Японские народные сказки - Коллектив авторов

Случилось так, что он простудился и дня два-три не работал. Оправившись от болезни, взял он, как обычно, свой топор и отправился в горы обтесывать деревья. Работал старик на скале, нависшей над речным берегом. Внизу был глухой омут. Стоя на поваленном дереве, взмахнул старик топором. Но топорище усохло за те дни, что он не работал, и топор плохо сидел в своем гнезде. Сорвался он и полетел в воду.

Где же своими силами достать топор со дна глубокого омута? Упал духом старик. Одно осталось — просить помощи у бога воды.

— Прошу тебя, достань мой топор! — стал горячо молить старик.

Вдруг поднялся над омутом водяной столб. Вышел из него бог и принес топор на жертвенной подставке.

— Я отдаю тебе топор в ответ на твои мольбы, — молвил бог воды.

— О, спасибо от всего сердца!

Старик взял топор, но что это? Он так и сверкает на солнце, слепит глаза.

Изумился старик:

— Это не мой, возьми его обратно, а мне принеси мой топор, — и вернул богу речных вод его дар.

Скоро бог появился вновь из омута и принес на подставке другой топор:

— Ну, а этот твой или нет?

Взял старик в руки, посмотрел — это его собственный, железный. Очень он обрадовался:

— Тот самый! Теперь я снова смогу работать. Великая тебе благодарность!

Но бог воды сказал ему:

— Ты честный человек, вот тебе награда, — и отдал оба топора: золотой и железный.

Радостный, принес старик домой к себе золотой топор, показал своей старухе и главному артельщику.

— Такой топор стоит пятьсот рё, а может, тысячу, — сказал главный артельщик. — Это редкостное счастье. Надо устроить празднество во славу бога воды.

Вся деревня вскладчину купила вина и закусок, был устроен богатый пир. Золотой топор стал семейным сокровищем в доме доброго деда.

Злой дед исполнился черной зависти: «Соседу моему, дураку, ни за что ни про что счастье привалило! Добуду и я себе золотой топор!»

Пошел он в горы на то самое место, где работал добрый старик. Но топор крепко сидел на топорище. Тогда обуглил злой старик топорище на огне и как взмахнет! Топор сорвался и угодил в омут.

Злой старик начал просить:

— Милостивый бог воды, верни мне мой топор!

Опять, как уже было прежде, поднялся водяной столб и появился из него бог с золотым топором на жертвенной подставке:

— Вот я принес тебе твой топор.

Злой старик невзвидел света от радости:

— Спасибо тебе! — и поспешил схватить золотой топор.

Но бог воды сказал ему:

— Ты — нечестный человек. Не получишь от меня топора.

Взял золотой топор и скрылся в омуте.

Пришлось злому старику вернуться домой с пустыми руками. А тем временем его старуха сказала себе:

— Мой дед уж, наверное, принесет золотой топор. Надо устроить праздник.

Купила она в лавке вина и закусок для всей деревни. Но злой старик не принес ничего. Лавочнику задолжали большие деньги, и вдобавок топор пропал — нечем стало работать.

С тех пор добрый старик начал богатеть, а у злого старика дела пошли под гору, пока он вконец не обнищал.

72. Отчего у обезьяны короткий хвост?

В старину, в старину, глубокую старину у обезьяны был хвост длиной в тридцать три хиро. А теперь он совсем коротенький, и случилось это из-за плутовства медведя.

Однажды обезьяна наведалась в гости к медведю и спросила у него совета, как бы побольше рыбы в реке наловить. Медведь и стал ее учить:

— Теперь ночи стоят холодные, ты сядь на скалу над рекой и спусти в воду свой длинный хвост. Уж, наверно, к нему прицепится много всяких рыбешек.

Обрадовалась обезьяна. Села вечером на скалу и ждет-поджидает. Ночью холод стал сильнее, а хвост все тяжелел — вода-то замерзла. «Ну, с меня довольно, — подумала обезьяна. — Видно, улов большой, а я уже до костей продрогла. Пойду-ка домой». Хотела хвост вытащить, но не тут-то было. Испугалась обезьяна, завопила, давай тащить хвост что было силы! Он и оторвался.

С тех пор, сказывают люди, у обезьяны короткий хвост и морда от натуги красная. Уж очень сильно она рвалась.

73. Как воробей врага сразил

В старину это случилось, в старину.

Был в кухне у одного богача водосток. Проливалась вода на земляной пол, вот и выросли в углу дома три камышинки. А посреди камышинок поселилась чета воробьев. Целые дни чирикает воробей — цурун-цурун-цурун!

А воробьиха яички снесла, три хорошеньких яичка, и стала их бережно высиживать. Еще громче зачирикал воробей — цурунтён-цурунтён-цурунтён!

Однажды из глубины гор прибежала обезьяна:

— Воробей, а воробей! Я к тебе в гости пришла.

Начала она яичками любоваться. И вдруг говорит:

— Воробей, воробей, дай мне одно яичко!

— Но ведь их всего три! Нет, обезьяна, не дам я тебе ни одного.

— А не дашь, берегись! Вот стемнеет, устрою я ночное нападение и побоище. Съем яички с тобой, воробьем, вместе.

Испугался воробей:

— Коли так, делать нечего, дам тебе одно яичко.

Дал он обезьяне яичко, а она его — хруп! — разбила и сожрала. И опять клянчит:

— Воробей, воробей, дай мне еще одно яичко!

— Что ты, обезьяна! Было у нас три, а ты взяла одно. Погубила мое милое дитя. Возьмешь еще яичко, останется только одно-единственное. Не отдам, не отдам!

— А не дашь, я ночью устрою побоище. Сожру тебя с потрохами, воробьишко! — злобно закричала обезьяна.

— Что же делать! Спину на живот не сменяешь. Видно, так тому и быть. Бери!

Отдал воробей второе яичко. Обезьяна разбила его — хруп! — и сожрала.

— Воробей, а воробей! До чего вкусные яички! Мне еще хочется, дай еще одно, да побыстрей! — неотвязно пристает обезьяна.

Совсем опечалился воробей:

— Ведь всего три яичка было! Два ты уже съела. Отдам последнее яичко, ничего у нас не останется. Нет, не согласен я! Не отдам.

— Ого! Ну ладно же, уйду, но только настанет ночь, держись тогда, устрою побоище. Слопаю яичко вместе с вами, воробьями. Помни это.

— А-а, а-а-а, ночью придет обезьяна, съест яичко! И нас тоже сожрет. А-а, беда, горе! — заплакал воробей. — Цурунтён-цурунтён-цурунтён-цурунтён!

Тут прилетела оса:

— Воробей, воробей, ты о чем плачешь?

— Ах, госпожа оса, госпожа оса! Пожаловала к нам обезьяна в гости. А у нас было три яичка. Попросила она одно яичко и съела. Попросила другое — пришлось отдать. Попросила третье, а ведь оно последнее, заветное. Не дал ей яичка. Вот и пригрозила она: приду, дескать, ночью, устрою побоище и сожру яичко с вами, воробьями, вместе. Оттого и плачу я с великого горя, — поведал воробей и снова заплакал: — Цурунтён-цурунтён-цурунтён!

— Ладно, ладно, не плачь. Я помогу тебе одолеть врага, — прожужжала оса, сидя на краю окошка.

Но воробей все продолжал плакать:

— Цурунтён-цурунтён-цурунтён!

Вот приползла с берега ручейка змея и спрашивает:

— Воробей, а воробей, о чем ты так горько плачешь?

— Ах, госпожа змея! Пришла к нам в гости обезьяна из глубины гор. Попросила у меня одно яичко, съела, попросила другое, съела. Осталось у меня одно-единственное, последнее яичко. Жалко отдать его, я и отказал. А обезьяна пригрозила: «Приду ночью и сожру яичко вместе с вами, воробьями!» Вот я и плачу с великого горя.

— Ладно, ладно, не плачь. Я накажу твоего врага. Не тревожься, не плачь. Пусть воробьиха спокойно яичко высиживает, — утешает змея.

Тут пришла толстая швейная игла для циновок:

— Воробей, воробей, о чем ты так громко плачешь? Твой голос за несколько ри слышится… Что с тобой приключилось?

— Ах, госпожа игла! Съела обезьяна с далеких гор два наших драгоценных яичка. Осталось только одно, последнее. А она пригрозила: «Сегодня ночью приду, сожру яичко, да и вас, воробьев, в придачу». Вот я и плачу с горя.

— Не плачь, я отомщу за тебя злой обезьяне. Кольну ее больно-пребольно, — утешает воробья игла.

Тут прикатился каштан:

— Воробей, воробей, о чем ты печалишься?