Очищение огнем - Джессика Марч

– Я не скрываюсь, – сухо ответила Кей.

– Можно так и написать? Полно, Кей, давайте начистоту – что вы здесь делаете?

Кей сообразила, что, если промолчать, он начнет совать всюду свой нос и до чего-нибудь докопается.

– Олмстед просил меня приехать, поработать на него.

– Неужели?! И что это за работа?

– Пока… пока не решено.

– Итак… как бы это получше изложить… вы распростились с избирательной суетой только, чтобы прислушиваться к свистку О. О.?

Упоминание о знаменитом свистке Олмстеда могло иметь только вполне определенный смысл.

– Меня с Орином ничего не связывает, – поспешно заверила Кей. – Я не могу запретить вам опубликовать статью, Джерри, но уж, пожалуйста, постарайтесь, чтобы в ней не было ничего, кроме чистой правды, иначе, клянусь, вы об этом горько пожалеете.

Воген кивнул, казалось, убежденный, что Кей полна решимости выполнить угрозу, чего бы это ни стоило.

– Ничего, кроме правды, – подтвердил он, поднимая руку, как бы произнося клятву на суде. – Но в этом случае, думаю, и правды более чем достаточно.

И, расплывшись в самодовольной улыбке, отошел.

На следующее утро, когда Кей завтракала в одиночестве, появилась Патти и сказала, что О. О. хочет немедленно ее видеть.

– Взгляни на это, – проворчал Орин, швырнув Кей сложенную газету, как только девушка переступила порог его спальни.

Одетый в красную пижаму из китайского шелка, Олмстед восседал в центре кровати, окруженный десятками различных изданий, доставлявшихся ежедневно из всех стран мира.

Кей присела на краешек и взяла газету. В глаза бросился заголовок статьи Вогена:

– «Дочь Уайлера нашлась!»

Словно она была объектом настойчивых поисков как жертва похищения или кораблекрушения! Воген подробно излагал скудную информацию: Кей, не скрываясь, живет в особняке Олмстеда и заявляет, что собирается работать на издателя. Однако нескольким голым фактам был придан явно скандальный оттенок. Дом описывался как «Печально известный храм наслаждений», где мистер Олмстед живет, подобно турецкому паше, и одно крыло, называемое «Кэтуок» – «кошачьи прогулки», – служит приютом десяткам молодых красивых женщин, питающих воображение читателей.

Приводилось высказывание Кей, отрицавшей всякие интимные отношения с Олмстедом, но тут же намекалось, что для О. О. бизнес никогда не существовал отдельно от развлечений.

– Мне уже позвонил Тони Бэнкс, – сообщил Олмстед, как только Кей закончила просматривать статью. – Он считает, что все еще можно исправить, при условии, если ты сегодня же уедешь отсюда. Честно говоря, умолял уговорить тебя. Если ты останешься, Уайлер может распроститься с надеждой попасть в Сенат. Вряд ли найдется много избирателей, посчитавших, что ему можно доверить судьбу сотен людей, если он не смог как следует проследить за собственной дочерью.

– Что ж, – вздохнула Кей, – вы предупреждали, что так будет.

– А как ты намереваешься поступить? – поинтересовался Олмстед.

– Разве решение зависит от меня? Это ваш дом, и вы уже объяснили, почему поддерживаете его.

– Я за сексуальную свободу, не за насилие. Насколько я понимаю, Кей, поступок твоего отца говорит о том, что он не достоин такой высокой должности.

– Тогда я, конечно, хотела бы остаться, – сказала Кей, ощущая теплую волну удивления и благодарности за неожиданную недвусмысленную поддержку. – Только с условием – я не желаю быть одной из ваших проклятых кошек, или как вы их там называете. Я в самом деле пришла сюда только потому, что вы обещали мне работу. Я имела в виду настоящую работу в журнале.

– Хорошо, – добродушно усмехнулся Олмстед, – дайте только подумать, куда бы вас лучше пристроить.

– Только не где-нибудь поблизости от центра этой кровати, – шутливо предостерегла Кей – они уже не раз обменивались колкостями по этому поводу.

Олмстед снова расхохотался.

– Ну, а теперь идите, развлекайтесь, – посоветовал он, но, когда Кей уже была у двери, добавил:

– Только не выходите из дома, если не желаете давать интервью. У входа топчется куча репортеров и фотографов, готовых тут же наброситься на вас.

На столе, где обычно оставлялась почта для девушек, днем Кей увидела несколько адресованных ей записок.

Некоторые были от Тони Бэнкса, остальные – от газетчиков. Кей выбросила их в корзину для мусора, за исключением одного листка, на котором почерком О. О. были записаны телефонный номер и всего четыре слова: «Позвоните завтра Джил Эванс».

Позже, когда в комнату возвратилась Терри, Кей показала ей записку и передала разговор с Олмстедом.

– Слушай, кто такая Джил Эванс? – спросила она. Терри уселась за стол и принялась красить ногти на ногах в фиолетовый цвет – как требовалось для съемок апрельского номера. Она объяснила, что Джил Эванс – правая рука О. О., единственная, кроме самого хозяина, кому доверяется самостоятельно принимать деловые решения.

– Пока он весь день валяется на кровати, она сидит за столом в офисе и решает кучу всяких проблем – то есть буквально все. Она сегодня явилась в фотостудию, когда там делали мои пробные снимки, и заставила меня торчать перед ней в чем мать родила. Сказала, что хочет посмотреть, не выщипала ли я все лишние волосы. Потом потребовала от гримера, чтобы тот намазал мои соски румянами другого оттенка, не такого, как раньше, и стояла у него над душой, пока он менял цвета и не добился, наконец, такого, который ей понравился. Уж не знаю, насколько она взыскательна или просто развлекается, видя, что бедный парень хлопочет над моими титьками с пуховками и кистями.

Терри выложила все, что ей было известно. Джил Эванс была одной из первых «кошечек», еще в те времена, когда Олмстед только начинал издавать журнал, и, как многие другие с тех пор, числилась в его любовницах.

– Я думаю, она поставила рекорд, – заметила Терри, – продержалась больше года. В отличие от девушек, которые менялись с калейдоскопической скоростью, как только лишались милостивого внимания О. О., Джил осталась и занимала различные должности в издательстве. По мере того, как «Томкэт» вырастал в корпорацию с многомиллионными прибылями, ее заслуги вознаградили – Джил получила должность исполнительного редактора и пакет акций, второй по величине после пакета Олмстеда.

– Я слышала, она никогда не бывает в «Элли». Не желает видеть О. О., хотя все время обсуждает дела по телефону; кое-кто думает, что она до сих пор влюблена в него – и они обязательно снова сойдутся, когда О. О. решит уехать отсюда и жить нормальной жизнью.

Терри докрасила ноготь на мизинце и помахала ногой в воздухе, чтобы лак поскорее просох.