Возвращение - Бентли Литтл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не смогу к нему привыкнуть.
— Ты изменишь свое мнение. Зачем нужны время и деньги, если не для того, чтобы тратить их на тех, кого любишь?
Довольная, Мелани наклонилась и поцеловала его.
— Я тоже тебя люблю.
После окончания «Симпсонов» Глен повернулся к ней.
— Какие у нас планы на ужин?
— Не знаю. А ты что хочешь?
— Почему бы просто не заказать пиццу с доставкой? Поедим здесь.
Мелани улыбнулась.
— Никогда в жизни не заказывала пиццу.
Глен сел на постели.
— Никогда?!
— Никогда.
— Ты не знаешь жизнь! — Он протянул руку, схватил справочник с ночного столика и принялся листать страницы на букву «П». — Это одно из самых больших достижений современной цивилизации, можешь мне поверить. Какую ты хочешь?
— С паприкой.
— Без пепперони?
— С паприкой.
— Половина с паприкой, половина с пепперони. — Глен нашел нужный номер, бросил справочник на подушку и потянулся за телефоном. — Твоя первая доставленная пицца, Мелани Блэк. Это будет незабываемый вечер, — пообещал он.
* * *Макгуан оказался сонным маленьким городком в пустыне, вытянутым вдоль двух расходящихся каньонов на краю огромного карьера. Музеев тут было два: крошечный, в одну комнату, шахтерский музей — судя по резной каменной табличке над дверью, раньше тут располагалась лаборатория, — и больший по размерам Музей исторического наследия, основанный историческим обществом округа и занимавший здание бывшей гостиницы. Престон Альфонс сказал, что продал мумию «историческому музею», и хотя под это описание подходили оба, Мелани и Глен решили начать с Музея исторического наследия.
Они приехали в город в половине десятого, а музей открывался только в десять, и они прошли чуть дальше по улице до скромного кафе, где взяли кофе, уселись за маленький металлический столик и стали слушать разговоры местных жителей. Люди обсуждали собачьи болезни, детей на роликах и новые машины — все это выглядело таким невинным и обыденным, что Мелани хотелось плакать. В этой обыденности повседневной жизни была своя красота, своя прелесть, которую она до сих пор не замечала и которая тронула ее до глубины души. Ей хотелось спросить Глена, разделяет ли он ее чувства, но она не решалась и просто смотрела на него и пыталась угадать по выражению лица.
Как непрочен этот мир, подумала Мелани, как хрупка человеческая жизнь! Она всегда старалась взять от жизни все, но чаще всего это выливалось в красивые жесты: сплав по порожистым рекам с друзьями из колледжа, одиночный переход через национальный парк Кэньонлендс, летняя работа в исторических достопримечательностях штата. Теперь, подумала она, пришло время оценить мелочи, получать удовольствие от простых вещей, которые ее окружают.
Сидеть рядом с Гленом, пить кофе.
Она наслаждалась моментом, и ей хотелось, чтобы это длилось вечно, но причина их приезда сюда мешала расслабиться. Посетители приходили и уходили, и становилось ясно, что время истекает.
— Уже десять, — наконец произнес Глен, посмотрев на часы на стене. — Пойдем, расплатимся.
Они подошли к музею как раз в тот момент, когда невысокий лысый мужчина с печальным лицом отпирал замок. Он открыл дверь, включил свет и представился как Род Хаффман, президент исторического общества.
— Вы-то нам и нужны, — сказала Мелани.
— Считайте, что вам повезло. Утром я собирался поехать в каньон Рэмси, понаблюдать за птицами, но наш куратор заболел, и вот я здесь. Мы по очереди помогаем в музее. У нас все строго на добровольных началах. — Он говорил быстро, без пауз, с легким южным акцентом.
Они прошли мимо высокого деревянного ящика с надписью: ПОЖЕРТВОВАНИЯ ОБЯЗАТЕЛЬНЫ, $2 ВЗРОСЛЫЕ, $1 ДЕТИ СТАРШЕ 12 ЛЕТ. Глен остановился, вытащил бумажник и стал искать однодолларовые купюры, а Мелани последовала за лысым мужчиной в следующую комнату, где он сел за старый дубовый письменный стол и включил компьютер «Макинтош».
— Мы хотели бы узнать об одном из ваших экспонатов, — сказала она. — Это мумия, которую вы купили у торговца антиквариатом по имени Престон Альфонс, из Уикенберга…
— Мумия? — Хаффман побледнел. — Вы спрашиваете о мумии? У меня… Я не… — Он сделал глубокий вдох. — Она больше здесь не выставляется.
Мелани вдруг почувствовала, как на нее наваливается усталость. Опять неудача.
— Где она? — спросил Глен, входя в комнату.
— Зачем вам это знать?
Мелани объяснила, что они нашли череп на археологических раскопках в Бауэре и убеждены, что он как-то связан с этой мумией, и что они проследили путь мумии: «ловушка для туристов» на шоссе № 40, антикварный магазин в Уикенберге и, наконец, музей.
— Зачем вам она? Просто посмотреть? Сфотографировать?
— Мы бы хотели ее купить, — сказал Глен.
— Забрать? Я много с вас не попрошу. Теперь она хранится на складе. Я уже два года не открывал его дверь. И не собираюсь.
Глен посмотрел на Мелани.
— Почему?
— Мне она не нравится. Хотите знать правду? Она меня пугает. Я рассказываю это только потому, что если вы ее купите, то гарантии возврата денег не будет. Если вы ее заберете — она ваша, и я больше не желаю ни видеть ее, ни слышать о ней!
— Что случилось? — спросила Мелани.
— Ничего, — он помолчал. — По крайней мере, ничего особенного.
— Но… — настаивала Мелани.
Хаффман пожевал верхнюю губу, раздумывая, стоит ли отвечать.
— Предметы двигались, — осторожно сказал он. — Мы поместили мумию в зал древней истории, рядом с керамикой и другими артефактами, которые нашли, купили или получили в дар. Могу показать вам зал, если хотите — впечатляющая экспозиция. — Он посмотрел на Глена, и тот кивнул.
Не умолкая ни на секунду, Хаффман повел их по коридору в неожиданно большой зал с настоящими музейными витринами, расставленными вокруг центральной диорамы с реконструкцией индейской хижины и очага.
— Мумия должна была стать нашим главным экспонатом, нашим фирменным знаком. Ни у одного исторического общества в нашей части штата нет мумии, а состояние ее было настолько хорошим, что совет одобрил покупку. Мы собирали деньги на новый кондиционер, но мумия показалась нам более достойным приобретением, и… — Он остановился в дверях. — Впрочем, вам это не интересно. — Потом Хаффман указал на диораму. — Мы собирались переделать эту инсталляцию, и ее центром должна была стать мумия. Мы даже временно поместили ее сюда.
Хаффман вздохнул.
— А потом стали двигаться экспонаты. Сначала маленькие, так что заметить мог только тот, кто хорошо знал музей. Как раз тогда мы взяли на полставки нового вахтера; у него еще не закончился испытательный срок, и хотя он отрицал, что переставляет предметы, все это продолжалось, и мы его уволили — все думали, что это он. Но экспонаты все так же перемещались! Теперь уже более крупные. Первый, кто приходил утром, мог обнаружить, что та витрина, — он указал на нее пальцем, — переместилась в зал медного века или в зал освоения Запада. Это не только раздражало, но и пугало. А однажды ночью передвинулась сама мумия…
В тот день я работал один. Накануне вечером я тоже был в музее — планировал ежемесячное собрание общества, которое должно было стать важным событием. В качестве почетного гостя мы пригласили внука племянника Уайетта Эрпа[8]. Когда я уходил, все стояло на своих местах. Но когда на следующее утро я открыл дверь… — Он умолк, вспоминая. — Мумия стояла прямо здесь! — Хаффман поднял ладонь к своему носу. — Прямо передо мной. Я до смерти испугался, и мне показалось… что у нее другое выражение лица, как будто она улыбается. Может, она всегда так выглядела, а я просто не замечал. Не знаю… Но я работал рядом с ней несколько недель, видел ее ежедневно, и в тот день она была другой! Больше такого не происходило — я наблюдал, вел записи, — но в то утро мумия точно изменилась. У меня создалось впечатление, что она пыталась сбежать.
Я понимаю, как это звучит, и в то время мне это тоже казалось безумием. Однако когда я пригласил других членов совета, куратора и остальных волонтеров и рассказал, что случилось — уже после того, как водрузил мумию на место, — никто из них не удивился. Выяснилось, что почти все боятся мумии. Мы не знали, что делать, и решили ждать. Нельзя же избавляться от самого ценного экспоната только из-за одного странного инцидента и смутных чувств.
Но мумия начала перемещаться каждую ночь. Утром кто-то из нас приходил в музей и обнаруживал, что она покинула экспозицию и стоит у двери или какого-нибудь окна. Дошло до того, что волонтеры боялись открывать музей. Мы не могли себе позволить видеонаблюдение, а оставаться в музее на ночь не хотел никто, включая меня. Поэтому мы за двадцать долларов наняли безработного строителя, который ничего не боялся и согласился провести тут ночь и посмотреть, что происходит.