Четыре года в Сибири - Теодор Крёгер

- Дай мне, пожалуйста, хороший стаканчик, чтобы выпить!

Он осушил его одним глотком, новая сигарета зажглась, и теперь это снова был прежний, улыбающийся Иван Иванович.

Когда вошла Фаиме, он чрезвычайно осторожно взял ее правую руку обеими руками, склонился над ней с необычайной величавостью и поцеловал руку девочки.

- Теперь я могу смотреть Фаиме в глаза. Я выполнил ее большое, долго не высказывавшееся желание. Не так ли, Фаиме?

- Это ужасно мило с вашей стороны, Иван Иванович, – и татарка со всей ее силой пожала руки капитана, у которого возникла благосклонная, вежливая улыбка. Она привстала на цыпочки, и мужчина наклонил голову к ее рту. – У меня сегодня вечером для вас есть сюрприз. Омар с майонезом, – прошептала она. Капитан от радости покраснел как рак. – Я заказала его специально для вас из Петербурга, я знала, вы не отвергли бы мою просьбу, – добавила девочка.

С прямо-таки детским воодушевлением Иван Иванович ел омара с майонезом, потом я проводил его домой.

Когда я позже снова стоял перед моей квартирой, я видел, что окна столовой были широко открыты. Но в спальне Фаиме они были плотно занавешены.

Я поднимаюсь. Дым и запах чужих людей исчезли. Все проветрено. В салоне горит керосиновая лампа. Ее слабый свет падает на мягкий, широкий диван. Сильно пахнут духи Фаиме. Я раскуриваю свою трубку и хожу по комнате туда-сюда.

Вокруг меня беззвучная тишина.

«Я могу покупать шкурки в деревни...»

Теперь это от меня на расстоянии вытянутой руки, и это беспокоит меня.

Пленные товарищи... Тысячи человеческих жизней нельзя ставить на карту из-за попытки побега... Он никогда не злоупотребит надеждой и доверием... никогда в жизни...

Я сажусь, я пытаюсь уяснить это, привыкнуть к этому, суметь думать об этом.

Фаиме вмешалась.

Фаиме принесла мне свободу...

Моя Фаиме!...

Только одно единственное, маленькое ее слово, и я, несмотря на все, еще этим вечером стал бы бесчестным.

- Петр, дорогой, о чем же ты так задумался?

Внезапно я поднимаю голову. Передо мной стоит Фаиме в своем экзотическом, татарском вечернем наряде. Она похожа на персонаж из чужеземной сказки.

Внезапно она опустилась между моими коленями, ее глаза наполовину закрыты, ее рот раскрыт, и она шепчет:

- Поцелуй меня, теперь ты должен поцеловать меня...

Пробка шампанского прыгает высоко, жидкость, как золото, сверкает в наших бокалах. Как умиравшие от жажды мы пьем, один бокал, второй, только потом мы снова смеемся.

Ночь становится светлее, первые едва ли отчетливые контуры предметов становятся различимы. Я накрываю Фаиме, складываю подушки, и она со счастливой улыбкой уютно укладывается. Поцелуй в щеку, дорогое, доброе слово, и потом я выскользнул из комнаты.

Я приказываю поварихе и горничной вести себя очень тихо, и выхожу в сияющее зимнее утро, на мою новую свободу...

Едва выпадает первый снег, жизнь в Сибири просыпается. Теперь крестьяне, которым все лето приходилось работать в поле, используют зиму, чтобы обеспечивать свои покупки и сделать все, на что у них не было времени летом. Дороги тогда еще мало заснежены, первый снежный покров не слишком высок, и холод вполне терпим. Так отовсюду приезжают люди, покупают, продают, обменивают свои товары, и возникает оживленная торговля и деятельность.

Я купил себе вместительные сани, шириной примерно два метра и длиной около трех метров, специально подходящие для далеких поездок по стране, по очень низкой цене и тщательно отремонтировал их.

У саней на месте сиденья был матрас длиной два метра и шириной один метр. Это приспособление было очень важным, так как во время дальних поездок можно было спать в санях, так как по дороге едва ли можно было найти ночлег. Кроме обычных, но особенно широких полозьев на высоте примерно полуметра была прикреплена еще пара откидных полозьев, чтобы предотвратить опрокидывание саней на неровных местах. Выступающий верх, от края которого опускался занавес, защищал пассажиров от порывов снежных бурь и ветра. На широких козлах сидел ямщик[3]. Три неутомимые и очень неприхотливые маленькие сибирские лошадки были запряжены в нее.

Оснащение для поездок состояло из многих вещей.

Поверх обычного костюма нужно было натянуть что-то вроде костюма летчика, с подкладкой из шкурок. На него надевали теплое, тоже с подкладкой из шкурок пальто или обычную крестьянскую шубу из собачьих шкур. В особо холодные дни надевалась еще «бурка» с подкладкой, пелерина, достававшая до лодыжек, с тоже утепленным капюшоном. На ногах было три пары шерстяных носков, маленькие меховые унты и толстые валенки, высотой до коленей. Несмотря на такую теплую одежду мерзнуть начинали часто уже после двух-трех часов езды. Тогда помогал только алкоголь. Я брал с собой еду и горячие напитки в больших, специально заказанных в Петербурге термосах.

Подготовка была проведена. Образцы шкурок уже давно были посланы в Петербург и Москву различным фирмам. Условия платежа прилагались.

Я собирался уехать на одну неделю. Чтобы устроить закупки в отдельных деревнях быстрее и более рационально, я послал туда заранее нескольких крестьян. Они должны были созвать крестьян с товаром в этих местечках в указанное время.

Дорожные сани стоят у ворот. За ними меньшие с двумя солдатами, Лопатиным и Кузьмичевым, и еще третьи сани для купленных товаров.

Мягко и удобно я уложил Фаиме в санях и положил ей несколько подушек за спиной. Ямщики сидят на козлах, маленькие косматые лошадки терпеливо ждут. Теперь я тоже укладываюсь на мягкую обивку наряду с Фаиме, кучер поворачивается, удобно устраивается на козлах, немного натягивает поводьях, и три бодрых лошадки пускаются в путь. Маленькие колокольчики тройки звенят весело и звонко. Стоящие вокруг машут руками, из окна нам вслед глядят повариха Наташа и Ольга.

Скоро мы преодолели границу зоны свободы.

На обеих сторонах дороги нас окружает темная, непроницаемая тайга. Она повсюду стоит молчаливая, много столетий подряд, и такой же она останется навечно. Она сопровождает нас постоянно по обе стороны, сколько бы нам ни ехать.

Верх саней теперь опущен назад. В солнечном свете блестит и сверкает снег; тепло, всего лишь несколько градусов мороза.

Мечтательно я смотрю вдаль. Мне все же разрешили бросить маленький взгляд на дикие просторы Сибири и выйти за пределы очерченного круга. Что я там увижу?...

- Петр... я лежу неудобно.

-Нет...?

Я стараюсь поправить подушки.

Фаиме смотрит на меня. Я приближаюсь еще ближе к ней, она кладет голову на мое плечо, потом она улыбается. Она не хотела быть одной, хотела знать, счастлив ли я, и была благодарна, что я понимал ее без слов.