Таинственный труп - Жан-Франсуа Паро

Когда он выходил из салона Мира, откуда-то появился Тьерри и, остановив его, шепнул ему на ухо, что король желает видеть Николя у себя в библиотеке, расположенной в королевских апартаментах возле рабочего кабинета. Там соберется своеобразный совет в составе Морепа, Верженна, Сартина, министра королевского дома Амло де Шайу, а также Мерси д’Аржанто, посланника императрицы Марии-Терезии и ментора Марии-Антуанетты.

Зеркальная дверь, ведущая в зал совещаний, открылась, и из нее вышли пажи, офицеры и гвардейцы, обычно шествующие впереди короля. Из салона Мира выдвинулся кортеж королевы. Николя заторопился в королевскую часовню.

Он сразу заметил сочный фиолетовый фрак Луазо де Беранже; слева от него сидела дама, чье заурядное, изобильно уснащенное гримом лицо являло собой карикатуру на постаревшее лицо графини дю Барри. С другой стороны рядом с генеральным откупщиком разместились две дамы, не заметить которых было невозможно, ибо на головах у них высились поистине невероятные сооружения. Не привлекая к себе внимания, ему удалось сесть позади них. Когда раздались величественные звуки органа, все, повернувшись к алтарю спиной, склонили головы перед королевским кортежем. Король всматривался в толпу, словно кого-то искал, но Николя, хорошо знавший Людовика, понимал, что тот не мог никого искать, ибо без очков видел только колыхавшееся расплывшееся пятно. Переднюю стенку кафедры обрамляла мраморная балюстрада, покрытая большим покровом малинового бархата с золотой бахромой.

Наблюдая со своего места за королевой, Николя увидел, как та начала искать взглядом двух дам с высоченными прическами. Наконец, обнаружив пресловутую четверку, она слегка кивнула головой и вскоре повторила это движение совершенно отчетливо. Придвинувшись к сидящей впереди де Вилле, Николя расслышал, как та прошептала на ухо обрадованного откупщика:

— Вот видите! Надеюсь, вы больше не сомневаетесь. Королева, которой я сообщила о ваших колебаниях, дважды кивнула, чтобы рассеять ваши подозрения.

— Приношу вам тысячу извинений; теперь я весь к вашим услугам.

Единственный свидетель этого разговора, Николя окончательно убедился в виновности госпожи Каюэ де Вилле. Вдобавок она знала о продаже флейты, украденной у короля Пруссии, что красноречиво свидетельствовало о существовании целого клубка интриг, которыми намеревались опутать королеву. Оставалось установить, кто служил посредником для этой женщины, ловко извлекавшей деньги из своих жульнических проделок. Внимание его отвлек пробежавший по рядам шепот. У входа появилась молодая женщина в роскошном платье; следуя вдоль вереницы придворных, она, приседая через каждые три шага, протягивала всем копилку для сбора пожертвований. Он узнал изящную фигурку и легкую походку Эме. Вечером, после игры, настанет черед королевы собирать милостыню в пользу бедных; по обычаю, в пост полагалось жертвовать только золото.

Неожиданно он понял неуместность подобных мыслей во время Божественной литургии. Отринув суету, он, как в детстве, принялся вслушиваться в слова молитв. Отражаясь под сводами, гимн salvum fac regem [68] вернул его к реальности. Думая о том, сколь велико расстояние, отделявшее величайшего в мире короля, на которого уповали стар и млад, от тех ничтожных людишек, что, подобно грязному вспученному болоту, окружали трон, он ощутил, как к горлу подкатила тошнота. Николя знал, что французский народ не только страдает, но и исполнен рвения. Интересно, что сказали бы подданные, живущие в городах и деревнях, если бы знали, какая угроза нависла над их королем, знали про плетущиеся вокруг него интриги? Интриги, напоминавшие гнусных змей, что извивались на пьедесталах под копытами бронзовых коней…

Осиянный ослепительным блеском королевской часовни, король мигал подслеповатыми глазками; переваливаясь с боку на бок при ходьбе, он был несовершенен и наделен множеством слабостей, но, несмотря на свою нерешительность и робость, он искренне хотел облегчить страдания измученного народа, и он, Николя, был тому свидетелем. Пробудившееся в душе чувство несправедливости побуждало его делать все для спасения короля, укрепляло руку и закаляло волю. Уверенность, что король рассчитывает на него, наполняло его справедливой гордостью, заставляя забыть всю преподнесенную ему жизнью горечь.

Что его ждет? Доказательства наличествовали, решения лежали на поверхности, пусть даже их, как и все, что приближалось к трону, следовало должным образом узаконить. В сущности, кто он такой, этот Луазо де Беранже, рвущийся вперед, позабыв об осторожности и предупреждениях? По окончании совета, причину созыва которого он все еще не мог понять, Николя предстояло дать отчет королю.

Королевская семья удалилась, толпа придворных покинула часовню следом. Он поторопился добраться до прихожей «Бычий глаз»; там его встретил Тьерри и, взяв под руку, повел через анфиладу комнат, зал совета, королевскую спальню, где когда-то он и Лаборд приняли последний вздох Людовика XV, салон часов… Пройдя еще две комнаты, они, наконец, очутились в королевской библиотеке, где царило молчаливое ожидание. Водрузив на нос очки, король сидел в дальнем конце комнаты и листал большую книгу, в которой Николя, обладавший ястребиным зрением, узнал «Путешествие вокруг света» Бугенвиля. Рядом с ним и впереди стояли в ожидании Морепа, Сартин, Верженн, Амло де Шайу и Мерси д’Аржанто. Можно держать пари, подумал Николя, чья преданность королю не исключала резких суждений о мелких недостатках его величества, что он не решается ex abrupto[69] приступить к сути вопроса, ради которого всех собрал.

— А! — воскликнул Людовик XVI, бросив на него дружелюбный взор. — Вот и наш дорогой Ранрей. Знаете ли вы, господа, что за время пребывания наших моряков с «Ворчуньи» и «Звезды» в Батавии болезни унесли гораздо больше жизней, нежели все путешествие! Это не только…

Как ни странно, именно Тьерри прервал цепочку географических рассуждений. И хотя он вполголоса обратился к королю, услышал его каждый. Стоя поодаль, Николя убеждался в справедливости слухов, утверждавших, что первый служитель королевской опочивальни набирает все больший вес.

— Сир, господин де Ранрей имеет сообщить вам новости, которые вашему величеству следует выслушать как можно скорее.

— Хорошо, — кивнул король, резко захлопывая книгу; судя по выражению его лица, ему очень не хотелось заводить предложенный ему разговор. — Итак, Ранрей?

Николя бросил выразительный взор на австрийского посла. Верженн тотчас понял его колебания.

— С вашего разрешения, сир. Ранрей, вы можете говорить в присутствии графа Мерси. Он, как и вы, безгранично предан королеве.

Николя решил просто изложить события, одно за другим. Несмотря на дар рассказчика, ему с трудом удалось избежать упоминания о признаниях королевы и найти объяснение своему интересу к поступкам госпожи Каюэ де Вилле. Он бегло изложил причины, позволившие сей даме приблизиться к королеве, и указал, сколь далеко сумели дотянуться коготки сей хищницы. Он напомнил о прошлом дамы, об обуревающем ее желании добиться милостей двора, куда ее не призывали ни происхождение, ни занятия. Он напомнил, каким образом она втерлась в доверие управляющего финансами королевы, господина де Сен-Шарля, через которого она доставала листы с привилегиями и распоряжениями, подписанные ее величеством, а потом изготовляла такие же и подделывала подпись королевы. Вооружившись ложью и подлогом, она ради личной выгоды писала милые дружеские письма и записки, ставя под ними подпись королевы. С помощью таких посланий она заказывала украшения, а потом предъявляла торговцам расписки от королевы, убеждая их, что она, действительно, пользуется расположением нашей повелительницы.

Под суровым взором короля он продолжал, искусно приближаясь к истине, однако не раскрывая ее и даже не намекая на двусмысленность поступков королевы. Наконец, подойдя вплотную к сегодняшнему случаю, он изложил его в шутливом тоне, не вдаваясь в подробности, дабы все сделали вывод, что стремление Марии-Антуанетты к нарядам и пребыванию на людях является следствием милой привычки приветствовать ликующую толпу. Стоя позади короля, Тьерри внимательно слушал рассказ, взглядом одобряя осмотрительность рассказчика.

— Вы, воистину, верный и преданный слуга! — прошептал Мерси на ухо Николя. — Императрице известна ваша преданность.

Тот понял, что посол знает все, что известно ему самому.

Король огорченно опустил голову.

— Однако, крайне неприятная особа! — обиженным, почти детским тоном произнес он. — Что вы на это скажете, господин посол?

— Позволю себе сказать и даже утверждать, сир, что происки этой женщины и ее интриги, которыми она опутала стольких людей, велят судить ее как преступницу обычным судом.