Воспоминания о Рамане Махарши. Встречи, приводящие к трансформации - Дэвид Годман

Не желая, чтобы ноги Бхагавана касались плевка, я попытался остановить его: «Почему Бхагаван делает это? Я это сделаю».

Бхагаван проигнорировал мое предложение. «В чем разница между «ты» и «я»? – спросил он. – Многие брахманы ходят по этой тропинке в патасалу. Если они увидят [жеваный бетель] на тропинке, они очень возмутятся. Я закапываю его, чтобы не ранить их чувства».

Некоторые работники кухни, боявшиеся говорить с Бхагаваном напрямую, иногда обращались ко мне как к посреднику. «Шеф-повар» Шантамма однажды попросила меня передать Бхагавану сообщение. Она очень ослабела из-за того, что много часов работала на кухне.

«Ты всегда разговариваешь с Бхагаваном, – сказала она. – Скажи ему, пожалуйста, что у меня из-за тяжелой работы боли во всем теле. Спроси его, что мне делать»[165].

Когда я передал ее слова Бхагавану, он не выразил особого сочувствия.

«Она работает ради своего эго. У нее есть это чувство: „Я делаю всю эту работу. Я отвечаю за всё на кухне“. Она старается показать людям, что делает всю работу, и пытается таким образом снискать добрую славу. Она жалуется, чтобы люди знали, как тяжело она работает. Скажи ей, чтобы она работала поменьше. Скажи, чтобы она просто руководила работой других женщин. На кухне достаточно людей, чтобы делать всю тяжелую работу. Ей необязательно рисоваться таким образом. Если она последует моим советам, ее боли пройдут».

Затем, не дав мне возможности передать ей эти слова, Бхагаван сам отправился на кухню и сказал ей: «С этого момента ты должна только руководить другими женщинами. Пусть они делают всю тяжелую работу».

Был один человек по имени Натеша Айер, который тоже в то время работал на кухне. Это был очень скромный человек, почти не проявлявший собственной воли.

Поварихи пользовались этим и безжалостно нагружали его работой. Что ему ни поручали, он всё охотно выполнял и не жаловался, даже несмотря на сильную усталость. Когда женщины поняли, что он уступчивый и безропотный человек, они стали поручать ему всю тяжелую работу.

Через некоторое время, когда его самочувствие ухудшилось, он подошел ко мне и сказал: «Женщины выжимают меня, как лимон. Пожалуйста, расскажи Бхагавану об этом. Скажи, что у меня все тело болит из-за этой работы. Ты часто разговариваешь с ним, можешь как-нибудь упомянуть об этом».

На этот раз Бхагаван ничего не сказал. Я не знаю, почему он не вмешался открыто, поговорив с Натешей Айером и облегчив его труд, но это было очень типично для него – поступать в двух очень похожих случаях совершенно по-разному. Бхагаван всегда реагировал на состояние души человека, а не на обстоятельства, в которых тот оказался. Если бы от меня требовалось высказать предположение насчет этого конкретного случая, я сказал бы, что, ценя смирение превыше всех добродетелей, он мог решить, что Натеше Айеру полезно продолжать смиренно сносить плохое обращение.

Во время празднования джаянти невозможно было накормить тысячи посетителей одновременно. В столовой кормили в несколько смен, и Бхагаван всегда ел вместе с первой группой гостей. Когда первая смена заканчивалась, Бхагаван уходил ненадолго прогуляться по горе, а потом возвращался в старый холл. Примерно с полудня до 14.30 Бхагаван сидел в холле один. На это время двери запирались, чтобы гости не пришли к нему целой толпой. Традицией ашрама было накормить каждого, кто приходил на джаянти, поэтому в такие дни там всегда были огромные неуправляемые толпы людей, и с этим приходилось считаться. Многие приходили только ради бесплатного обеда. Когда все гости были накормлены и толпа расходилась, Бхагаван снова начинал даршан.

Из-за огромного количества людей, желавших увидеть его, он не мог давать даршан, сидя на своем обычном месте, в углу холла. Поэтому помощники переносили его диван прямо в дверной проем. Гости и преданные подходили к дверям, получали даршан и отходили.

Однажды на джаянти прямо перед обедом Бхагаван услышал, как Чиннасвами громко кричит: «Парадеши (санньясины) не допускаются в первую группу!»

Бхагаван, направлявшийся в столовую, повернул назад и пошел в старый холл. Очевидно, он причислял себя к парадеши и решил, что ему нельзя в столовую. Из-за этого возникла большая проблема, так как давняя традиция гласила, что никто не должен начинать есть, пока не приступит к еде Бхагаван. Чиннасвами вошел в холл, извинился за свое распоряжение, вносящее дискриминацию, и попросил Бхагавана прийти и поесть в первую смену. Подошли еще несколько старых преданных и присоединились к этой просьбе. Бхагаван ответил, что не будет есть, пока всем парадеши не разрешат есть вместе с ним. Чиннасвами охотно принял это условие, поскольку иначе невозможно было начать кормление тысяч людей – для этого Бхагаван должен был занять свое место в столовой.

Когда Бхагаван давал даршан на джаянти, он обычно отказывался разговаривать с помощниками и преданными, так как не хотел, чтобы все эти новые посетители подумали, что они обязательно должны поговорить с ним. Большую часть дня он сидел на своем диване, как изваяние. Его глаза были открыты, но взгляд не сфокусирован. Он был так неподвижен, что даже его грудь и живот, которые у всех людей немного поднимаются и опускаются во время вдохов и выдохов, не двигались. Многие преданные (включая меня) чувствовали, что в дни джаянти он больше обычного излучал Силу и Милость. Все мы очень остро чувствовали Силу Бхагавана, когда он сидел неподвижно в состоянии, похожем на самадхи.

Натеша Айер

Натеша Айер, которого упомянул Аннамалай Свами, впервые встретился с Бхагаваном, совершив паломничество к Аруначале из Чидамбарама в 1922 г. В начале 1930-х гг. он переехал в Тируваннамалай и стал работать поваром в местом чолтри. Позже он работал в храме Аруначалешвары. Все это время он каждый день приходил в Раманашрам, чтобы получить даршан Бхагавана и петь Веды вместе с другими.

Натеша Айер не оставил письменных свидетельств о жизни с Бхагаваном, но мне удалось собрать информацию о тех годах, что он провел в Раманашраме, у преданных, которые хорошо его знали.

Свами Раманананда: Я впервые узнал о Натеше Айере в 1959 г., вскоре после того, как первый раз приехал в ашрам. Меня поразил этот тихий, скромный человек, казавшийся абсолютно самодостаточным. Я видел, как он служит на кухне и в столовой – всегда с улыбкой, – но он очень мало разговаривал с другими преданными и, казалось, не интересовался делами ашрама. Служение другим преданным в столовой составляло весь его мир.