Таинственный труп - Жан-Франсуа Паро

Наконец он отправился к мэтру Вашону, своему портному, заказать, несмотря на недовольное ворчание мэтра, два понравившихся ему плаща военного покроя; Вашон не любил, когда его благородные клиенты стремились либо опередить моду, либо не следовать ей вовсе. Николя с сожалением вспомнил о двух утраченных плащах, один из которых согрел старуху Эмилию, а другой послужил саваном Киске.

В Шатле Бурдо еще не появлялся; Николя ждали три записки. В одной Ленуар сообщал ему, что в три часа пополудни его ожидают в замке Бельвю, в павильоне Забав; во второй госпожа Кампан неожиданно желала с ним встретиться в Версале, в воскресенье, перед началом мессы, а в третьей адмирал д’Арране просил его в шесть часов прибыть в Фос Репоз. Казалось, все сдвинулось с места. Николя стал снаряжаться. Ему могла понадобиться помощь, и имелись все основания обеспечить собственную безопасность. Отыскавшийся поблизости Рабуин был взят кучером; ему в помощь дали агента, бывшего учителя фехтования, человека, чье мужество не вызывало сомнений. Потом он заехал на улицу Монмартр, дабы переодеться.

За четверть часа до назначенной встречи его экипаж въезжал во двор Бельвю. Лакей, казалось, уже поджидавший его, указал ему на сад, где извивалась тропинка, ведущая к павильону Забав. В голове теснились воспоминания. Здесь он сумел добиться от стареющей Помпадур смягчения наказания Трюшу де ла Шо.[64] Уже дважды за время нынешнего расследования он сталкивался с тенью доброй дамы. В задумчивости он спускался по пологому склону, именуемому Цветочным; сейчас склон был по-зимнему пустынен; от протекавшей внизу реки тянуло сырым промозглым воздухом. Добравшись до пригорка, он стал разглядывать идущие вниз по течению баржи и рыбацкие лодки, мелькавшие среди плывущего над рекой клочковатого тумана. Шум подъезжающего экипажа заставил его обернуться. Скрипя гравием, возле входа в павильон остановилась маленькая садовая коляска, откуда вышла закутанная женщина; по высоко поставленной голове и горделивой походке он узнал Мадам Аделаиду. Как странно: эта принцесса, столь ненавидевшая Помпадур, теперь вместе с сестрами проживала в замке, освященном любовью покойного короля. Не удостоив взглядом склонившегося в глубоком поклоне персонажа, ожидавшего ее в тени павильона, она направилась внутрь. С содроганием узнав в персонаже Бальбастра, он замедлил шаг, чтобы пропустить его вперед. Следом за музыкантом лакей провел его в небольшую гостиную, где пахло горящими сырыми дровами. Сидя возле камина, принцесса яростно шевелила в камине никак не разгоравшиеся поленья.

— Черт бы побрал это сырое дерево!

Устремившись вперед, Николя опустился на колени и принялся раздувать огонь; наконец, дрова занялись, и вскоре вверх взметнулись яркие языки пламени.

— Ах, наш дорогой Ранрей! Мой отец был прав, когда надеялся на вас.

Он встал и, изобразив на лице величайшую преданность, поцеловал ей руку. В ответ Мадам Аделаида признательно улыбнулась. Вот уже несколько лет, как он лишь мельком виделся с ней при дворе; она сильно постарела. Зачесанные назад волосы, начесанные и напудренные, украшал кружевной чепец с бантом на макушке. Серый плащ с меховым воротником оставлял открытым жакет из зеленого бархата. Боже, подумал он, как она похожа на своего отца. Ослепительная свежесть юности уступила место суровому выражению лица, которое смягчал лишь взор карих, таких же, как у покойного короля, глаз. При обилии белил тонкая линия ярко накрашенных губ придавала лицу дополнительную суровость; двойной подбородок также ее не красил.

— Нам приятно видеть вас, — продолжала она, указывая ему на стоявшее поблизости кресло.

Он сел. Бальбастр сделал робкую попытку последовать его примеру, однако взор Мадам Аделаиды дал ему понять, что не стоит и пытаться.

— Вы знакомы с Бальбастром?

— Да, сударыня.

— Музыкант. Он также неплохо сочиняет музыку. Он органист моего племянника, графа Прованского… Архиепископ Парижа уже трижды запрещал ему дотрагиваться до органа в Нотр-Дам, ибо стоит ему начать играть, как сбегается толпа желающих его послушать. Но эти канальи не уважают святость места! А еще он обучает игре на клавесине мою племянницу, королеву. А для полноты картины он еще и торгует редкостями на аукционе. Вот каков господин Бальбастр! — По мере того, как принцесса произносила свою филиппику, музыкант настолько стушевался, что Николя даже пожалел его.

— Вы вправе, господин маркиз, выразить свое удивление нашей встречей втроем. Ей мы обязаны Верженну. Он счел ее необходимой. Одним словом, желая задобрить короля, моего племянника, который с недавних пор относится ко мне весьма прохладно, я решила понравиться А…[65], его жене. Этот господин…

Подбородком она указала в сторону Бальбастра.

— …которому я оказала честь поразмышлять вслух в его присутствии, предложил мне приобрести удивительную вещь: единственный в своем роде музыкальный инструмент, сделанный из кости нарвала; исключительные качества этого инструмента делают его достойным французского двора. Так вот, оказалось, оказалось… О Господи!..

Разразившись слезами, принцесса умолкла.

— Что происхождение подарка, — продолжил Николя, — далеко не столь безобидно, как хотелось бы. И скандал, готовый запятнать трон, вот-вот разразится!

— Я знала, что надо обратиться к вам, — изрекла Мадам Аделаида.

Когда он сказал все за нее, она облегченно вздохнула.

— Так что же, Мадам?

— Верженн умолял меня узнать, откуда происходит этот предмет и кто может быть причастен к мошенничеству, помимо, разумеется, этого господина.

— О Мадам, — пробормотал Бальбастр.

— Ах, не надо лишних слов. Лучше расскажите все, что знаете.

— Но я не знал…

— На это я и надеюсь, — отвечала Аделаида, и в голосе ее прозвучало раздражение. — Давайте к делу. Кто вас выбрал посредником в этой дурной и грязной афере? Король в ярости, моя племянница оскорблена. Она…

Мадам яростно пошевелила дрова в камине, и оттуда немедленно вылетели снопы искр.

— Сударь, — молвил Николя, обращаясь к музыканту, — я знаю, кому следует задать подобный вопрос. И он подтвердит вашу невиновность.

Бальбастр не верил своим ушам: он не мог поверить, что спасение придет от маркиза де Ранрея.

— Кто-то изобрел способ скомпрометировать королеву и нашел марионетку, готовую его осуществить.

— В самом деле, господин маркиз, будучи приближенным к ее величеству, которой я даю уроки игры на клавесине, — ведь вам известен ее изысканный вкус, — я сначала хотел предложить ей приобрести эту флейту. Но, узнав, что Мадам ищет, что бы подарить королеве, мне пришла в голову мысль…

— Вот уж чего, действительно, от вас не требуется, — проворчала принцесса.

— Кто предложил вам сделку?

Бальбастр пребывал в нерешительности.

— Должен ли я, сударь, напомнить вам о прошлом?

— В доме герцога д’Эгийона я познакомился с прусским дворянином, сказавшимся моим поклонником. Он долго расхваливал мои импровизации в Нотр-Дам, о которых упомянула ее высочество, а также похвалил обе мои пьесы для клавесина и фуги для органа.

— Вы нам рассказываете басню о вороне и лисице!

— Увы, Мадам! Я оказался падким на лесть.

— А как зовут этого поклонника?

— Я не могу…

— Не можете? Как это вы не можете? Слово дочери Франции, я велю колесовать вас, сударь, за оскорбление величеств, если вы не скажете.

— Было бы очень жаль прибегать к подобным мерам, когда имеешь дело с владельцем клавесина с портретом великого Рамо. Отвечайте, сударь, ее королевскому высочеству. Имя, и немедленно.

— Речь идет о шевалье Тадеуше фон Иссене.

— А знаете ли вы, — заорала принцесса, — где он раздобыл сей предмет? Он был украден из покоев короля Фридриха! Да, из Сан-Суси! Этого вполне достаточно.

Она встала, с улыбкой протянула Николя руку для поцелуя и, смерив взором Бальбастра, вышла из гостиной.

— Сударь, — сказал Николя, — несмотря на прошлое, отнюдь не побуждающее меня полагаться на вашу нынешнюю верность престолу, тем не менее мне хочется верить в ваше здравомыслие. И еще. Где можно найти этого прусского дворянина?

— Я не знаю, но я хотел бы выразить вам…

— Это лишнее. Ваш слуга, сударь.

Спускаясь с холма, он вспоминал о Жюли де Ластерье; на сердце у него стало тяжело, но душа его была спокойна: он сумел устоять перед искушением низменной ревности.[66] Ему не удалось вспомнить, где он слышал имя фон Иссена, и он решил непременно разузнать о нем подробнее. Ничто нельзя отпускать на волю случая. Он взглянул на часы: ровно пять. Велев Рабуину ехать шагом, он в глубоких сумерках подъехал к особняку д’Арране. Триборт открыл ему дверь и принял плащ.

— Похоже, — вполголоса произнес он, — там начинает штормить. И хотя адмирал льет масло бочками, чую, качки не избежать. Очень уж министр расшумелся!