В свете зеленой лампы - Андрей Межеричер

попалась добрая и сметливая, у соседки – корова с молоком, в нашем дворе – и куры, и утки, и собака на привязи. Место было не курортное, как наши и хотели. Здесь жили рыбаки, ходившие каждое утро на небольших кораблях-фелюгах и моторных лодках в море ловить рыбу. Жизнь была по-деревенски тихая и размеренная. До пляжа со смесью гладких, отполированных морем камней и очень белого песка – минут десять пешком. Морской аромат с легким запахом водорослей пропитывал весь воздух вокруг, кричали чайки, шипели волны, и было не то что очень тепло, а просто жарко. Не место, а рай, и я очень надеялась, что Андрейке, у которого всю прошлую весну были простуды и астма, этот климат пойдет на пользу.

Я была рада, что в первой смене оказалась наша Лена, с которой у меня получилось проще наладить быт. Да мне и легче, когда кто-то свой рядом, привыкать к незнакомым людям. Когда она через месяц уехала, на смену приехала Лида, а Лена Аввакумова осталась еще на месяц, потом в конце июля Лену сменила опять наша Лена, и получилось, что каждая из подруг пробыла с детьми в Крыму по два месяца, а я так целых три. Жить было несложно, я готовила на нашу компанию и смотрела за детьми. Девчата закупали продукты в местном магазине, а молоко у соседки. Овощи и рыбу мы брали у других местных жителей, а стирали по очереди на всю компанию.

Свежевыловленная рыба была такой вкусной, что и не рассказать! Я никогда такой не ела и, наверно, уже никогда не поем. Розовая хрустящая жареная на сковородке барабулька, так любимая детьми, кефаль с жирной и толстой спинкой и, конечно, царственно вкусный калкан – черноморская камбала. Калкан был большой, как огромная сковородка, и весь в шипах с одной стороны, с той же стороны были у рыбы и глаза. Нечасто удавалось купить такую у рыбаков. Они ведь сдавали весь улов в рыбсовхоз и только иногда, при хорошем улове, могли оставить что-то себе, чтоб продать на сторону. Мы всегда покупали с удовольствием. Камбалу мы и просто жарили, порезав на куски, она была такая огромная, что наедались одной рыбиной все. А если хозяин собирался коптить рыбу, то мы просили его закоптить и нашу заодно. Он это делал в специальной коптильне – большой металлической бочке во дворе. Она вся была слегка ржавая, сверху накрывалась тоже железной крышкой, а снизу имелась дверца, куда закладывали сначала дрова для розжига, а потом ольховые опилки для специального дыма. Как я уже сказала, поселок был рыбацкий, и коптили то в том, то в другом дворе часто. Острый и вкусный запах копченой рыбы при этом разносился ветром по всей улице, вызывая слюну у прохожих и соседей.

Мы с детьми стояли на отдалении и с интересом смотрели, как хозяин разжигает дрова внизу бочки, потом снимает плотную крышку сверху и вешает туда рыбу на крючках на сделанные для этого поперечины. Когда он надевает крышку обратно и подкладывает опилки, дым, бывший сначала голубовато-седого цвета, становится темным и густым, пробивается из всех щелей, и вся бочка начинает напоминать маленький паровоз…

Теплая ароматная рыба из коптильни своим запахом быстро собирала и больших, и малых домочадцев к столу, а я уже к тому времени и картошечки отварю с укропчиком, и овощей, созревших под щедрым южным солнцем, нарежу:

– Ешьте, мои дорогие малыши, наедайтесь! Вы ведь устали и проголодались, набегавшись на морском воздухе…

Каждый день кто-нибудь из нас, взрослых, ходил с детьми купаться на море. Одних мы их не пускали, маленькие еще. Мало ли что может случиться на берегу вдалеке от дома. Как они плескались и визжали, как брызгались друг на друга, гонялись и ныряли в теплом и соленом море! Невозможно было не смотреть на них, не улыбаться их играм. Я тоже плавала вдоль берега, но только там, где могла ногой нащупать дно, внимательно следя, все ли детские головы видны над водой. На глубину заплывать я боялась, даже когда нас, взрослых, было двое. А вот Лена могла уплыть далеко и оттуда махать нам рукой. Как она не опасалась, что какой-нибудь осьминог или гигантский краб схватит в воде за ногу и утащит?

Кстати, о крабах: там их было очень много, и мы часто их ловили. Идешь вдоль берега по воде, переворачиваешь камни на мелководье, а оттуда, крупные и мелкие, бегут крабы врассыпную, двигаясь бочком, подняв вверх острые клешни, готовые к обороне. Но ты их хвать двумя пальцами за панцирь по бокам – и мчишься с добычей на берег, несешь в ведро, стоящее там для улова с водой и крышкой, на которой лежит большой камень, чтоб прыткие крабы не могли оттуда сбежать. Порой бывало очень больно, если палец или рука попадали в захват клешни краба. Сильный синяк или глубокая царапина гарантированы даже взрослому, и мы, призывая детей к осторожности, старались их не подпускать слишком близко к месту нашей охоты.

Все наши ловили крабов именно таким образом, как я рассказала, и только я ловила по-другому. Даже не знаю, как у меня первый раз так получилось, но то ли я случайно подставила свою пятку под клешню краба и он меня за нее схватил, то ли просто хотела его прижать ею ко дну, чтобы ухватиться поудобнее за края панциря пальцами, куда краб своими сильными клешнями не доставал, но он уцепился за мою пятку, и я, махнув ногой, швырнула его далеко на берег. Там его поймать и отправить в ведро было уже не сложно. Я и приловчилась их ловить своей пяткой. Больше ни у кого так не получалось. Наловив штук восемь, чтоб хватило всем, мы ставили ведро прямо здесь, на берегу, на два камня или кирпича и разводили под ним огонь из сухих веток. Как вода закипит, мы, к тому времени уже прилично проголодавшиеся, с аппетитом ели горячих вареных красных крабов. Мы все любили такую трапезу у моря.

Между самим поселком и морем, недалеко от нашего дома, были развалины старой дореволюционной усадьбы. Нам рассказывали, что здесь жил какой-то аристократ по фамилии Попов. Он построил очень красивый и большой дом из белого камня и окружил его чудесным фруктовым садом, что здесь, в степных местах, было диковинкой. Что дальше случилось, я не знаю, но мы застали только «развалины замка», как местные его называли, а сад без воды давно высох и был