Мифы и легенды народов мира. Библейские сказания и легенды - Александр Немировский

Не нашел, что сказать, Адриан и удалился в свои покои. Но слышала их разговор царская дочь и, удивляясь мудрости слов тайная, захотела сама взглянуть на него. Вышла она к бен Ханании и, пораженная его простоватым видом, вскричала:

— Может ли быть такое? Прекрасная мудрость в дрянном сосуде!

Спросил ее Иошуа:

— Скажи мне, о дочь, в каких кувшинах храните вы драгоценные вина?

— В глиняных, — отвечала та.

— Разве и царские вина хранят в таких же?

— Именно так мы делали до сих пор. А в чем же его хранить?

Молвил девушке Иошуа:

— Если прекрасному только в прекрасном место, надлежит редкие вина держать в драгоценных вазах.

Приказала царская дочь, чтоб перелиты были лучшие вина в золотые кувшины. Исполнили это слуги, и вскоре скисло вино. Когда ж попробовал его император и узнал, в чем дело, спросил он у дочери:

— Кто подсказал тебе сделать так?

Отвечала царевна:

— Иошуа бен Ханания.

Призвал кесарь Иошую. И объяснил таннай Адриану, что не совет он царевне давал, а говорил притчу.

Посмеявшись, сказал кесарь:

— Но ведь встречаются и с красивой внешностью мудрецы.

Отвечал бен Ханания:

— Да, кесарь, но только, будь они некрасивы, куда б мудрее были.

Покоренный мудростью бен Ханании, разрешил Адриан иудеям возвести новый храм в Иерусалиме. Возликовал народ Израиля, и во множестве городов собирали для этого деньги, и не мало их уж собрано было. Но внушил дьявол самаритянам оклеветать евреев. Узнав, что уехал из Рима Иошуа, отправили они тайно посольство к кесарю и сказали:

— Не для постройки храма собирают евреи деньги, а готовят восстание против тебя. Пока не поздно, отбери золото, а строительство запрети.

— Но как его запретить? — задумался император. — Ведь дано разрешение им от народа римского и сената.

— Прикажи, кесарь, — сказали самаритяне, — чтобы строили они новый храм не на прежнем месте. Или пусть размеры его изменят — больше прежнего сделают или меньше. Откажутся сами они тогда от постройки.

Так Адриан и сделал. Но вызвал новый его указ всеобщий плач среди иудеев. Собрался народ в долине Бет–Римон, и говорили многие, что не следует больше кесарю подчиняться. Дошел слух об этом до римских властей. И, чтоб беды избежать, поспешил Иошуа бен Ханания в Бет–Римон и сказал людям:

— Подавился однажды лев огромной костью. Как ни вертелся, избавиться от нее не мог. И стал он на помощь звать. Прилетел, услышав стоны его, журавль, клюв свой длинный в глотку зверя засунул и вытащил кость, а потом стал о награде просить. «Убирайся немедля! — прорычал ему лев. — Довольно тебе и того, что можешь теперь похвастать — был, дескать, я в пасти у льва, но ушел невредимым». Так вот и мы, братья, — будем довольны и тем, что, оказавшись под властью Рима, жизнь свою сохраняем.

Разрушение Адрианом Бетара

Проезжала однажды дочь императора Адриана через город Бетар[428], и сломалась ось в ее колеснице. Срубили тотчас царские слуги ближайший кедр и сделали из него новую ось. Но едва собрались римляне дальше ехать, прибежала вдруг большая толпа бетарийцев и избила путников.

Случилось же так потому, что в Бетаре был обычай: если рождался сын — сажали кедр, а рождение девочки акацией отмечали, и когда вырастали дети, строили им из этих деревьев свадебный балдахин. Такой вот свадебный кедр и срубили римляне.

Но донесли тотчас в Рим императору Адриану, что взбунтовались против него бетарийцы и едва дочь его не убили. Приказал разгневанный царь своим легионам сровнять тот город с землей.

Обложили римляне Бетар со всех сторон[429]. Думали голодом жителей заморить. Но месяц за месяцем не сдавался город, и защищали храбро его воины Бар–Кохбы[430]. Был каждый из них столь силен и ловок, что на всем скаку мог дерево из земли вместе с корнями вырвать. Сильнее же и отважней всех был сам Бар–Кохба. Не боялся он ни мечей, ни копий, стрелы ловил на лету, камни пращников ладонями отбивал.

Два с половиной года осаждали Бетар войска Адриановы[431]. И не взять бы им города никогда, если б не помогли им демоны. Но убит был Бар–Кохба, и когда ворвались римляне в город, истребляли они всех подряд, не щадя ни детей, ни женщин, так что кровь лилась через пороги домов, и тонули в кровавых потоках кони.

А потом прибыл в разрушенный Бетар сам Адриан. Не позволил он хоронить убитых, повелев привязать их к кольям и поставить рядами вдоль виноградников, чтобы отпугивали они осенью птиц. И лишь когда воцарился в Риме другой император, были несчастные погребены.

Иудейские мудрецы в Риме

Отправились в Рим защищать веру отцов десять великих законоучителей. Происходил каждый из них от одного из десяти колен Израиля[432]. Добрались они морем до Путеол и, сойдя с корабля, двинулись дальше пешком. Находясь еще в сотне миль от Рима, услышали мудрецы гул и поняли, что шумит это римский Форум. Вспомнив разрушенный Иерусалим, опечалились девять из них, только один раби Акиба засмеялся.

— Как ты смеяться можешь? — укорили его таннаи. — Разве не слышишь: шумит, будто море, Рим Вавилонский?

— Так чего же плачете вы? — спросил их Акиба.

Отвечали они:

— Наслаждаются миром язычники. Процветает и благоденствует их погрязший в пороках город. Святой же Иерусалим — подножье престола Божьего сожжен и разрушен.

Возразил на это им Акиба:

— Коль допускает Господь, чтоб вкушали счастье злодеи, даст Он в тысячу раз больше тем, кто заветам Его следует. Потому‑то и радуюсь я.

Когда же пришли мудрецы в Рим и провели там несколько дней, узнал префект города Руфус, что наставляют они римских евреев Торе, и добился вместе с супругой своей Руфиной указа от кесаря, запретившего жителям Рима изучать Тору.

Повстречался вскоре префекту раби Акиба, и спросил Руфус тайная:

— Скажи, иудей, за что нас так не любит ваш Бог? Ведь возвестил же Он, что ненавидит Исава. И записаны, как говорят, эти слова одним из пророков ваших[433].

Отвечал ему Акиба:

— Коли позволишь, завтра об этом тебе скажу.

На другой день встретились они снова, и спросил префект:

— Ну что, нашел ты в Торе ответ? Или, может, видение сонное тебе было?

— Было, префект! — отвечал ему Акиба. — Видел сегодня я двух собак во сне. Кобеля Руфусом звали, а Руфиной — суку. Уж не Руфиной ли супругу твою зовут?

Возмущенный дерзостью его слов, закричал префект:

— Ах бездомный бродяга! Других кличек не мог собакам своим придумать! Завтра же будешь смерти предан!

— Велика ли разница между вами? — возразил ему Акиба. — Вы с женой едите и пьете, и собаки делают то же. Подобно вам, производят они потомство. Срок земной и у вас и у них отмеряй. Но стоило мне назвать их вашими именами, в неистовство ты пришел. А теперь о Всевышнем подумай, который небо и землю создал. Безначален и беспределен Он, незрим и тварным разумом непостигаем. Вы ж бесстыдно и Его богом зовете, и какой‑то чурбан раскрашенный или камень. Потому‑то и ненавидит Он вас, потомков Исава.

Схвачен был тотчас раби Акиба и заключен в темницу. А на другой день повели тайная на казнь. Случилось же это в тот час, когда читают молитву «Шема»[434]. Углубленный в нее, радостно шел на смерть Акиба. И с покорностью принимал он муку, когда терзали его палачи железными крючьями.

Кричали ему из толпы:

— Где же мера терпению твоему, учитель?

— Дети мои, — отвечал Акиба, — мне ли роптать на Бога? Ведь заповедано нам: «Люби Господа своего всем сердцем своим», значит, люби Его и тогда, когда Он жизнь у тебя забирает.

И до тех пор повторяли уста тайная слово «Еход»[435], пока душа его не рассталась с телом. И загремел в тот миг голос с небес: «Благословен ты вовеки, ибо умер со словом «Единый»!»

И слышали все, кто стоял вокруг, как возопили ангелы к Богу:

— Господи! Какова ж награда ему за муки?

И ответствовал ангельским хорам Господь Элохим:

— Уготована мудрому Акибе грядущая жизнь.

А едва был казнен раби Акиба, явился к верному ученику его Иошуе пророк Илия и сказал:

— Забрал Малах–Гамавет душу учителя твоего. Нужно похоронить великого мудреца, как ему подобает. Избран для этого ты. Не могу ли чем услужить тебе?

— Но кто ты, почтенный? — спросил его Иошуа.

— Я священник. Послал же меня помогать тебе Господь Всемогущий.

И отправились они вместе в темницу. Оказалась незапертой ее дверь, стражники же все спали. Поднял пророк казненного Акибу и положил на плечи себе. Увидев это, воскликнул Иошуа:

— Но если и впрямь ты священник, как же мог к мертвецу прикоснуться?[436]

Отвечал ему Илия:

— Как свят Господь, истину говорю тебе: не исходит скверна от тела праведника.