивнул в сторону двери. – Стражник может услышать.

Королева кивнула и сделала несколько долгих шумных вздохов. Постепенно она пришла в себя и уняла дрожь. Взглянув на меня, Екатерина попыталась улыбнуться сквозь слезы.

– Наверное, вы не думали увидеть вашу королеву в таком виде, Мэтью? – Она похлопала дядю по руке. – Ну вот, милорд. Все прошло. Я снова пришла в себя. Мне нужно умыться и велеть служанкам накрасить меня, прежде чем я снова выйду.

– Мне очень печально видеть вас в таком расстройстве, Ваше Величество, – тихо сказал я. – Но мне пришла в голову одна мысль. Лорд Парр, вы сказали Ее Величеству, что ее крики может услышать стражник?

Глаза королевы тревожно расширились, и Уильям похлопал ее по руке.

– Я преувеличил, чтобы ее успокоить. Эти двери толстые, специально, чтобы королева могла уединиться. Стражник может услышать громкий голос, но не слова.

– А что, если человек кричал? – сказал я. – Мужчина с громким низким голосом, голосом проповедника, привыкший, чтобы его слышали вдали?

Старик нахмурился:

– Никакой мужчина не осмелится прийти сюда и кричать на королеву.

Но Екатерина подалась вперед, широко раскрыв глаза и скомкав в ладони носовой платок.

– Архиепископ Кранмер, – проговорила она. – В тот вечер, когда мы спорили о «Стенании» и я возражала против его доводов, я кричала, и – да, он тоже кричал. – Королева судорожно глотнула. – Мы добрые друзья, мы обсуждали друг с другом вопросы веры много раз, и он очень боялся, что может случиться, если я сделаю «Стенание» достоянием публики. Сколько раз, наверное, он сам страшился костра за эти последние двенадцать лет? И он был прав, теперь я понимаю. – Она снова посмотрела на меня. – Да, если стражник мог разобрать слова кого-то из кричавших здесь, то это были слова архиепископа. Он говорил мне, что если я попытаюсь опубликовать «Стенание», гнев короля не будет иметь границ.

Лорд Парр сдвинул брови:

– Он не имел права…

– Вы сказали, это было в начале июня? – спросил я.

Королева кивнула:

– Да. – Она нахмурилась. – Кажется, пятого или шестого.

Я повернулся к ее дяде:

– Милорд, вы знаете часы вечерней смены?

– С четырех до полуночи.

– Было бы интересно выяснить, кто стоял на часах за дверью во время этого спора. У капитана Митчелла должно быть записано.

– Значит, когда мы спорили с архиепископом, за дверью мог стоять Лиман? – ужаснулась королева.

С тихим напряжением я продолжил:

– И мог узнать о существовании книги и задумать украсть ее. Если б сумел заполучить дубликат ключа. Дело лишь за этим. Милорд, давайте выясним, кто тогда стоял на часах. А потом нужно снова допросить столяра.

В тот вечер на часах стоял Лиман – начальник стражи подтвердил это. Можно было почти наверняка сказать, что, подслушав Кранмера, он узнал о существовании «Стенания», после чего составил план и стал ждать – и подкупать. Интересно, на какие деньги? Я был уверен, что этот человек действовал не один.

Мы оставили капитана в смятении и на меньшей из двух барж королевы отправились в замок Бэйнардс. Гребцы в королевских ливреях быстро гребли вниз по Темзе, а герольд с тубой сигналил всем на пути, чтобы нам освободили дорогу. К королеве вызвали Мэри Оделл, чтобы она привела ее в порядок в личных покоях и Екатерине можно было снова показаться на людях.

Мы с лордом Парром сидели под навесом друг напротив друга. На солнце был виден действительный возраст Уильяма, его бледная морщинистая кожа и усталые глаза. Я отважился спросить:

– А что, милорд, Ее Величество часто бывает… такая?

Старый лорд на мгновение взглянул мне в глаза, а потом подался вперед и тихо сказал:

– Несколько раз за последние месяцы. Вы не представляете, какое хладнокровие и самообладание от нее требуется. Это самообладание всегда было сильной чертой моей племянницы. Но под ним она женщина сильных чувств, и ее чувства становятся сильнее по мере того, как укрепляется ее вера. А с весны – допросы ее приближенных, преследования, страх, что король может отвернуться от нее… Да, раньше случалось, что она не выдерживала. Предо мною, Мэри Оделл, своими сестрами. Ей повезло, что у нее есть на кого положиться. – Уильям замолчал и жестко посмотрел на меня.