Я закрыл КПСС - Евгений Вадимович Савостьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выполняйте, Евгений Вадимович, — ласково и весело сказал Попов.
И я пошел выполнять.
Телефоны правительственной связи — на столе, что, конечно, сильно облегчило работу. Первый звонок — начальнику городской милиции (ГУВД Москвы) генерал-майору Мырикову:
— Николай Степанович, направьте в мое распоряжение две роты ОМОНа к зданию ЦК КПСС на Старой площади. Старший офицер должен встретить меня на углу Ильинки и поступить в мое распоряжение. До моего приезда пусть выставят спаренные патрули у всех подъездов комплекса зданий ЦК КПСС.
— А с чем это связано, Евгений Вадимович? Чье это распоряжение? Да у меня сейчас и сил таких в наличии нету. На весь город готова только одна рота ОМОНа.
— По решению президента СССР, генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва производится временная приостановка функционирования зданий ЦК на Старой площади. Мэр Москвы Гавриил Харитонович Попов поручил мне провести необходимые действия. Николай Степанович, вы будете выполнять распоряжение президента СССР?
— Конечно буду, Евгений Вадимович, только вы покажите нашему командиру распоряжение президента.
— Конечно, спасибо за помощь, Николай Степанович.
Следующий звонок — начальнику управления КГБ по г. Москве и Московской области Виталию Прилукову (он активнейшим образом поддерживал действия ГКЧП, так что его пребывание в должности до 23 августа было хорошей иллюстрацией царившей неразберихи):
— У меня есть поручение мэра Москвы выполнить решение президента СССР о закрытии комплекса зданий ЦК КПСС на Старой площади. Я сейчас туда выезжаю. Предупредите руководство охраны комплекса[130], чтобы встретили и оказали всяческое содействие.
— Я понял.
Подождал минут 30 и поехал, плохо представляя, что буду делать дальше. На углу Ильинки уже встречал Дмитрий Иванов, командир и создатель московского ОМОНа, удержавший ОМОН от поддержки ГКЧП и сыгравший два года спустя важнейшую роль в подавлении вооруженного мятежа пропарламентских сил в Москве. Он доложил, что все подъезды блокированы его сотрудниками, ожидающими дальнейших указаний. Мне показалось, что настроение у него радостное: похоже, что и ему, старому служаке, чертовски хотелось избавиться от партийного монстра.
Подошел рослый человек с умным симпатичным лицом и представился как комендант комендатуры по охране административных зданий ЦК КПСС майор Фролов. Смотрел со смесью любопытства и иронии: примерно так смотрел бы человек, который хотел сказать: мы, дескать, всегда успеем отвалить и вернуться, а вот сколько вы, ребята, тут дров наломаете?!
— Кто старший по зданию? — спросил я.
— Управляющий делами ЦК КПСС Николай Ефимович Кручина.
— Проводите.
— Вы все же покажите бумажечку.
Я предъявил все тот же «волшебный листок», майор хмыкнул почти так, как сделали это до него Попов и Лужков, и повел меня…
Входим в кабинет. Всё как положено: ковровая дорожка, стол у противоположной торцевой стены с портретом Горбачёва, длинный стол (для совещаний) параллельно стене, маленький приставной столик, за который я и уселся. Сопровождавший меня товарищ как-то неопределенно заметил: «Вот тут к вам, Николай Ефимович», ненавязчиво испарился.
Сидевший передо мной плотный широколицый человек лет 65 заметно волновался, но старался держать себя уверенно, как хозяин положения — сказывалась многолетняя привычка руководить большими коллективами, большими делами и… большими деньгами[131].
— Вы по какому вопросу?
— Вы знаете почерк и подпись своего руководителя?
— Какого?
— Вашего генерального секретаря, Михаила Сергеевича Горбачёва[132].
— Конечно, знаю.
— Тогда ознакомьтесь.
Протягиваю «волшебный листок».
Кручина берет его уже заметно дрожащими руками. Долго читает. Его лицо становится сначала розовым, потом — красным, потом — багровым.
— Вам все понятно?
— Да.
— Дайте приказ всем работникам очистить помещения ЦК. Мы возьмем его под охрану.
— Это невозможно. Здесь — значительные материальные ценности, секретные сведения, мы должны составить комиссию, провести инвентаризацию, передать все, как положено, на хранение.
— Все, что нужно, сделаем без вас. Понадобитесь — привлечем к работе.
— Я не представляю, как своевременно оповестить всех работников. Вот пусть рабочий день окончится, и, когда все уйдут, мы и очистим помещения.
— Насколько я знаю, именно сейчас здесь ведется уничтожение документов, говорящих о преступной деятельности КПСС. Мы, к сожалению, не закрыли вас раньше, но тянуть сейчас не будем. У вас есть радиосвязь системы гражданской обороны?
— Есть.
— Вот и сделайте необходимое объявление.
— Но это невозможно. Здесь — значительные материальные ценности, секретные сведения, мы должны составить комиссию, провести инвентаризацию, передать все как положено на хранение.
И пошло переливание из пустого в порожнее. Было ясно, что идет простое затягивание времени для решения каких-то неизвестных мне задач[133].
В кабинет вошел Шахновский, подошедший вместе с целой колонной демонстрантов, пришедших закрывать здание ЦК.
— Сейчас подъедет Саша Музыкантский, — сказал он.
Он подсел за «мой» столик, и продолжилось нудное препирательство по принципу «бог есть — бога нет». Меня такой ход событий вполне устраивал: было видно, что собеседник понемногу успокаивается и начинает чувствовать, что он снова контролирует ситуацию.
Когда стало ясно, что он уже не ждет никаких новых сюжетов в нашем диалоге и совсем расслабился, я сильно ударил кулаком по столу перед самым его лицом и рявкнул:
— Хватит дурака валять! Делай, что тебе сказано!
Кручина «сломался», обмяк, вспотел и снова побагровел. Пришлось налить ему стакан воды, чтобы он хоть немного успокоился и вызвал своего заместителя.
Им оказался бывший руководитель комсомола Виктор Мироненко.
— Проводите их, — сказал Кручина.
— Куда? — спросил Мироненко.
— Нам нужен радиоузел системы гражданской обороны, чтобы сделать объявление о закрытии зданий ЦК, — объяснил я.
Не могу сказать, что Мироненко удивила эта новость. Похоже, о принятом решении знали в этом здании если не все, то уже многие. И проверили, и перепроверили.
Втроем (Шахновский, Мироненко и я) мы двинулись по, как показалось, бесконечным коридорам, куда-то спускаясь и поднимаясь.
На одной из лестниц шедший чуть позади Шахновский предложил:
— Жень, давай бросим жребий, кто сделает объявление.
— Я уже бросил.
— И кто? — спросил Василий.
— Я, — ответил я.
Наконец, взлетев на лифте на какой-то этаж[134], мы вошли в кабинет, который оказался центром «распашонки», откуда был вход направо, неведомо куда, и налево — тот самый радиоузел. Он — ах, незадача, — оказался заперт. А радист — ох, какое невезенье — куда-то запропастился. В самой же комнате, в которую мы вошли, народу было уже немало. Среди них запомнился своей активностью и стремлением поговорить еще
