РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ - Доминик Ливен

В этих обстоятельствах было совершенно невозможно проводить по-настоящему популярную внешнюю политику, которая могла бы объединить все народы монархии. Впрочем, в обычной жизни, и особенно в мирное время, это не играло заметной роли. Внешняя политика была делом императора и узкого круга советников. Влияние общественного мнения на политическую рутину было минимальным. Но постепенно под внутренним давлением немцев и венгров во внешней политике империи стал ощущаться заметный перекос. Отказ от двойственного союза и последовательное проведение пророссийской политики было немыслимым. Однако большую часть времени между 1873 и 1908 годами в отношениях с Россией превалировала политика осторожных компромиссов еще и потому, что относительно дружественные отношения с Петербургом уменьшали зависимость Вены от Берлина, Как бы то ни было, в отсутствие экстремальных ситуаций внешняя политика мало вторгалась в жизнь простых граждан. Конфликт по поводу официального языка в местной школе с гораздо большей вероятностью мог раздуть националистические страсти.

Однако секретная дипломатия великих держав всегда таит в себе опасность войны. И с этой точки зрения внешняя политика и система международных альянсов очень сильно вторгаются в жизнь простого человека. Тяготы современной войны (особенно если конфликт затянется) могли бы потребовать такого уровня общественного единства и патриотизма, на который едва ли можно было рассчитывать в империи Габсбургов. Двойственный союз предусматривал, что все подданные Габсбургов должны сражаться на стороне Германии в общеевропейской войне, от результата которой, возможно, зависело, будет ли германский рейх доминировать на континенте. И если победа в такой войне придет не сразу, а ее участники получат время на раздумья, то многие из них смогут прийти к выводу, что они совсем не заинтересованы в подобном исходе войны, особенно потому, что победа рейха Гогенцоллернов неизбежно усилит позицию немцев и мадьяр в габсбургской монархии.

В 1914-1918 годах эти факторы стали особенно важными. Перед войной они вырисовывались не так явно, хотя правительство было обеспокоено перспективой вполне вероятного недовольства войной славян и румын, но в действительности эти опасения оказались значительно преувеличенными. В последние мирные десятилетия Австро-Венгрии подобные страхи связывались с так называемой проблемой ирредентистов - с существованием вне монархии ряда государств, которые могли бы притягивать своих этнических братьев в Австрии, расшатывая их лояльность Габсбургам.

Одной из фундаментальных слабостей империи Габсбургов было то, что из одиннадцати ее основных народов только пять жили исключительно в пределах границ империи. Остальные шесть - немцы, итальянцы, поляки, румыны, русины (украинцы) и сербы - в основном проживали за пределами монархии. Из этих шести народов ни поляки, ни русины не имели собственного независимого государства, а также желания покинуть монархию, хотя конфликты с ними по поводу языка, образования, работы и власти в Галиции были еще одной головной болью австрийской национальной политики.

У итальянцев было по соседству национальное государство, присоединиться к которому хотело бы большинство из них, если бы их мнение кто-то спрашивал. И поскольку такой возможности в обозримом будущем не представлялось (разве что в результате европейской войны), чаяния большинства итальянцев были устремлены на более насущные задачи, которые на Адриатике сводились к защите своего превосходства над словенцами и хорватами в экономике, культуре и местной политике. По мере того как хорваты становились все более образованными, переселялись в города и начинали развивать свою промышленность, положению итальянцев стало грозить то же самое, что грозило немецкому городскому и элитному меньшинству в коронных землях на востоке, где преобладали славяне. Между тем в Альпийском регионе, и прежде всего в Тироле, немцы и итальянцы не слишком ладили друг с другом из-за конфликтов по вопросам языка, работы, образования и власти - другими словами, обычных источников межнациональных разногласий, существовавших в то время в Австрийской империи. Поскольку итальянские районы монархии были очевидными целями будущих экспансионистских амбиций итальянского национального государства, эти районы представляли собой определенную сложность для австрийской внешней политики. Несмотря на Тройственный союз (Германия -Австрия -Италия), Вена не слишком доверяла Риму (вполне обоснованно) и, как выяснилось впоследствии, строила планы обороны от возможной итальянской агрессии. И когда в 1915 году это нападение произошло, для Вены оно не оказалось явной катастрофой, хотя и потребовало от Австрии нового напряжения ее и без того истощенных ресурсов. Зато оно обеспечило империю врагом, которого ее народы могли бы ненавидеть за предательство и измену и которого австрийская армия могла победить так же уверенно, как она делала это в 1866 и 1848 годах, - подняв таким образом свой воинский дух. К тому же широко разрекламированные аннексионистские замыслы Италии служили напоминанием словенцам и даже хорватам, что есть кое-что похуже, чем быть подданными империи Габсбургов.

Сербская и румынская проблемы были в чем-то похожи. В последние десятилетия девятнадцатого века Сербия и Румыния были союзницами, а сербы, кроме того? были еще сателлитом Вены. Но в двадцатом веке из-за крепнущего национализма в обеих странах такое положение вещей становилось все труднее сохранять. Победы сербов и румын в балканских войнах 1912-1913 годов увеличили территории, ресурсы, самоуверенность и амбиции двух королевств. Румынские и сербские земли внутри австрийской монархии были очевидными целями для последующей экспансии. В 1914 году румынское государство было, несомненно, менее враждебно по отношению к Вене, чем сербское, поскольку Румыния возмущалась русским правлением в румынской Бессарабии так же сильно, как венгерским правлением в румынской Трансильвании. К тому же большинство румынского населения Трансильвании были униатами с сильным чувством собственной идентичности, которое дистанцировало их от Румынского королевства.

Отношение сербов было гораздо менее двусмысленным. Режим Карагеоргиевича, правивший с 1903 года, был максимально ориентирован на Россию, Сербия, или по крайней мере некоторые ее высшие чиновники, поддерживали террористическое движение в (австрийской) Боснии-Герцеговине, самой знаменитой жертвой которого оказался эрцгерцог Франц Фердинанд. Продолжающаяся дискриминация славян и румын в вопросах работы, языка и образования межнациональных отношений тоже не улучшала. При таком размахе националистических движений никакая политика не помогла бы монархии остановить сербов или румын, которые жаждали объединения со своими национальными государствами по ту сторону границы. Но можно предположить, что если бы венгерская дискриминация была не такой суровой, националистические настроения славян и румын были бы не такими сильными. И уж, конечно, только неразумная политика Будапешта и Вены могла толкнуть традиционно лояльных католиков хорватов искать счастья в возможности южнославянской федерации с православными сербами. Тогда как само существование независимых Румынского и Сербского королевств гарантировало выживание высокой культуры двух народов и делало мадьяризацию румынских и сербских подданных монархии еще более трудной задачей, чем она была бы без этих государств. Не говоря уже о том, что возросшая мощь и самоуверенность этих двух королевств не могли не иметь воздействия на их одноплеменников в Венгрии.

Карагеоргиевичи - в XIX веке княжеская, а в 1903-1918 годах королевская династия в Сербии, затем династия в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (1918-1929) и Югославии (1929-1945; фактически до 1941 года). Петр II (король с 1934) в апреле 1941 года после оккупации Югославии фашистскими войсками бежал за границу. На Учредительном собрании 29 ноября 1945 была провозглашена ликвидация монархии.

Но наиболее интересным и потенциально самым важным ирредентистским районом представлялась Германия. Немцы были самым многочисленным и в большинстве своем самым богатым и традиционно лидирующим народом монархии. Свое экономическое и культурное преобладание внутри монархии они рассматривали как нечто само собой разумевшееся. Они воспринимали габсбургское государство как дело своих рук, и основную его задачу видели в том, чтобы нести немецкую культуру и современный немецкий образ жизни отсталым народам региона. До 1866 года австрийские немцы не сомневались, что принадлежат германской нации. За исключением относительно небольшого немецкого меньшинства, проживавшего в Венгерском королевстве (1,95 миллиона в 1880 году) [20] у они были гражданами германской конфедерации, созданной в 1815 году в качестве преемника старой Священной Римской империи германской нации. Надо сказать, что такал конфедерация на месте бывшей империи выглядела довольно иллюзорным образованием, но это был единственный существовавший общенемецкий организм, и австрийские немцы являлись такими же его полноправными членами, как саксонцы или пруссаки. Если еще принять во внимание, что президентом этой конфедерации считался австрийский монарх, то можно сказать, что австрийские немцы были даже ее старшими членами.