Закон землеройки - Александр Косарев

Глава 34. Утрата маузера и обретение перстня

Заигравшись, не сразу и заметил, что наш железный конь сперва сбавил скорость, а потом и вовсе остановился. Подняв глаза, увидел растянувшуюся во всю ширь шоссе и двигавшуюся нам навстречу толпу из не менее полусотни человек, размахивающих остроконечными флагами. Поначалу решил, что это очередная новомодная процессия во имя сплочения нации или еще чего-нибудь, но вдруг заметил в первых рядах типа, не так давно охаживавшего мои бока дубиной у старого колодца.

– Задний ход, Таня! Срочно! – выпалил мой рот прежде, чем мозги успели оценить ситуацию.

– Нет у меня заднего хода, придется разворачиваться, – нервно огрызнулась девушка, но самообладания при этом не потеряла: энергично вывернув руль влево, включила первую передачу и вдарила по газам.

Толпа будто только этого и ждала: злобно набычившись, бросилась следом. И тогда я, совершенно не думая о последствиях, вскочил, ухватился одной рукой за ветрозащитное стекло коляски, а вторую – с пистолетом – направил на явно недружелюбно настроенных граждан. Ладонь мигом вспотела, но тут развевавшийся на легком ветерке платок Татьяны очень некстати укрыл мое грозное оружие от глаз догонявших нас свирепых мужиков, и я непроизвольно надавил на спуск. Пролежавшие несколько десятилетий в сундуке патроны не подвели: оглушительный выстрел заставил толпу на какое-то время замереть в нерешительности.

Но вскоре один из первых очухавшихся проорал:

– Брось оружие! От нас не сбежишь!

– Подходи ближе, не стесняйся! – крикнул я в ответ. – Так и быть, устрою тебе вместо вечной жизни вечную память!

В этот момент меня сильно качнуло, и второй выстрел прогремел сам собой, без всякого моего на то желания. Однако выяснять, попал я в кого-нибудь или нет, было недосуг, ибо наш отчаянно ревущий железный зверь вдруг снова затормозил. Причем так резко, что я едва не вылетел из коляски. Причиной столь опасного маневра послужил появившийся перед нами невесть откуда тупорылый грузовик, и я с трудом сдержался, чтобы не выпустить в него всю обойму.

Из всей нашей команды лишь Татьяне все еще удавалось сохранять некоторое душевное равновесие. Умудрившись проскочить между грузовиком и обочиной, она на ходу крикнула нам со Славиком, чтоб держались крепче, и круто свернула вправо. Толчок, удар, и вот уже мы, прыгая по кочкам, неслись по добросовестно вспаханному полю. Улучив момент, я оглянулся: проклятый КамАЗ, сопровождаемый разъяренной толпой, мчался за нами.

Поскольку по мощности и проходимости преимущество было на стороне грузовика, дистанция между нами начала быстро сокращаться. Поняв, что гонки по полю закончатся отнюдь не в нашу пользу, я стал лихорадочно искать выход из положения. «Погоня наверняка ведется только за мной, – напросился в голову резонный вывод, – поэтому надо каким-то образом обезопасить ребят, ведь они ни в чем не виноваты… Значит, нужно прыгать! Заодно избавлю мотоцикл от лишних восьмидесяти килограммов, и Татьяна получит тем самым шанс увеличить скорость. А если повезет, и преследователей с толку собью: пусть потом размышляют, куда я подался. Сам же попробую укрыться в лесополосе, что тянется вдоль поля…»

Возможно, план мой и впрямь был хорош, однако я не учел, что земля, даже будучи хорошо вспаханной, все равно остается землей, а не пуховой подушкой. Поэтому, на ходу выпрыгнув из коляски подобно заправскому ковбою, грохнулся спиной оземь так, что от удара аж воздух застрял в трахее. И пока я судорожно, по-рыбьи разевал рот, водитель грузовика успел разгадать мой маневр: развернулся и двинул свою махину прямо на меня. Следом, потрясая кулаками и насыщая воздух проклятьями в мой адрес, мчалась толпа одержимых потомков гетмана Скоропадского.

Решив избавиться хотя бы от одной напасти, я восстановил дыхание, подобрал с земли выпавший при падении маузер и прицелился в крутившееся уже метрах в двадцати от меня колесо грузовика.

Колесо окуталось пыльным смерчем лишь после третьего выстрела. Вслед за этим машина осела набок, и успевший опостылеть звук двигателя наконец заглох. Злорадно порадовавшись данному обстоятельству, я бросился к спасительной лесополосе, но успел сделать не более пяти размашистых прыжков: неожиданный удар по затылку погрузил меня в непроницаемую мглу…

…Когда пришел в себя, ощутил, что меня куда-то волокут за ноги, а голова, точно расстроенное пианино, бренчит по кочкам. Говорить не мог, смысла звучавшего рядом разговора не понимал. Уловил лишь интонации, напомнившие мне команды старшины на армейском плацу. И я охотно уплыл в далекое безусое прошлое, когда самым ужасным наказанием считал получение наряда вне очереди…

Очнувшись вторично, осознал, что меня по-прежнему куда-то волокут, но уже под руки: по кочкам бренчали теперь пятки. Облегчения от перемещения моего тела в привычно-правильное положение отчего-то не чувствовалось: в глазах было темно, в ушах голосили шарманки…

– Как он, живой? – донесся до меня смутно знакомый голос, когда шарманки чуть стихли. – Воды принесите, живо!

Шаги. Хлопнувшая дверь. Снова шаги. Грубый толчок в колено.

– Поласковей нельзя? – на удивление отчетливо выговорил я.

– Надо же, опять живой! – оптимистично воскликнул тот же голос. – Везуч однако… – Разлепив веки, я увидел перед собой улыбавшегося во весь рот подполковника Лукавца. – Ну и славненько, а то уж я переживать начал по поводу вашей безвременной кончины.

– А я ваш маузер потерял, – зачем-то доложил ему я.

– Правильнее будет сказать не «ваш», а «свой», и не «потерял», а «обронил на месте преступления», – посуровел голос Лукавца. – Что подтверждается вашими отпечатками пальцев и на ствольной коробке, и на магазине маузера. Кроме того, на местном автомобиле КамАЗ обнаружены две пробоины от пуль калибра 9 миллиметров, выпущенных именно из этого оружия: одна зафиксирована в скате правого переднего колеса, вторая – в дверце кабины. Так что помимо взыскания материального ущерба вам могут быть предъявлены претензии сразу по трем статьям Уголовного кодекса. А это, если навскидку, от семи до пятнадцати лет строгого режима…

– За что? – вяло трепыхнулся я. – Это была чистой воды самооборона! К тому же вряд ли я кого-нибудь подстрелил – снайпер из меня аховый…

– Если б подстрелили, ехали бы уже сейчас в область с надлежащей охраной.

– От охраны, кстати, не отказываюсь. Более того, прошу ее мне предоставить. В общем, если не прикроете меня парой автоматчиков, я и суток в вашем городе больше не протяну. А обеспечите безопасность, вам же спокойней будет, поверьте.

Подполковника словно пружиной подбросило.

– А разве я не предлагал вам в свое время уехать?! – злобно прошипел он, перегнувшись ко мне через стол. – Так нет, вы же отказались тогда! Вы ж, москвичи, и сами с усами! А теперь помощи просите? Не выйдет! К тому же сейчас кое-какие высокие должностные лица, напротив, требуют вас далеко не отпускать. Почему, кстати? С чего бы это, интересно, им ваша судьба небезразлична вдруг стала? Есть какие-нибудь соображения на этот счет?

– Видимо, – слегка растерялся я от его напора, – с недавних пор я стал представлять для кого-то в городе потенциальную опасность. Возможно также, что у меня просто хотят узнать что-то, но так, чтобы я и сам не догадался, что именно.

– Найденный вами перстень может иметь к этому отношение? – продолжал допытываться Лукавец. – Только овечку бедную из себя не стройте! Вся вакханалия в городе началась как раз после вашего приезда!

– Нет, раньше, – слабо возразил я, – лет этак пятьсот-шестьсот назад. Но что-то мне стало пока не до разговоров, честное сло… – Не договорив, я вдруг обмяк и начал, подобно киселю, стекать со стула.

Упасть мне не позволили: перед тем как в очередной раз потерять сознание, я почувствовал чьи-то подхватившие меня с двух сторон сильные руки.

…Из состояния забытья я выбрался так же внезапно, как и провалился в него. Осмотревшись, понял, что нахожусь в камере предварительного заключения, но лежу на сей раз не на голых досках, а на куцем матрасике. Какое-то время провел недвижно, вспоминая, как и почему сюда попал. Потом услышал за дверью чьи-то возбужденные голоса, сполз с нар и поковылял на звук, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Предосторожность, впрочем, оказалась излишней: страсти по ту сторону двери кипели столь нешуточные, что услышать издаваемые в моей келье шорохи было бы нереально. Вертикальное положение давалось мне с трудом, поэтому я подтянул к двери матрасик, улегся на него и приник к щели между дверью и порогом.

Разговор на повышенных тонах происходил, к сожалению, не непосредственно в коридоре, а где-то за углом, поэтому самих говоривших я не видел и многие их фразы до моих ушей не долетали. Однако и без того было понятно, что один из собеседников что-то требует, а второй не менее решительно ему отказывает, причем оба отнюдь не скупятся на «изысканные» выражения. Перепалка продолжалась около пяти минут, и закончилась примерно таким диалогом: «Я тебя последний раз предупреждаю!» – «Да вы уже задолбали меня своими бреднями!» – «А тебе что, собственной головы не жалко?» – «Передайте ей, пусть она в ж… идет со своими предсказаниями!» – «Не выпустишь этого придурка – пожалеешь!» – «Да пошли бы вы все!..».