За Москвою-рекой. Книга 1 - Варткес Тевекелян

На комбинат поступило распоряжение за подписью начальника главка. Толстяков предлагал срочно освободить место для установки первой партии новых станков в количестве ста штук.

Власов был озадачен. Всего за три дня до этого он послал подробную докладную записку на имя того же Толстякова с просьбой отменить распоряжение о поставке комбинату этих станков, а если возможно, то вовсе отказаться от них. «Оснастив ткацкие цехи малопроизводительными станками, текстильная промышленность не только не будет перевооружена новейшей техникой, но, наоборот, надолго остановится в своем развитии», — писал он и просил внимательно ознакомиться с прилагаемым заключением комиссии, составленным при участии видных специалистов.

Зная, в какое щекотливое положение ставит он начальника главка, лично утвердившего технические условия новых ткацких станков и разместившего заказ на машиностроительном заводе, и желая в какой-то мере помочь ему выйти из неловкого положения, Власов не ограничился созданием своей, внутрикомбинатской комиссии под руководством инженера Баранова, а пригласил еще крупных специалистов — ткачей из научно-исследовательского института шерсти.

Баранов на этот раз добросовестно выполнил поручение — видимо, в нем заговорил старый производственник, — и он дал тщательно продуманнее и вполне объективное заключение.

Положив подписанный акт перед Власовым, Баранов сказал:

— Вы абсолютно правы, станки — дрянь, и оснащать ими промышленность нельзя. Я понимаю, Василий Петрович останется недоволен, но что же делать… Как говорится, истина превыше всего.

Специалисты в течение двух недель проводили тщательное испытание, составили дефектные ведомости и пришли к единодушному выводу, что предлагаемая модель ткацкого станка действительно морально устарела.

«Единственное преимущество новых станков — это установление на них приборов для автоматической подачи утка. Они хоть и дают возможность ткачам обслуживать четыре станка вместо двух, но экономически ни в коей мере не оправдывают себя, ибо выработка этих четырех станков почти равна трем ныне действующим. Таким образом, освободив некоторое количество ткачей, промышленность резко снизит производство тканей, и для компенсации потерь потребуются новые производственные площади и установка дополнительного оборудования», — говорилось в заключении.

Кажется, убедительно!..

Власов решил, что начальник главка не успел ознакомиться с актом комиссии Баранова и заключением специалистов, и позвонил ему, прося разрешения приехать.

— Приезжайте, — коротко сказал Василий Петрович в трубку.

Власов взял копию акта и докладной записки и поехал в министерство.

Верный старым традициям, начальник главка и на этот раз продержал его чуть ли не целый час в приемной и только после этого пригласил к себе.

— Что опять стряслось? — сухо спросил он.

— Ничего особенного. Я по поводу вашего распоряжения. Мне показалось, что вы не успели ознакомиться с актом…

Василий Петрович не дал ему закончить фразу:

— И с актом познакомился, и вашу докладную записку прочитал — нового ничего не нашел. В чертежах и технической документации завода все это написано. Следовательно, незачем было и огород городить — создавать разные комиссии, тратить деньги на оплату специалистов-консультантов. Конечно, похвально, что вы так печетесь о судьбах всей промышленности, но, по-моему, рановато занялись таким непосильным для нас делом. Узковато рассуждаете, товарищ Власов, за деревьями леса не видите! Не понимаете того, что для нас главное сейчас — экономить рабочую силу. Страна строится небывалыми темпами, а рабочих рук не хватает…

Разговор с Толстяковым всегда раздражал Власова. Не веря ни единому его слову, он часто досадовал на себя за то, что не может открыто, без обиняков сказать ему в лицо все, что думает о нем. «Спорить с ним, доказывать ему что-либо — безнадежное занятие». Это Власов хорошо понимал, но и молчать не считал себя вправе: ведь речь шла о судьбе руководимого им комбината, о завтрашнем дне всей промышленности.

— О широте и узости взглядов спорить с вами не буду, — начал он, стараясь быть спокойным. И все же голос его предательски дрогнул. — Я прошу только об одном: не выделяйте нам этих станков, — лучше отказаться от них! Заставьте машиностроителей поработать над усовершенствованием модели. Если нужно, мы им поможем. Ведь обновлять оборудование приходится редко, это затея дорогостоящая. Зачем же обрекать себя на застой?

— Знаете, Власов, давайте без громких фраз! Так и скажите, что вам не хочется возиться с новыми станками. Понимаю, дело канительное: демонтируй старые, устанавливай новые, осваивай их, — но другого выхода нет, и вам придется заняться всем этим. Пока машиностроители новую модель предложат, много воды утечет, а время не терпит!

— Как хотите, но принимать такие станки я отказываюсь!

— Вот как? — Василий Петрович поднялся. — На словах вы новатор, а на деле, когда нужно осваивать новую технику, — в кусты. Не выйдет, товарищ Власов, заставим!

— Нет, не заставите, — с каким-то ожесточением сказал Власов. — Если вы не отмените ваше распоряжение, то я вынужден буду обжаловать его министру.

— Вот это на вас похоже, вы только тем и занимаетесь, что разводите кляузы. Пожалуйста, обжалуйте!

— Мнением вашим о себе я не слишком дорожу! — резко сказал Власов и быстро вышел из кабинета. Только этого еще не хватало — чтобы о нем говорили как о кляузнике!

«Может быть, даже хорошо, что так получилось. Или — или», — рассуждал Власов, спускаясь этажом ниже, в приемную министра.

Министра не оказалось на месте. Его первый заместитель Акулов проводил совещание, и неизвестно было, когда освободится.

Власов, недолго думая, попросил у секретарши конверт и лист бумаги, сел за стол и тут же написал записку. Запечатав в конверт копию докладной записки, он протянул пакет секретарше.

— Очень вас прошу, вручите, пожалуйста, товарищу Акулову, как только он освободится! Это очень важно!

— Хорошо, хорошо, — недовольно отвечала секретарша, привыкшая к настойчивым просьбам посетителей.

— Очень важно, понимаете? — повторил он.

В обширном вестибюле на первом этаже, где помещались раздевалки и множество служб министерства, Власов случайно столкнулся с начальником технического отдела главка Софроновым.

— О, Алексей Федорович! — воскликнул тот, словно радуясь встрече. — Здравствуйте… Постойте! Что с вами, вы не заболели? — вдруг спросил он, вглядываясь в осунувшееся лицо Власова.

— Почему вы так думаете?

— Вид у вас неважный.

— Просто устал…

— Слыхал, все воюете?

— Приходится, — нехотя ответил Власов, направляясь к выходу.

В данную минуту ему меньше всего хотелось вести праздный разговор с кем бы то ни было, тем более с начальником технического отдела главка, которого он считал бесхарактерным человеком. Но тот не отставал от него, и они вместе вышли на улицу.

Был жаркий летний день. Перед квадратным зданием министерства из бетона и стали, построенным в двадцатых годах по проекту французского архитектора-конструктивиста, — зданием, похожим на длинную коробку, которую подпирали короткие ножки-столбы, — стояло десятка три легковых автомашин разных марок. Власов пошел искать свою. Софронов плелся за ним.

— Я тоже только что имел крупный разговор с Толстяковым. И знаете, по поводу чего? — без всякой связи заговорил Софронов. — По поводу ваших ткацких станков.

— Они меньше всего мои!

— Ну, наши, все равно!.. Еще тогда, когда собирались размещать на них заказ, я протестовал, доказывал нецелесообразность оснащения промышленности такой, с позволения сказать, техникой. Не послушались. Василий Петрович решил вопрос самолично. Он ведь упрямый, ни с кем не считается. «За неимением гербовой пишем на простой, говорит, других нет — возьмем хоть эти». Близорукая политика! Полчаса тому назад он пригласил меня к себе. Приказывает обосновать, что станки вполне удовлетворительны, и предлагает: «Если хотите, то можете сделать небольшие оговорки». Хорошенькие оговорки, когда вся конструкция ни к черту!

— Что же вы ответили? — заинтересованный его рассказом, Власов остановился.

— Отказался! И вот тут-то разразился скандал. «Сотрудники, кричит, для того и существуют, чтобы проводить в жизнь политику руководства! Исполняйте то, что приказываю, иначе я с вами работать не могу!» Так и сказал… Я, конечно, понимаю его положение. Шутка ли, — если машиностроители не отступят ни на шаг и потребуют, чтобы брали все, что заказали, нашему начальнику несдобровать. Но я все равно на сделку со своей совестью не пойду. Видимо, придется подыскивать другую работу…

— Не спешите, разберутся…