Мистер Селфридж - Линди Вудхед

В действительности закрытие колонки было частью огромной программы по сокращению издержек, проводимой мистером Холмсом, который теперь был решительно настроен избавиться от самой сумасбродной статьи расходов – от мистера Селфриджа. Гордон-младший отправился в длительное путешествие в Америку и более месяца не давал о себе знать. Среди управляющих кадров, озадаченных его отсутствием, поползли слухи. Когда разразилась буря, большинство приближенных Селфриджа ожидали ее уже несколько недель. В неведении оставался лишь сам Вождь. 18 октября, когда мистер Холмс появился у входа во внутренний офис, мисс Мепхэм поприветствовала его с профессиональной учтивостью. Ее не пригласили стенографировать. На последовавших совещаниях Холмс указал на некоторые очевидные факты. Селфридж задолжал универмагу сто восемнадцать тысяч фунтов. Он не уплатил налоги на сумму двести пятьдесят тысяч фунтов. Кроме того, у него была личная задолженность банку «Мидленд». Гарантом всех этих задолженностей служили акции компании. У него не было свободной недвижимости, аренду Брук-Хауса оплачивала компания, и у него не было корпоративного пенсионного плана. Селфриджу поставили ультиматум. Или он уходит в отставку, отказавшись от всякого контроля над деятельностью компании, или компания потребует немедленного погашения задолженности. Ему предложили пенсию размером шесть тысяч фунтов в год при условии, что он передаст свои акции компании. Ему оставалось лишь согласиться.

Селфридж молча сидел, пока Эндрю Холмс, выступая от лица страховой компании «Пруденшл», отбирал у него дело всей его жизни и, лишив его всего самого дорогого, протянул ему черновик прошения об отставке, который требовалось одобрить немедленно. Преисполненный достоинства и сдержанности, сквозь броню которой десятилетиями пытались пробиться его коллеги, Гарри поставил свои инициалы под документом, который отнимал смысл его жизни. Мисс Мепхэм сидела за стенами кабинета, ясно понимая – как это всегда бывает у хороших секретарш, – что происходит в кабинете.

Правление составило короткое и нескладное объявление для персонала и прессы:

Наступил момент, когда мистер Селфридж почувствовал необходимость освободить себя от обязанностей, связанных с мелким [sic!] менеджментом, и потому попросил коллег принять его отставку. Преклонный возраст и его трудности уже долгое время вынуждали мистера Селфриджа предпринять этот разумный шаг… Его отставка была принята с чувством глубокого сожаления, и в то же время ввиду его уникальной связи с компанией с самого момента ее основания правление попросило его сохранить за собой титул Президента компании.

Гарри потратил поколо дня на написание прощального письма, которое было разослано сотрудникам 21 октября 1939 года:

Пришло время, когда я должен оставить управление этой великой и прекрасной компанией… которую я основал более тридцати лет назад. Я разменял восьмой десяток и после долгих раздумий пришел к выводу, что, к моему глубочайшему сожалению, настала пара оставить свои посты председателя правления и генерального директора и покинуть совет директоров этой компании, ее филиалов и дочерних предприятий… Я принял номинальный титул Президента компании. Он не дает мне права голоса, но ставит меня в положение советника, если моя консультация понадобится компании… А теперь, друзья мои, я отправляюсь на небольшие каникулы. Это не совсем каникулы, но назовем их так. Я сожалею также о том, что, если один из воздушных налетов случится в мое отсутствие, я не смогу разделить эти тяготы с вами. Во время прошлой войны я постоянно был в Лондоне и не позволил немецким бомбежкам нарушить заведенный мной распорядок… так пожелайте же мне хорошей поездки и благополучного возвращения к вам, и, как говорят персонажи кинофильмов, еще увидимся. Тогда мы сможем пожать друг другу руки и поговорить о всех «вчера» и всех «завтра».

Моя огромная любовь к этой компании и глубокие дружеские чувства к ее сотрудникам останутся неизменными, пока я жив.

К тому времени, когда письмо распространилось по компании, Селфриджа в универмаге не было. Выдержать прощание он бы не смог. Две недели спустя он поднялся на борт «Вашингтона» и отправился в свою последнюю поездку в Америку.

Огромное здание на Оксфорд-стрит больше не принадлежало Г. Г. Селфриджу. На фасадах быстро появились вывески, были убраны именные таблички. Отправив на пенсию отца, мистер Холмс взялся за сына. Если Гордон-младший считал, что с уходом Гарри он получит более заметную должность, то он ошибся. В этом бизнесе не было места для человека, которого «Таймс» безжалостно назвала «прожигателем жизни». Мистер Холмс быстро изменил его положение в компании, заставив его отказаться от управления «Уайтлиз» и инвестиционным фондом Гордона Селфриджа и оставив его номинальным главой провинциальных универмагов. Три месяца спустя провинциальные универмаги были проданы соседу Селфриджа по Оксфорд-стрит Джону Льюису. Гордон-младший вышел из дела. Говорят, разрушение империи привело его в бешенство. Всего через несколько месяцев он с женой и детьми перебрался в Америку, где нашел работу в торговой компании «Сирс Робак» в Чикаго.

Вернувшись в Лондон, Селфридж обнаружил, что не все еще списали его со счетов. Особенно это касалось журналистов. Владельцы газет устроили в его честь новогодний обед. За столом он сидел рядом с Ральфом Блуменфельдом, которого теперь называли «отцом Флит-стрит», и лордом Эшфилдом, который, сияя, рассказал, как его друг «преобразил Оксфорд-стрит», и добавил, что, вероятно, стоило разрешить переименовать станцию метро в «Селфриджес». После обеда Селфридж произнес речь перед влиятельной группой ретейлеров. Ему апплодировали сэр Монтегю Бертон, Тревор Фенвик, Фредерик Фенвик, сэр Вудман Бербидж из «Харродс» и Л. Бенталл. Все говорили, что Селфридж держится очень бодро. Бодрости он не чувствовал, но всегда умел пускать пыль в глаза.

Как ни удивительно, он по-прежнему приходил в универмаг почти каждый день и поднимался в свой кабинет на лифте, который раньше был зарезервирован исключительно для него, а теперь поступил в распоряжение всех директоров. В кабинете они с мисс Мепхэм играли в «давай представим». Они представляли, что работают с письмами, докладными записками, приглашениями и совещаниями. В реальности ничего этого не было. Он по-прежнему, надев цилиндр, шел в обход по магазину. Сотрудники при виде его испытывали одно-временно радость и неловкость. Они не знали, что сказать. Да и что тут можно было сказать? Говорят, он строил планы. Неизвестно, откуда появились эти слухи, но стали поговаривать, будто он замыслил организовать что-то новое, и мистер Холмс нанес новый удар. Он отправил Селфриджу письмо:

В соответствии с пожеланием директоров и их советников мы бы рекомендовали Вам из практических и психологических соображений покинуть кабинет генерального директора, чтобы предоставить новому управляющему составу полную свободу действий… Правлением мне было поручено попросить Вас любезно перевезти свои личные вещи из кабинета не позднее 26 апреля… Директоров беспокоит также, что вы планируете создание нового независимого бизнеса… Они категорически возражают против того, чтобы подобные переговоры велись на территории универмага.

На случай если Селфридж не уловит сути обращения, ему выделили в пользование небольшой кабинет в Кисайн-Хаусе – в здании напротив, принадлежащем компании. Его лишили трети пенсии и услуг мисс Мепхэм.

В мае 1940 года Селфриджу посвятили бронзовую доску и украшенный орнаментом свиток с подписями владельцев сорока одного универмага. Доску торжественно открыли на званом обеде в ресторане «Палм-корт». В благодарственной речи Гарри сказал: «Я осознал, что наше поколение уже практически прожило свою жизнь». Бросалось в глаза отсутствие мистера Холмса.

С началом блицкрига Лондон приготовился к обороне. Во время одного из налетов на крышу универмага попало несколько бомб и разгорелся пожар. Выбило большинство стекол на верхних этажах, в том числе столь любимое Вождем окно с автографами. Позднее, оценивая нанесенный ущерб, старик разрыдался. Это был первый раз, когда люди видели его слезы. Он продолжал по нескольку часов сидеть в одиночестве на противоположной стороне улицы, писать письма своим многочисленным знакомым власть имущим, предлагать свою помощь в военных действиях в тщетной надежде, что кто-то предложит ему принести какую-то пользу. В конце концов он перестал приходить.

В январе 1941 года, за несколько дней до его восемьдесят пятого дня рождения, правление лишило Гарри Селфриджа титула Президента и в связи с рекордно низкими годовыми показателями – прибыль составила всего двадцать одну тысячу девяносто три фунта – снова урезало его пенсию. Теперь Гарри, Серж и Розали жили на жалкие две тысячи фунтов в год и были вынуждены перебраться из Брук-Хауса в двухкомнатную квартиру на Росс-стрит в Путни. В июле того же года, брошенная и одинокая, в Голливуде совершила самоубийство Дженни Долли. Она повесилась на пояске своего платья.