Риона - Андрей Максимушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оказалось, что взгляд догонов похож на наш.
— Но все равно есть различия, — не отставал Велемир, — должны же быть открытия и решения, до которых мы просто не способны додуматься. Мне это очень интересно.
— Не так уж, мы отличаемся. В чем-то они немного нас обогнали, в чем-то наоборот отстают. Даже удивительно, цивилизация старая, в космос тысячи лет назад вышли, а мы их в некоторых вещах, например методах и системах локации, обгоняем.
— А в чем отстаем? Что мы можем применить из трофеев?
— Сейчас команда Всеслава Бравлиновича готовит документацию по догонскому способу прокладки туннелей в скальном грунте. Я сам ни чего не понял, но специалисты в восторге, — говорят, идея очень проста. Странно, что у нас ни кто не додумался. Строители быстро освоят метод, производительность вырастет в 2–3 раза.
— Неплохо, совсем неплохо, — покачал головой волхв, — а что еще?
— Еще у них можно позаимствовать неплохой антиграв. В схеме ни чего сложного, производственники быстро разберутся. Информационщики и кибернетики могут перенять несколько любопытных методов кодирования и передачи информации. Еще есть несколько неплохих новинок, вот и все, — пока Бравлин Яросветович рассказывал о новинках, его лицо светлело, в глазах появился знакомый многим задор.
— Неплохо. Это неплохо, — повторил Велемир. Непонятно было, к чему он относил эти слова, к новостям о находках особой группы СГБ, или оживлению князя, — Значит, план Вы выполнили? Первыми захапали новинки и все преимущества от контакта? Лет десять форы у нас есть?
— Да какая к черту разница! — резко ответил Бравлин, — ты не можешь понять, что иногда для мира, бывает необходима война. Это гораздо важнее самых гениальных разработок и открытий.
— По-другому нельзя было? Без «дипломатии крейсеров» не мог обойтись? — Велемир держал тихий спокойный тон, глядя прямо в глаза собеседника.
— Можно было, — так же спокойно ответил князь, выдержав прямой взгляд волхва. До него начало доходить, что Велемир специально спровоцировал всплеск эмоций, — но дольше, медленнее, без гарантированного результата. А тут нам сам Перун помог. Кажется, он специально устроил эту стычку, казус бели.
Во время разговора Бравлин прокручивал в голове все события с начала Рионского конфликта. Такая спокойная беседа позволяла по-новому взглянуть на проблему отрешенным незамутненным взглядом, и может быть, найти свои ошибки.
— Получилось так, что мы, преследуя свои выгоды, сделали доброе дело для догонов, — разгромили сепаратистов. Сейчас, когда флот и армия мятежников сильно сократились, — это слово Бравлин произнес с легкой усмешкой, он помнил, что и Руссколань возникла благодаря небольшой группе одержимых идеей независимого Русского государства людей, — догоны смогут вернуть мятежные планеты. И мы заодно, выиграли, сорвали крупный банк. Научные открытия и перспективные разработки это одно, есть еще более важный результат: люди, те, кто работал на Рионе, стали лучше понимать Чужих.
— Стоп. Подробнее, пожалуйста.
— На войне мы учимся понимать, чувствовать противника. Сама жизнь заставляет учиться разгадывать его замыслы, планы, вникать в его замыслы. В итоге мы стали лучше понимать, как они думают. Это бесценный опыт. Воюя, мы лучше видим достоинства и слабости противника, учимся вести диалог.
— Это нечто новое. Война как способ налаживания контакта, — хмыкнул Велемир.
— Это не новое, это старое. Вспомни крестовые походы, с них и начались длительные, плотные контакты Европы и Азии, — продолжал Бравлин, — в любом случае это один из способов познания.
— Может ты и прав, — процедил волхв.
— С первых же минут наземной стадии операции и мы, и догоны придерживались определенных правил игры. Я читал рапорты, — это не единичный случай, а четкое следование кодексу честной войны. И у нас, и у них нормальное отношение к пленным. В группировке «Самум» медики вытаскивают с поля боя и людей, и догонов, помощь оказывается всем. В первый же день были оборудованы санитарные машины специально под раненых догонов. Наши ребята попадали в плен, — все говорят, что относились к ним по человечески: помещение с земной атмосферой, еда и вода в достаточном количестве.
— Может быть, и так. С современным оружием раненых бывает мало, — саркастически прокомментировал Велемир, — обычно и хоронить нечего.
— Тут ни чего не поделаешь, — развел руками Бравлин, — но догоны, даже проигрывая, не применяли ядерное оружие. Хотя оно у них было. Нам досталось в качестве трофеев три сотни боеголовок и тактические ракеты.
— А в космосе? Насколько я понимаю, все торпеды с ядерными зарядами.
— Космос это другое дело. Торпеда с химической боеголовкой практически не опасна и бесполезна. Здесь действует только атомное оружие. Главное, они применяют это дело на поверхности, не загрязняют радиацией планету, хоть и понимают, — мы их вышибем.
— Если сопротивление обречено, почему тогда не капитулируют? Или надеются на помощь третьей стороны?
— Просто, у них свой кодекс чести. Если есть оружие, средства, значит, надо драться до конца. И они дерутся до конца. Сдаются, только когда на них направишь ствол «Тура», — Бравлин знал, что говорит. Не смотря на постоянную катастрофическую занятость, он внимательно читал все материалы с Рионы. Правда, слова Велемира, о третьей стороне вызвали легкое сомнение: может на самом деле так? Может не все так просто, и в галактической политике наши планы прекрасно укладываются как заданные элементы в планы другого игрока. Все может быть, руссколанские князья умели вести многослойную политическую игру с множеством элементов, своего рода трехмерные шахматы. Нет гарантии, что Другие не ведут такую же игру.
— Если знаком с моральными императивами противника, легче будет вести переговоры после войны.
— Я понимаю, у Чужих есть своя мораль, но только чужая мораль, — Велемир намеренно сделал ударение на фразе «чужая мораль».
— Нет, это близкая нам раса. Близкая по духу, по культуре, по общественным и личным ценностям. Они совсем как люди: им знакомо чувство локтя, они любят и ценят выше своей жизни своих детей, уважают чужую жизнь. Кроме того, в догонском обществе существует дифференцирование по общественному положению, внутренняя конкуренция и стремление к карьере. У них есть своя гордость и чувство собственного достоинства.
— Ты так защищаешь догонов, словно сам стал догоном, — заметил Велемир, затем неожиданно сменил тему, — а Союзом у тебя хорошее дело получилось. Наконец-то люди взрослеют.
— Взрослеют? — удивленно переспросил Бравлин.
— Да. Раньше мы дрались между собой за сырьевые планеты, как дети за игрушки. Готовы были перегрызть бруг другу горло за полпроцента прибыли.
— Ни чего не изменилось, — тихо ответил Князь, — просто при внешней угрозе ведущие страны переориентировали вектор экспансии. Ты хорошо умеешь душу раскрывать. Поговорил с тобой, и легче стало.
— Это не я, это у тебя в Храме сердце от коросты очищается. Вот только, если все хорошо, почему тебя тоска грызет? — Велемир опять сменил тему.
— Понятия не имею. Думал, ты поможешь, или Он, — при этих словах князь кивнул в сторону Сварога.
— Может и поможет. Если не можешь сделать правильный логический выбор, — выбирай самое доброе решение. Если не можешь сделать этический выбор, — принимай самое разумное и логичное.
— Постулат Горбовского, — прищурился князь.
— Да, уже 400 лет как написали эту фразу, а она все остается истинной.
— Она еще долго будет верной, но сейчас просто нет ни этического, ни логического выбора. Я чувствую угрозу. Даже не угрозу, а ее тень. Самое страшное, я не вижу, откуда ожидать нападения и от кого, — признался князь. От этих слов на душе сразу стало легче. Волхв вовремя понял, что человеку надо побыть наедине с Богом и молча вышел из Храма. Князь остановился перед скульптурой Сварога. В голове кружились обрывки мыслей, планы на будущее и вчерашние заботы. Синие как небо из цельных сапфиров глаза Сварога смотрели вдаль поверх головы стоящего перед изваянием человека. Казалось, скульптура не упирается ногами в постамент, а парит в воздухе в нескольких сантиметрах от пола.
А мысли в голове тем временем продолжали свой безумный хоровод. Бравлин постарался остановить это вращение, но не получалось. Помучавшись так несколько минут, князь плюнул на это дело. К его изумлению, мысли успокоились, улеглись, перестали отвлекать на себя внимание. На самом дне сознания шевельнулся грязненький незаметный страх. Это было непривычное ощущение. Бравлин уже давно забыл, что такое страх. За свою жизнь он никогда не боялся. Сколько отмерила судьба, столько и проживет, а затем Род вселит его душу в новое тело. Ни чего в этом страшного. Плохо только то, что в новой жизни придется все начинать с начала, включая умение ходить. Но и это не страшно, все мы когда-то были и будем несмышлеными детьми. Страх за семью? То же самое, — дети уже взрослые, могут сами о себе позаботиться. За свою страну и за свое дело он то же ни когда не боялся.