Первопричина: Лагерь смерти - Артём Соболь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я должен увидеть, — киваю женщине. — Покажите.
— Не сейчас, — хихикает она.
— Почему? Я готов поверить. Мне просто нужны доказательства. Я новатор, мечтатель, я смогу понять. Я…
— Эх, доктор. Вы сейчас стоите передо мной без штанов, в одном носке, а майка заправлена в трусы. Увы, но вам ещё рано. Думайте, приходите в себя, размышляйте. Как только будете готовы, к тому что весь ваш привычный мир рухнет, я всё вам покажу. Пока же, нет…
Серафина смеясь исчезает. Устало выдыхаю, сажусь на пол и… А что если она права? Что если я не могу найти ответы, не потому что тупой, а потому что мало и не всё знаю? А когда узнаю? Что будет со мной когда я в полной мере окунусь в неведомое? И готов ли я к этому?
Готов. Однозначно готов. Учёный я или кто? Я через ад прошёл, много раз смотрел смерти в глаза и теперь, став свидетелем необъяснимого, я не имею права остановиться. Да…
За спиной открывается дверь. В лабораторию входит Ломакин.
— Профессор, я кое-что нашёл, но мне не хватает образцов. Нам срочно нужно к Владиславу, взять ещё кожи и крови.
— Не к Владиславу, а к Николаю, — хриплым голосом говорит профессор. — А теперь слухай сюды, антеллигент собачий. Будешь моего сына своими исследованиями мучить, не посмотрю на то что ты друг Михала и придушу нахрен. Ребёнок через ад прошёл, а ты тута со своими науками.
Осип, понятно, меня предупреждали. Плохо дело. Слишком серьёзно настроен. Может и поколотить. Ладно.
— Осип Иваныч, — подняв руки улыбаюсь. — Так я же не во вред.
— А во что? — шагает ко мне дед.
— Для защиты, — сглотнув отвечаю. — Вы поймите, мы же советские люди и ну вот ни в коей мере не желаем вредить вашему сыну. Мы изучаем его исключительно с целью помочь.
— Как? — свирепеет Осип.
— Поймём механизм — разработаем для него лекарства, обычные на него не действуют. Найдём способы обезопасить и усилить. Он ценен для нас…
— Смотри мне… Будешь обижать, Богом клянусь я тебя прибью. А Светку тронешь, лучше сам пойди и убейся. Не пожалею. И помни, Колька из-под пуль тебя вытащил, шкуру твою спас. Я предупредил. Смотри, дохтор.
— Осип Иваныч…
Осип не слушает. Стоит и молча сверлит меня взглядом, от чего хочется убежать и спрятаться. Разворачивается и выходит.
Не успеваю выдохнуть, как возвращается, но теперь…
— Доброе утро, коллега, — заходя кивает теперь уже точно Ломакин. — Осип уже ушёл? Странно.
— Ага…
— Надеюсь он вас не напугал? А то знаете, за ним замечено. Но вы не думайте, на самом деле он душа человек. Так о чём разговаривали?
— Да так, — пожимаю плечами. — О жизни, детях, делах.
— Делах? — удивляется Ломакин. — Я поражён… Осип и вдруг интересуется наукой. Хотя, здесь я уже ничему не удивляюсь. Сами видите, наша жизнь полна чудес. На чём мы остановились?
— Вы на невозможности существования живых клеток в металлической оболочке их деления и…
— И передачи нервных импульсах по металлизированным нейронам, — садясь за стол и заглядывая в микроскоп бормочет Ломакин.
— Да. Точно. Ага…
— А вы, коллега?
— Влиянии излучения «Первопричины» на клетки Владислава.
— Замечательно! — восклицает профессор. — И как успехи? Да какие у него успехи! Он же изувер. Смотри, профессор, какая у него морда. Осип Иваныч, друг мой. Не надо. Тогда следи за ним! Всё хорошо. И вообще, не мешайте нам. У нас прогресс намечается. Сергей Андреевич? Так что у вас?
— Позже скажу.
Я материалист, коммунист, атеист, но Господи ты боже мой. Во что я вляпался? Кажется, в сложившихся обстоятельствах у меня всего два варианта. Принять то, что я двинулся или принять слова Серафины и попытаться… Да, теперь хотя бы попытаться принять новые правила. Что, наверное, будет сложно.
****
Два дня спустя. Влад.
Собрание на кухне, начинается с разведданных. Осип, как уже привык, взял в технических помещениях языка, допросил и узнал следующее.
Крушение поезда списали на халатность и нападение партизан. Спецы осмотрели место, допросили выживших и на основании всего этого пришли к выводу, что на поезд напали. У машиниста сдали нервы, он разогнал состав который из-за неисправности полотна на станции и сошёл с рельсов. Далее мерзкие партизаны которых уже ищут, совершили нападение.
— Чушь собачья, — не выдержав бью по столу. — Дезинформация.
— Почему? — спрашивает Лазарев.
— Потому что мы засветились. И новость о том, что в здешних лесах бегает металлическая зверюга, уже наверняка в Берлине. Всё равно кто-нибудь из выживших видел меня. А это значит — скоро здесь будет многолюдно. Скоро.
— Но тем не менее ветку уже восстановили, — кивает Ломакин. — С фронта пригнали солдат и технику. Значит поезда…
— Скорее всего бронепоезда. Но нас это не остановит. Значит так товарищи. Пока тихо, продолжаем пускать поезда под откос и чем больше мы их уничтожим, тем лучше как для нас, так и для наших на фронте. Внимание к нам, нам только на руку. Чем сильнее нами интересуются, тем больше спецов которых мы уничтожим сюда пригонят. Наше дальнейшее нахождение в лагере, вопрос уже решённый. Так что бьём фашистов.
— Ненавижу фашистов, — рычит Белка.
— Ну-ну, хватит ненависти, Катюша, пора переходить к насилию. Я всё ещё не в форме, поэтому. Бать, сможешь отвести Белку к аккумуляторной.
— Смогу, — улыбается Осип. — И присмотрю. Но зачем нам аккумуляторная? Если её спалить, то нам выгода небольшая. Запустят оставшиеся генераторы и дело с концом. А если и те разломать, то есть резервные
— Как акт устрашения. Итак, бать, Белка, готовьтесь. Ограничений никаких, только не светитесь. Лазарев, ты сидишь ровно. Серафина, присматриваешь за всеми. Маришка, сегодня на хозяйстве. Спичкины, за мной, будем ваши силы проверять?
— А профессор? — поднимает руку
