Проклятая усадьба - Николай Леонов

– Неприятная штука.

– Да, весьма. Никто не захотел наслаждаться обонянием, и минут через десять все было тихо и спокойно.

– Вы обнаружили тело только тогда? Когда пространство перед стадионом опустело?

– Да. Во время операции каждый был занят своим делом и не особенно наблюдал за другими. А Сергей к тому же и находился как-то на отшибе. Никого рядом с ним не было.

– То есть сам момент его смерти или, скажем, падения остался незамеченным?

– Выходит, что так.

– Возле стадиона находятся парк и автостоянка. С какой стороны находился Сергей? Ближе к стоянке?

– Нет, ближе к парку. Его и нашли там.

– Как лежало тело?

– Обычно лежало, – по-видимому, затрудняясь с ответом на этот не совсем понятный ему вопрос, сказал Трегубов. – Как вот люди лежат, когда спят, например. Так и лежало.

– На спине или на боку? – уточнил Гуров.

– На спине. Ноги вместе, руки по швам. Стеклянными глазами в небо смотрит. И дырка во лбу.

Трегубов замолчал, уставившись в пространство, и Гуров понял, что вопросы о том, мог ли сделать это кто-нибудь из своих, здесь действительно неуместны. Было совершенно очевидно, что командир искренне переживает за своего безвременно погибшего бойца и наверняка сам не отказался бы узнать о причинах его загадочной смерти.

– Как вы получили вызов? – спросил полковник.

– Что? – как будто только что проснувшись, откликнулся Трегубов.

– Вызов на стадион. Кто вам передал его?

– Вызов? Да как обычно, дежурный. Он передал.

– Это не тот, что сейчас находится здесь?

– Нет. Они по суткам. Толик заступит сегодня вечером.

– У вас есть какие-то предположения о том, кто мог стрелять в Кравцова?

– Ни малейших! – с чувством выдохнул Трегубов, и сразу стало ясно, что это – чистая правда.

– Какие у него были отношения с товарищами? Случались ли размолвки, трения? Вообще, что он был за человек?

– Да нормальный он был человек! – с какой-то даже досадой проговорил Трегубов. – И не было у него никаких трений. Ни с товарищами, ни со мной. У меня вообще отличная команда, ребята – один к одному. И Серега такой же был. Работа эта, сами понимаете, специфичная. Бывает, что и по морде получишь, бывает, что и самому ответить нужно. Так вот, могу вам сказать, что мои друг за дружку никогда не прячутся. Если надо – в самое пекло лезут, не ждут, что другой дядя за них сделает. А если получить случится – не хнычут, не жалуются. По-мужски себя ведут. В общем, ребята у меня – золото, а не ребята. И Серега такой же был. И кому это и чем мог он помешать, я понятия не имею. Так что извините, ничем не могу вам помочь.

– То есть с товарищами и с вами у Сергея были ровные, спокойные отношения? Без конфликтов? Я правильно понял? – размеренно говорил Гуров, пытаясь интонацией утихомирить вновь начавшего волноваться Трегубова.

– Правильно, – ответил тот.

– А вы не замечали, может быть, кому-то из ребят он доверял больше, чем другим? Может быть, есть кто-то, с кем он общался по-дружески, а не только как с коллегой по работе?

– Хм, – слегка задумался Трегубов. – Не знаю. Может быть, Игорек? Да, кажется, они активно общались. Вот как раз, как вы сказали, по-дружески. У них там какие-то общие интересы были. То ли в одну и ту же «качалку» ходили, то ли еще что-то в этом роде. Общее хобби.

– Могу я поговорить с ним, с этим Игорем?

Трегубов ответил не сразу. Окинув внимательным и каким-то испытывающим взглядом Гурова, он какое-то время думал и наконец произнес:

– Ладно, хорошо. Сейчас пришлю его.

Трегубов вышел, и, оставшись один, Гуров предался размышлениям. Он думал о том, что, несмотря на все превосходные характеристики, которые давал его собеседник своим «золотым» ребятам, он явно опасался, чтобы, оставшись без присмотра, кто-нибудь из них не сболтнул чего не надо. Вопрос был в том, имеет ли место здесь обычное беспокойство начальника, опасающегося сомнительных провокаций в отношении своих сотрудников, или за этим скрывается нечто большее.

Огнестрельное оружие было только у спецназовцев, и Трегубов, конечно же, очень хорошо понимал, что любого из его бойцов, да и его самого, проще простого заподозрить в причастности к этому роковому выстрелу. Такая перспектива любого заставила бы волноваться, и Гуров готов был признать, что в сложившихся обстоятельствах Трегубов ведет себя вполне адекватно и вообще очень неплохо держится.

– Здравствуйте.

Дверь приоткрылась, и в ней возник худенький остроносый юноша, на котором брутальная униформа смотрелась как мешок на вешалке.

– Олег сказал, что вы хотите поговорить со мной?

– Вы – Игорь?

– Да, это я.

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Внимательно оглядывая своего нового собеседника, Гуров отмечал про себя поразительное несоответствие этого человека и того смысла, который обычно вкладывают в слово «качалка».

– Вы давно в группе? – поинтересовался полковник, больше желая получить ответ на собственные недоумения, чем накопить информацию по делу.

– Около года, – ответил парень.

– И как работа? Нравится?

– Да. Иногда, правда, приходится туговато. Но пока я справляюсь. Вы это к тому, что такой «хлюпик»? – улыбнувшись, добавил парень, перехватив взгляд Гурова и, по-видимому, догадавшись, о чем тот сейчас думал.

– Да нет, почему, – слегка смутившись, ответил тот.

– Не волнуйтесь, я уже привык, – с той же добродушной улыбкой продолжил Игорь. – Некоторые прямо в глаза смеются. Что это, говорят, за спецназовец – соплей перешибешь.

– Но ты не обижаешься? – запросто обратился к нему Гуров, посчитав, что контакт уже установлен и церемонии ни к чему.

– Нет, конечно. Они ведь не знают, зачем на них обижаться. Я занимаюсь айкидо. Это совсем особый вид боевого искусства, и здесь неважно, какие у человека физические параметры. Масса тела, рост и прочее – все это второстепенно. Меня не хотели брать, когда я пришел сюда. Но я продемонстрировал несколько приемов, и все вопросы сразу отпали. Даже восхищались некоторые. Хотя сначала смотрели пренебрежительно.

– И это искусство, оно пригодилось тебе здесь?

– Да, очень. Как раз именно здесь. Ведь почти всегда получается так, что ты один взаимодействуешь с целой группой, а это как раз одно из направлений, в котором айкидо предлагает очень четкие и эффективные приемы. Кроме того, в контактах мы практически никогда не используем оружие, и здесь мне тоже помогают эти знания. Даже в серьезных потасовках у меня очень редко бывают травмы.

– Занятно, – с новым интересом оглядывая щуплого парня, проговорил Гуров. – То есть ты здесь – на своем месте?

– Надеюсь, что да. Техники айкидо очень помогают в такой работе. Я и ребят пытался агитировать заниматься.

– И как, удалось?

– Как вам сказать? Приемы выглядят эффектно, показываешь – всем нравится. Но когда узнают, сколько для этого нужно тренироваться, сколько требуется терпения и труда, энтузиазм часто угасает. А вот Сережа – он не бросил. Стал заниматься, и хорошо у него получалось, был уже прогресс. И вдруг такое.

Лицо Игоря погрустнело, и он замолчал.

– Это стало большой неожиданностью для всех? – осторожно спросил Гуров.

– Да, очень. Очень большой неожиданностью, – взволнованно заговорил парень. – Ведь это – выстрел. Прицельный выстрел в голову. Точно посередине. Профессиональная работа. Такое не бывает случайностью.

Игорь быстро и отрывисто произносил фразы, и, все внимательнее вглядываясь в его лицо, Гуров думал о том, как порой обманчива бывает внешность. Своего собеседника он явно недооценил.

– Если я правильно понял, вы с Сергеем общались не только на работе, – сказал Гуров. – У вас были общие интересы, с тобой он контактировал теснее, чем с другими ребятами. Постарайся припомнить – может быть, невзначай, в разговоре или по какому-то поводу, – не говорил ли он тебе о чем-то необычном, настораживающем? О чем-то, что его, например, беспокоило или даже, может быть, пугало.

Некоторое время Игорь молчал, задумчиво глядя в пространство, и по выражению его лица Гуров догадывался, что он скорее размышлял, чем припоминал.

– Да, он говорил, – произнес наконец Игорь, бросив на Гурова умный, проницательный взгляд. – Он говорил, что у него есть какая-то информация, изумительная и невероятная, и что он должен обязательно ее проверить.

– Что за информация? – быстро спросил Гуров.

– Не знаю, он не говорил. Говорил просто – информация. Это слово.

– А ты не спрашивал, о чем идет речь, не пытался уточнить?

– Я пытался, но он не отвечал. Говорил, что пока не может сказать, потому что здесь может быть ошибка. А если это не ошибка, то ему придется обращаться «на самый верх», и, возможно, он даже получит поощрение. Может быть, даже повышение. Или прибавят зарплату. Так он говорил.