Архипелаг - Моник Рофи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А тюлени между тем живут своей жизнью: загорают на пустых рыбачьих лодках, ленивые, расслабленные, беззаботные… Животные на этой земле не боятся людей, наоборот, ищут у них защиту. Это их остров, остров диких животных.
Но Оушен все равно.
Сложив в рюкзак вещи и документы, Гэвин гребет к берегу. На причале тоже полно тюленей — одни забились в трещины между камнями, другие храпят, свернувшись прямо на голых досках. Они сопят и хрюкают, нимало не смущенные переступающими через них человеческими ногами. Они настолько расслаблены, что кажутся мертвыми, спят как убитые, только усы во сне подергиваются. Оушен посматривает на них с отстраненным любопытством, а он глядит на дочь с огромным чувством вины.
Паспортный и таможенный контроль здесь проходят прямо на набережной, под охраной армии Эквадора. Трое мужчин в форме цвета хаки и авиаторских очках охраняют проход в город. Они не говорят по-английски. Охрана проводит Гэвина и Оушен к столику. Пограничник ставит в их паспорта печать и выдает разрешение пробыть на острове две недели.
— Фрукты есть?
— Нет.
— Животные?
— Нет.
Глаза Оушен наливаются слезами.
— Так у вас нет животных?
— Нет.
— Хорошо. Тогда вы можете посещать другие острова в течение двух недель.
Они кивают, выходят в город. И здесь полно тюленей, этих «лобос», морских волков, как их называют на Галапагосе. Они валяются на мостовой, загораживают двери магазинов и банков, спят на набережной, на пляже, у самой кромки воды. Они развалились на цветочных клумбах, на скамейках парка, валяются на спине, шевеля распластанными плавниками, на детской площадке под горкой и веревочными лестницами. Из-под веревок вдруг вылетает молодой тюлень, гонится по площадке за визжащими детьми. Тюлени вообще-то — дикие звери, с ними следует соблюдать осторожность. Они часто дерутся, кусают друг друга и детей могут покусать.
На улице тюлени, смешно переваливаясь, спешат за людьми, стараясь угнаться за велосипедистами. Молодые тюлени «выделываются»: поднимаются на хвост, выгибаются буквой S, — таких люди обходят стороной. Впереди, на пляже, устроилась целая колония, не меньше ста особей, запах чувствуется издалека, да и громогласный рев и тявканье ни с чем не спутаешь. Мамочки воспитывают молодняк, молодые самцы собрались кучкой поодаль, задирают друг друга. И все гавкают, тявкают, рыгают и валяются вповалку, как компания алкоголиков.
Двое тюленей забрались на мол и свысока лениво поглядывают на многочисленное стадо. Гэвин вдруг чувствует непреодолимое желание присоединиться к ним, лечь рядом и захрапеть.
— Папа, они что, все родственники?
— Думаю, да, детка. Здесь все мамы, папы, сестры, братья, практически одна семья. У всех есть семья.
— И у птичек?
— Да.
— А у деревьев?
— И у деревьев тоже. На нашей планете все связаны друг с другом, моя принцесса. Все без исключения.
— А как?
— Это сложно объяснить, но, поверь мне, у нас всех много общего. Например, разве ты не чувствуешь свою связь с тюленями? Только посмотри на них, понимаешь, что я имею в виду?
Оушен серьезно смотрит на всхрапывающую, сопящую орду животных, сосуществующих в полном ладу друг с другом, сваленных в подобие огромной кучи, и согласно кивает.
— Да, папа.
— Они прямо как мы, а мы как они…
— Значит, я тоже тюлень, папа?
— Да, можно и так сказать.
— И Сюзи была тюленем?
— Возможно.
— А у Тихого океана есть семья?
— Нет, но ведь море состоит из воды, а мы все произошли из воды, так что опять вот тебе и связь.
— И моря связаны друг с другом?
— Да.
— И Сюзи состояла из воды?
— Да.
Оушен с тоской смотрит на стаю морских волков, обнявшихся, таких довольных и счастливых. Кажется, у них есть все, чего не хватает им: безопасность, любящие родственники, дом.
— Папа, мне грустно.
— И мне, родная.
— У меня все болит.
— Это так и называется: «грусть».
— А что такое грусть?
— Это такое чувство, детка.
— А почему так больно?
— Не знаю, моя радость, но я тоже чувствую эту боль. Наверное, это Бог ее посылает, или природа. В нас есть центр эмоций, который вызывает разные чувства.
— Тот белый кит, которого мы встретили, папа… он тоже был грустный, по-моему.
— Ты права.
— А Сюзи сейчас с ним? С белым китом?
— Думаю, да.
* * *
Проходит несколько дней. По утрам они спускают шлюпку, гребут к берегу, целые дни бесцельно бродят по улицам. Сейчас начало марта, солнце жжет непереносимо, и очень медленно, практически незаметно, душевные раны начинают зарастать, в груди появляется чувство сродни пробуждению. Очарованию. Все-таки это место заколдовано, здесь жизнь течет по-другому.
Маленькая гавань тиха, небо над ней прозрачное, огромные морские черепахи, перебирая короткими лапами, неторопливо проплывают мимо яхты, направляясь по своим, неведомым, делам. Тюлени кружат вокруг «Романи», ныряют, играют в догонялки. И везде, и в море, и на причале, снуют похожие на сказочных драконов морские игуаны с нарядными черными крестами на спинках.
Постепенно, просто оттого, что они еще живы и продолжают дышать, что волны плещут о борт, а солнце по-прежнему всходит каждое утро, к ним приходит успокоение, чувство гармонии, единения с природой, помогающее примириться с потерей. Смерть Сюзи унесла с собой частичку их душ, неразлучная троица распалась. Они с Оушен на физическом уровне ощущают отсутствие собаки, новое испытание для обоих. Умом этого не понять.
Гэвин поднимает парус, ведет «Романи» к острову Лобос. Они бросают якорь в мелкой бухточке, окруженной черными вулканическими скалами, — прибежище очередного стада тюленей. Это их первый заплыв без Сюзи. Гэвин растерянно смотрит на трап — теперь уже нет нужды его спускать. Но он должен держаться молодцом, не имеет права проявлять слабость при дочери.
— Ну что, маленький тюлень, поплыли?
Он плюет в маски, протирает их пальцем, они спускаются в воду по боковой лестнице, а опустившись до уровня воды, ныряют головой вперед. В прозрачной воде хорошо видны черные скалы, стайки рифовых рыбок снуют мимо них: вот рыба-попугай, а это рыба-труба — рифовые рыбы без наличия рифа! На песчаном дне, похожем на выжженную солнцем поляну, отдыхают игуаны — смешно наблюдать этих откормленных черных ящериц на такой глубине. Но если взглянуть вверх, у поверхности воды видны мельтешащие черные лапки, несущие других игуан на берег. У них длинные тела, на узких головах — черные причудливые шлемы конквистадоров. Появляются три тюленя и устремляются прямо к ним.
— Папа! — взвизгивает Оушен.
В одну секунду она заплывает ему на спину, выглядывает
