За Москвою-рекой. Книга 1 - Варткес Тевекелян

— Отчего же не приняли его предложение?

— Мы писали, просили триста тонн вискозных отходов, но шерсть в нашем главке, а шелк — в другом. Пока они между собой договорятся, пройдут месяцы, а то и год.

— Порядки у вас плохие, вот что я тебе скажу. Как будто бы не в одном государстве работаете!

— Партия наведет нужный порядок! Лучше пойдем со мной в общежитие, к одиночкам. Как у них там? Сегодня их тоже переселяли…

— Знаю, была я уж там! Ничего не скажешь, уют, чистота. Девчата так красиво убрали комнаты — залюбуешься… Иди посмотри, а у меня ноги болят, находилась я за день-то!..

Глава двадцатая

Вернувшись из поездки по фабрикам, Сергей узнал, что его вызывают на бюро райкома. Он забежал домой, надел новую рубашку, синий костюм, повязал лучший галстук.

— Что ты наряжаешься вроде как на праздник? — спросила Аграфена Ивановна, наблюдая за его сборами.

— Больше, чем на праздник! В райком вызывают, в партию будут принимать!

— Ну, дай бог!..

— Вот уж здесь-то бог совсем ни при чем! — засмеялся Сергей. — Ну, мама, я побежал. Придет Леонид — передай, что не знаю, когда вернусь. — Чмокнув мать в щеку, он выскочил на улицу.

В приемной у первого секретаря девушка записала его фамилию и велела подождать. Сергей сел на свободный стул и оглянулся по сторонам. В ожидании вызова сидело еще человек пятнадцать. Видно было, что все они волнуются, и волнение их мгновенно передалось Сергею. «А вдруг не примут?..» Тут, как назло, в приемной появилась Морозова, она кивнула Сергею головой и не спеша прошла в кабинет.

Тревога превращалась в уверенность. «Факт, не примут», — решил он. Здесь не будет мастера Степанова, старика Зазроева, Алексея Федоровича. Одна Морозова… За него некому и доброе слово сказать!

Сергею не сиделось на месте, он вышел в коридор. Шагая по блестящему паркету взад и вперед, он представил себе, как поднимется Морозова и, ни на кого не глядя, скажет: «На товарища Полетова поступил материал, расследовать не успели. На членов парткома повлияло необъективное выступление директора комбината Власова, и они допустили ошибку, проголосовав за прием Полетова в партию. Прошу отложить дело…»

Пусть, ему бояться нечего! Он тоже может сказать членам бюро: «Поверьте, товарищи, я буду верным солдатом партии, готовым выполнить ее любое поручение». Поверят, иначе и быть не может, потому что он идет в партию с чистым сердцем и открытой душой…

— Товарищ Полетов, заходите! — услышал он.

С сильно бьющимся сердцем вошел он в просторный кабинет. Первый секретарь райкома Сизов встретил его доброжелательной улыбкой и предложил сесть. Все сомнения и тревоги вмиг отлетели.

Инструктор райкома, держа перед собой открытую папку, скороговоркой прочитал его анкету и сел на место.

— Я думаю, сперва послушаем товарища Полетова, — предложил Сизов. — Расскажите коротко, Сергей Трофимович, свою биографию.

Сергей поднялся, глотнул слюну и, глядя перед собой, начал говорить:

— Биография… По правде сказать, особой биографии у меня нет…

Вкратце рассказав об отце и матери, он добавил:

— В сорок втором году поступил на комбинат учеником, стал красильщиком, потом перевели в поммастера.

— Значит, профессия наследственная, — заметил, улыбаясь, кто-то из членов бюро.

— Выходит, что так… На чем я остановился? Да, окончил курсы и стал поммастера. С сорок третьего года член ВЛКСМ. Учусь на четвертом курсе текстильного техникума. Общественная работа — член бюро комсомольской организации. Вот и все! — Сергей поднял голову и взглянул на Сизова.

— Как сейчас работаете? — спросил тот.

— Ничего… Если сказать по совести, то неважно. Хотя план выполняем, даже перевыполняем, но это не то, совсем не то!

— Смелее, Сергей Трофимович, смелее! Здесь люди свои, поймут! — Глаза у Сизова по-прежнему улыбались.

— Трудно объяснять, да и долго! — Помолчав, Сергей тряхнул головой, откидывая назад непокорные волосы. — Скажу, — с каким-то упрямством произнес он. — Если нескладно получится, извините. Сегодня я вернулся из поездки по другим фабрикам. Ездили с группой товарищей обменяться опытом. На Купавнинской суконной фабрике у нас глаза разбежались. В красилке у них светло, сухо, чисто. Потолки высокие, проходы широкие, у каждого рабочего своя раздевалка. Душевые, как в Сандуновских банях. Наш мастер Степанов ходил, ходил, все ощупал руками и сказал: «Да вы тут работаете как в раю!» И он был прав — ведь Купавнинскую-то фабрику построили при Советской власти…

— Товарищ Полетов, мы не обсуждаем работу Купавнинской фабрики, — перебила его с места Морозова, — зачем же отнимать у членов бюро время?

— Нет, погодите, — остановил ее Сизов. — Это очень интересно. Вам, товарищ Морозова, в особенности не мешает послушать.

— А нашу фабрику построил больше ста лет тому назад капиталист-немец, — продолжал Сергей, несколько осмелев после слов секретаря райкома. — В первые годы революции о реконструкции, понятно, и речи не могло быть. Потом какие-то умники решили, что лучше новые фабрики строить, чем старые латать. Недавно начальник ОКСа Никонов сказал у нас на техническом совещании: «Вашу фабрику рано или поздно снесут. Вы чадом ваших труб район отравляете». Конечно, у нас многое устарело, но зачем же так государственным имуществом бросаться? Наш комбинат можно и омолодить. Вы знаете, наверное, что в Моссовете нам помогли газ провести и наши трубы перестали дымить? Красилку тоже в порядок приводим. Директор наш, Алексей Федорович, крепко взялся за дело. Когда перестройку закончим, тогда и работать будем лучше!

— А скажите, товарищ Полетов, что конкретно дает реконструкция отделочной фабрики, о которой у вас столько говорят? — спросил второй секретарь.

— Очень много! Приведу только один пример. Мы сейчас красим товар в открытых барках. Следовательно, много топлива на воздух пускаем. Но это еще куда ни шло. Главное — долго красим, полтора — два с половиной часа одну партию. О качестве я уж не говорю. Все делаем наощупь. Поставим новые барки из нержавеющей стали и этим время сократим больше, чем на тридцать минут. А если еще терморегуляторы будут, то работа пойдет совсем по-иному — по строгому, заранее намеченному режиму. Я хочу дипломную работу написать о комплексной механизации в крашении. Николай Николаевич Никитин посоветовал. Он мне поможет. Завершим перестройку и ночную смену ликвидируем. Короче — рассчитываем поднять производительность процентов на тридцать, а может быть, даже больше. Жаль, что на все это наш главк денег не отпускает…

Члены бюро райкома, словно позабыв о том, что речь шла о приеме Полетова в кандидаты партии, с интересом слушали его.

— Патент на барку получил? — спросил Сизов и, обращаясь к бюро, разъяснил: — Дело в том, что Сергей Трофимович — автор именно тех производительных барок из нержавеющей стали, о которых он рассказывал.

— Нет, дали не патент, а только авторское свидетельство.

— Почему?

— Ничего, с меня и этого хватит, главное — чтобы комбинат хорошо работал!

— Будут вопросы к товарищу Полетову?

Вопросов не было.

— Есть предложение утвердить решение общего собрания коммунистов комбината и принять товарища Полетова Сергея Трофимовича в кандидаты партии. Кто за? Единогласно!

Секретарь райкома встал и протянул Сергею руку.

— Поздравляю! Уверен, что будешь стойким ленинцем.

— Обещаю, — смущенно проговорил Сергей.

Пожилой член бюро райкома говорил какие-то хорошие напутственные слова, но волнение мешало Сергею вникнуть в смысл его слов. «Я коммунист, коммунист», — повторял он про себя.

Он и не подозревал, что после его ухода Морозову похвалили. Тот же пожилой член бюро сказал:

— Молодец Морозова, хорошего коммуниста вырастили!

…Ехать в метро не хотелось. Сергей спустился к Москве-реке, прошел широкий мост и мимо храма Василия Блаженного поднялся на Красную площадь. Там он остановился возле Лобного места и долго смотрел на знакомый с детства Мавзолей Ленина.

…Дома, перед тем как лечь в постель, он достал тетрадь, к которой давно не притрагивался, открыл новую страницу и записал:

«18 июня 1950 года.

Сегодня меня приняли в кандидаты партии…»

На комбинат поступило распоряжение за подписью начальника главка. Толстяков предлагал срочно освободить место для установки первой партии новых станков в количестве ста штук.

Власов был озадачен. Всего за три дня до этого он послал подробную докладную записку на имя того же Толстякова с просьбой отменить распоряжение о поставке комбинату этих станков, а если возможно, то вовсе отказаться от них. «Оснастив ткацкие цехи малопроизводительными станками, текстильная промышленность не только не будет перевооружена новейшей техникой, но, наоборот, надолго остановится в своем развитии», — писал он и просил внимательно ознакомиться с прилагаемым заключением комиссии, составленным при участии видных специалистов.