Бремя живых - Василий Звягинцев

Валерий – кстати, не просто Уваров, а граф Уваров, дальний потомок того самого, министра просвещения при Николае I, и автора пресловутой национальной идеи, выраженной в формуле «Православие, самодержавие, народность», – в свою очередь, имел возможность обратиться к родственникам, занимавшим немалые посты в Северной столице, но делать этого не хотел из принципа.

Во-первых, «воин должен стойко переносить все тяготы и лишения службы», а во-вторых, его в конце концов тоже забрало. И он, собравши волю в кулак, ждал подходящего момента, который вдруг позволит рассчитаться с полковником изысканно, но жестоко. Ситуация сложилась примерно как в цирке между дрессировщиком и тигром.

И никому не известно, во что бы такая коллизия могла вылиться. Вполне возможно, что в события весьма печальные. Кое-кто подобного их развития ждал, причем – с нездоровым интересом.

В одно прекрасное утро, после развода, господа офицеры покуривали на веранде бригадного штаба, не спеша расходиться по подразделениям и заведованиям. Здесь было хорошо, почти прохладно, двойной ряд огромных тополей-белолисток, высаженных еще во времена генералов Скобелева и Кауфмана, заслонял и от набирающего накал яростного солнца, и от порывов горячего, несмотря на сентябрь, ветра, закручивающего смерчики из пыли вдоль центральной линейки и плаца.

Валерия отозвал в сторонку старший врач капитан Терешин, усами, бурым от загара лицом, белым кителем и сдвинутым на затылок кепи очень похожий на туркестанских офицеров с картин Верещагина. По должности – один из шести начальников служб, по факту – первый среди равных, поскольку не подчинялся даже заместителям комбрига, по характеру – заядлый преферансист и грамотный выпивоха, настолько законспирированный, что в полку считался трезвенником. И весьма расположенный к Уварову.

– Слушай, Валера, тут такое дело. Получил я вчера предписание из медуправления округа. Предлагают от нашего полка направить офицера для прохождения специальной медкомиссии. Условия – возраст до двадцати пяти, чин не ниже поручика, ну там, соответствующие медицинские показатели. Короче – ты подходишь. Давай я тебя пошлю.

– А зачем? – не понял Уваров.

– Затем. Я ж не дурак, сразу ребятам перезвонил, уточнил задачу. Дело в том, что, похоже, Главштаб Гвардии подбирает людей для какого-то нескучного дела. Или на спецучебу, или для загранработы. А тебе так и так срываться отсюда надо…

– Не выйдет, – безнадежно махнул рукой поручик, пригасил папироску об каблук, перед тем как бросить ее в урну. – Ямщик удавится, а меня не отпустит. («Ямщик» – это была кличка комбрига Гальцева, порожденная его совершенно иррациональной страстью к старинному романсу «Ямщик, не гони лошадей».)

– Так в том же и цимес, что вызов – чисто по нашей линии. Главмедсанупр – медсанупру округа – начмеду корпуса, дальше циркулярно – начмедам бригад. Диспансеризация личного состава, ничего больше. Я тебя своей властью отправлю, на своей машине. А потом доложу рапортичкой в штаб, в числе прочих, освобожденных от службы по болезни, госпитализированных в лазарет и так далее. И с концами…

«Шанс, – подумал Валерий, – неизвестно какой, а шанс. Надо ловить, невзирая на последствия».

– Ну а хоть чуть подробнее, Саша? – спросил он на всякий случай.

– Пошли. Доложись ротному, что ощущаешь мучительную боль в левом подреберье, отдающую в сердце и плечо. А также тошноту и изжогу. Что обратился ко мне, а я велел: немедленно в лазарет. Да ладно, я сам скажу…

Кабинет Терешина заслуженно считался самым безопасном местом в расположении. Потому что окна его выходили как раз на центральную линейку и на сворачивающую от нее к БМП[100] двухсотметровую аллею – единственную коммуникацию, по которой сюда можно было добраться. То есть любой движущийся двуногий и облаченный в уставную форму одежды объект мог быть своевременно замечен и оценен на предмет исходящей от него опасности. И всегда хватало времени, чтобы смести со стола игральные (отнюдь не тактические) карты, спрятать в «шкаф А» бутылку и стаканы, отдать необходимые команды больным и медицинскому персоналу.

Жара ощутимо крепчала, поэтому заговорщики ограничились парой стаканов местного сухого вина.

– Ты понимаешь, Валера, – объяснял Терешин, – на самом деле я точно ничего не знаю, но опыт подсказывает – дело стоящее. Если команда идет с самого верха и определенные предварительные условия указываются (какие именно – говорить не буду, потому что бумажка в принципе секретная), так это значит, что набирают людей не по грибы ходить. Ты вот на это, главное, внимание обрати, – капитан назидательно поднял палец. – Дело организовано, минуя строевые инстанции. Это ж ведь не просто так. Я пятнадцать лет отслужил, много чего повидал. Если по команде людей отбирать, всегда свой Ямщик найдется, чтобы толковых ребят притормозить. А мы что, мы лекари. Нам их игры – сугубо по хрену. Мы людей знаем и изнутри, и снаружи. Объективно и, как правило, беспристрастно. Для того все и сделано.

Так что, если у тебя сложится, ты меня не забывай. Позвони там или письмишко черкни. Из Африки или из Пентагона. Договорились?

…Вот и получилось, что с легкой руки битого и тертого армейского лекаря Уваров начал свою новую службу. Рядовым. Но в этом тоже был свой особый шарм. Рядовыми начинали службу на Кавказе разжалованные декабристы, в отряде генерала Корнилова – заслуженные капитаны и полковники знаменитейших полков старой армии. Те, кто уходил с ним в «Ледяной поход».

Многие безвестно пали в боях, а иные стали прославленными героями, молодыми генералами с самодельными погонами на выгоревших гимнастерках, а то и приобрели личные титулы, словно в золотые екатерининские времена. Звучит же, к примеру, князь Слащев-Крымский!

И никто не доказал, что нынешние времена такой возможности не предоставляют. Еще дед любил напоминать маленькому Валере: «За богом молитва, за царем служба никогда не пропадут». В развитие этой истины и очутился в Варшаве молодой граф и еще более молодой «печенег». Каковое название соединяло в себе смысл и американского рейнджера, и японского самурая, а моментами и ниндзя, хотя в самой средневековой Японии эти сущности являлись прямо противоположными. Да какая разница!

В самоназвании же чувствовалось нечто древнее, дикое, бесшабашное и таящее угрозу для оседлых и благополучных европейцев. Появлялись внезапно из Дикого поля отчаянно визжащие, крутящие над головами тонкие сабли всадники, хватали добычу в полон, ускользали из-под удара мощной, но медлительной латной конницы и бесследно растворялись в жарком мареве степей. Хорошо!

А сейчас судьба все же привела Уварова в Варшаву.

Глубоко уважаемый и любимый дед, генерал от инфантерии[101], заставил еще в кадетском корпусе выучить польский, мотивируя тем, что, если (почти наверняка, как он считал) придется служить внуку в этой самой беспокойной из провинций, знание языка сулит серьезные преимущества. Будто в насмешку, кадровики загнали Валерия на противоположный край континента, но, как сказано: «Все будет так, как должно быть, даже если будет иначе!»

…Поспели «печенеги» в самый раз. Только-только успели принять от сотрудников группы обеспечения сеть конспиративных квартир, узлов связи и вспомогательных баз хранения техники и вооружения, осмотреться и сориентироваться в обстановке, как и начались давно прогнозируемые «события». Проще говоря – беспорядки. На работу в условиях которых отряд и был ориентирован. Кроме того, отряд обязан был выполнять своеобразный «категорический императив».[102]

«Печенеги» никакого отношения к частям Российской армии и гражданским правительственным учреждениям не имеют, на их помощь и поддержку рассчитывать не могут. Более того, до специального приказа следует исходить из обычного правила – любой попавший в поле зрения государственных органов боец должен считаться абсолютно частным лицом, несущим предусмотренную законами ответственность за свои поступки (если они окажутся или будут выглядеть противоправными), отнюдь не рассчитывая на официальную поддержку и защиту. Неофициальная, естественно, будет, но на тех же условиях.

Первым заданием Уварова было – отправиться в город, отслеживать процесс и фазы развития событий (если таковые начнутся), собирать информацию о силах, средствах, тактике действия инсургентов. Без крайней необходимости в происходящее не вмешиваться, так как формально все это – внутреннее дело генерал-губернаторства, военного министерства, МВД и МГБ Петрограда.

Мы же – глаза, уши и – только в особо оговоренных случаях – длинные руки Великого князя. А уж как сочтет нужным их высочество этим инструментом распорядиться, его и только его высочайшая воля.

Легенда поручика – приехавший в туристическую поездку на землю предков поляк из Америки, ничего не понимающий в политике, но, безусловно, сочувствующий порыву своего народа к свободе и независимости. И в то же время, для полной достоверности, преданный идеалам Тихоатлантического союза, важнейшим звеном которого является Россия.