Архипелаг - Моник Рофи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
К вечеру небо розовеет, серые и темно-синие облака разбросаны по лиловому фону, как завитки крема на торте. На горизонте то и дело вспыхивают зарницы — золотые, ныряющие с облаков в воду. Оушен сидит рядом с ним, наблюдая за игрой молний, охая и ахая от восторга. Зарницы сцепляются друг с другом на высоте, на мгновение озаряя горизонт яркими вспышками, но эти разветвленные электрические щупальца находятся так далеко, что кажутся ветвями кораллов, красивыми и безопасными.
Но паруса висят все так же безжизненно, яхта все так же недовольно пыхтит, медленно ползет вперед. Делать им нечего, вот они и сидят, разглядывая горизонт, как инопланетяне в космическом кинотеатре. Через полчаса грозовые всполохи пропадают — скорее всего, гроза ушла еще дальше.
Гэвин садится поудобнее, закидывает ноги на перила. Под страховочным поясом на нем надета серая флиска с капюшоном — удобная, как домашний халат. Оушен залезает ему на колени, он крепко обнимает свою девочку. Сюзи, невнятно ворча, тоже подходит и кладет ему на ноги морду. Так и сидят они втроем, чувствуя себя в своем кокпите в полной безопасности. Так вместе и засыпают, убаюканные тихим шелестом волн, влекущих их на юг.
Гэвин просыпается посреди ночи. Оушен навалилась на него всей тяжестью, он перекладывает ее поудобнее. Сюзи открывает глаза, бьет хвостом, требуя внимания и ласки. Он поднимает взгляд — нет, вы только подумайте, грот надулся ветром, они снова идут полным ходом! Он проверяет часы, сверяет расчет пройденных миль, и вдруг его сердце замирает от ужаса. Прямо перед ним, по правому борту, высится темный мужской силуэт. Мужчина изогнулся от напряжения, сражается с неподдающимся парусом. Первый импульс — броситься на помощь, но ужас уже заморозил кровь настолько, что Гэвин не может пошевелиться.
Моряк, одетый в ветровку с капюшоном, продолжает спускать грот. Ветер валит его с ног, в отчаянии он хватается руками за парусину. Сюзи взвизгивает, Гэвин подтягивает ее поближе, зажимает рукой пасть. Моряк скользит на мокрой палубе, дергает за тросы, что-то заклинило, парус не поддается. И вдруг грот падает вниз, прямо на моряка, всей тяжестью придавив его к палубе. Яхта кренится, он отпускает парусину, поднимает руки, пытаясь выпрямиться, но тут яхту качает в другую сторону, резко и сильно, и мужчину перебрасывает за борт. Легко, как перышко. Это случается в одну секунду — раз, и жизни нет.
— Господи, благослови его душу, — только и может прошептать Гэвин.
Глава 20
ОБЪЯТИЯ МОРЯ
На шестой день их догоняет синеногая олуша с подросшим, совершенно обессилившим птенцом. Из последних сил взмахивая крыльями, птицы делают над яхтой круг, садятся на ограждение по правому борту. Что они здесь делают, за четыреста с лишним миль от берега?
Большую часть утра олуши проводят, сидя на перилах и пачкая палубу ядовитым кислотным дерьмом, отодрать которое очень сложно. При виде птиц Сюзи приходит в неистовство, так что Гэвину приходится посадить ее на поводок в кают-компании. Оушен, не веря своим глазам, рассматривает ярко-голубые ноги олуш. Выглядят они так, будто на птицах надеты модные резиновые сапожки или дизайнерские ласты. Птенец, похоже, особенно доволен тем, что ему есть куда присесть. Он неторопливо оглядывается по сторонам, ветер шевелит белый пух, еще сохранившийся кое-где на голове и шее. Оушен рвется обследовать птенца.
— Папа, можно я поглажу птенчика?
— Нельзя. Он же еще совсем маленький, примерно твоего возраста, и он очень устал. Еще бы, столько времени лететь за мамой!
— Они что, потерялись?
— Похоже на то.
— Наверное, они очень рады видеть нас.
— Да уж, это точно.
— А мы куда плывем, папа?
— В страну олухов и олушек.
Оушен разражается смехом.
— Вот увидишь, нам еще встретится немало сумасшедших птиц на Галапагосе.
Оушен кивает, несколько раз произносит «Га-ла-па-гос», заучивая новое слово. До нее наконец-то доходит, что они направляются в волшебное место: столько дней плывут через моря, что же их ждет впереди? А Гэвин заинтриговывает ее все сильнее, ограничиваясь туманным: «Подожди, сама увидишь!»
— Но будет много огромных черепах, — добавляет он загадочным голосом.
— А ящерицы будут?
— Да.
Мама-олуша внезапно срывается с перил, улетает в поисках корма для малыша. Он явно встревожен, боится, что она потеряется в морских просторах, не найдет обратной дороги. Что же, теперь у них есть собственный пассажир. Что бы ни случилось, они обязаны довезти его до места в целости и сохранности.
— Папа, а куда птичка делась? — Оушен тоже начинает беспокоиться.
— Улетела за едой.
— Какой едой?
— За рыбой, наверное.
— А как малыш знает, что мама вернется?
— Ну, потому что… она же всегда возвращается! Она помнит, что оставила птенчика одного, поэтому стремится обратно.
— А вдруг она не найдет яхту?
— У нее острое зрение. Не забывай, что она летает очень высоко, оттуда все видно.
Оушен задумчиво кивает.
— То есть птенчик точно знает, что мама вернется?
— Да.
— Понятно.
Это грустное «понятно» болью отдает в его сердце. Его девочка не жалуется, но ей тоже одиноко без мамы и без маленького брата.
Оушен сощуривает глаза и задает новый вопрос:
— А ведь моя мама не улетела, верно?
— Нет, любовь моя. Она живет недалеко от нашего дома.
— И все время спит?
— Да, и это вполне естественно, всем людям надо спать.
— Я знаю.
— Некоторые животные иногда сворачиваются в клубок во сне, чтобы защититься от врагов.
— Как ежики?
— Точно! Как ежики.
— А вот Фиби не сворачивалась.
— Правда?
— Почему люди приходят и уходят, папа?
— Я не знаю, детка.
Они продолжают свое движение в рассеянной дымке. Он не солгал дочке, они обязательно увидятся с ее мамой. «Она знает, что вы отправились путешествовать», — сказала Джеки. Наверное, Клэр обрадуется, когда они расскажут ей, как далеко забрались, ведь она знает о его мечте побывать на Галапагосе. Но перед глазами вдруг снова вырастает гигантская мутно-коричневая волна, с яростным шумом катящаяся вниз по склону, и кожа мгновенно покрывается мурашками, а дыхание перехватывает. Почему же он вовремя не сорвал их на ноги, не заставил бежать, не перебросил через стену? Неужели он сам виноват в смерти сына? Сейчас ему уже не припомнить подробности, в ушах стоит лишь жуткий грохот, с которым прорвалась стена под напором
