Открытие медлительности - Стен Надольный

— Ваша машина не может удивляться и не может прийти в замешательство, а значит, она не может открыть то, что ей неведомо. Вы знаете такого художника, Уильяма Уестолла?

Беббедж пропустил вопрос мимо ушей.

— Для моряка вы соображаете довольно быстро! — сказал он глухим голосом.

— Нет, я думаю с большим трудом, — ответил Франклин, — но я никогда не перестаю этого делать. Вы слишком мало видели моряков в своей жизни!

Они остались друзьями. Беббедж любил только свои идеи, но иногда в нем просыпался интерес и к людям, особенно если у них хватало смелости опровергать его идеи.

Франклин обручился с Джейн Гриффин. Во-первых, потому, что она в порядке исключения оказалась на месте, а не где-нибудь в Европе, а во-вторых, потому, что она в скором времени собиралась отправиться в следующее путешествие. Вот уж кто действительно знал все о путешествиях! Она помнила названия всех парусников, курсировавших по каналам, она мгновенно переводила европейские деньги в фунты и шиллинги. Она умела добывать себе какие-то волшебные паспорта, которые заставляли гнуть перед ней спину всех чиновников от Кале до Санкт - Петербурга, и знала, как посредством звонкой монеты превратить провозимый груз, подлежащий таможенной проверке, в совершенно невидимый.

— Из тебя мог бы получиться хороший первый лейтенант, — сказал он ей.

Джейн справлялась со всем: с гостями, поклонниками, домашним хозяйством, модными темами и сменой цвета лица. Она была скорой и при этом еще умела хранить верность. Друзья Франклина говорили: «Теперь он сделает настоящую карьеру!»

Когда Джейн говорила, она обычно хлопала ресницами, при этом левое веко всегда немножко отставало от правого, и получалось, будто она все время слегка прищуривается, отчего все сказанное ею приобретало шаловливый оттенок, даже когда она приносила кому-нибудь свои соболезнования.

Больше всего, однако, Франклина удивляла ее манера смотреть. Джейн могла улавливать одновременно поразительное количество явлений, поскольку ни в одно из них не углублялась, тут же освобождая место для следующего. Но при этом она не забывала ни одной детали! Складывалось такое ощущение, будто она удерживала эти впечатления только ради того, чтобы удержать и построить потом в голове точную копию, миниатюрную панораму из тысячи деталей, которые поймал ее глаз. Вот почему Джейн так любила разъезжать в быстрых каретах. Тогда она выглядывала из окна и жадно впитывала в себя пролетающие мимо картины, никогда не уставая от этого занятия.

Джон тоже любил ездить в экипажах, и, хотя он смотрел на все несколько иначе, они частенько совершали совместные поездки.

Слава его росла и множилась. Почтенные буржуа прочитали оба отчета и не уставали восторгаться бесстрашным героем, покорителем ледяной пустыни. Простые докеры тоже признавали его: «Он рисковал своей башкой, но зато другим от этого польза. Прямо как мы!» И даже аристократы и те похвалили Франклина. «Вот она, добрая старая английская порода! Ничего-то ей не делается, хоть жги, хоть руби, хоть топи! Таких людей мы можем, закрыв глаза, послать в любую точку земного шара!» — сказал лорд Роттенборо в своей застольной речи.

Франклин знал, в какую точку земного шара он более всего хотел попасть, и сообщил об этом. Однако шансы получить опять команду для исследовательского путешествия были невелики. Интерес к северо-западному пути резко упал, поскольку для торговых целей он явно не годился.

— Что вам там делать еще в этих льдах? — спросил его первый лорд по-отечески. — Вы нам нужны для более важных дел!

Какие еще могут быть важные дела? Пока никаких особых дел, похоже, не предвиделось.

Франклин предпринял самостоятельную попытку поступить на службу в какой-нибудь другой стране в надежде, что ему поручат арктическую экспедицию. Наука — занятие общечеловеческое, международное, почему бы и нет. Успеха это не принесло. В Париже ему пришлось сражаться с французским языком — вести беседы и даже выступить с речью, потому что Географическое общество представило его к золотой медали. Он завтракал с бароном Ротшильдом и ужинал с Луи Филиппом Орлеанским. Повсюду огромный интерес к его особе и ни малейшего интереса к дальнейшему исследованию Арктики. Благосклонные улыбки по поводу его рассказов об эскимосах. Труднее всего было одолеть чаепитие у наследницы престола, изысканнейшее печенье которой он не раздумывая обменял бы на «tripes de roche», только бы избавиться от необходимости отвечать на ее досужие вопросы.

Джейн неустанно ободряла его: «Что значит — слишком медленный?! Это все в прошлом! Ты только посмотри вокруг: у тебя ровно такая же скорость, какую усваивают себе все важные люди, когда они находятся среди не таких важных! Да они все, и король, и Веллингтон, и Пил, делают после каждого слова паузы. А если ты не понял одно или другое и на что-то там не ответил, так это не беда, это только придает величественности». И тем не менее публичных выступлений Франклин не любил. Он обрадовался, когда познакомился в Польше с одним молодым географом, доктором Кеглевицем, который мечтал сделаться открывателем и понимал, что значит открывать новые земли. Он был немногословен и хмур, зато любознателен и до крайности честолюбив. Несмотря на свою худобу, он напоминал грузного упрямца Беббеджа. Джон мог беседовать с ним часами и ни разу не заговорить о человечестве, геройстве, характере или, того хуже, о воспитании. По нынешним временам — большая редкость. В Санкт-Петербурге его приняла сама царица и поинтересовалась, о чем говорится в его книге. Притом что книга уже имелась по-русски. В Оксфорде ему присвоили титул почетного доктора права, в Лондоне король произвел его в рыцари и добавил к его имени довесок: сэр Джон Франклин.

Теперь он был самым великим, самым хорошим, но далеко не самым молодым. А может быть, они осыпают его всеми этими почестями, чтобы избавиться от него? На сотню любезностей — одно-единственное серьезное предложение. Производитель джина, фабрикант по имени Феликс Бут, изъявил готовность купить для обследования северо-западного пути судно и оснастить его всем необходимым, если сэр Джон не откажет в любезности упомянуть об этой его искренней поддержке в своем следующем отчете.

Наконец-то поступило распоряжение с самого верху! Сэр Джон печально опустил письмо: ему предписывалось взять на себя командование военным кораблем и отправиться в Восточную Азию с тем, чтобы припугнуть там как следует распустившихся китайцев, забывших, видно, о почтении к британской короне. Если угрозы не помогут, подумал Джон, придется переходить от слов к действиям. Он вежливо попросил снять с него это поручение. На роль боевого командира он, дескать, не вполне годится. К тому же он собирается как раз жениться.

Друзья говорили: «Теперь его карьере пришел конец! Кто выступает против войны, тот ничего не получит. Очень неразумно с его стороны! Неужели не нашлось никого, кто мог бы дать ему дельный совет?» Один только Ричардсон пожал ему крепко руку и сказал:

— Может быть, оно и к лучшему. Британская корона будет вас теперь больше уважать.

Сэр Джон прогуливался вместе со своей супругой, именуемой теперь леди Джейн, по земляному валу, тянувшемуся вдоль моря в предместьях Инголдмеллса. Нет, он не любил ее так, как любил когда-то Элеонор. Но она нравилась ему. Она была человеком честным, с ясной головой, надежным компаньоном и к тому же могла заменить мать для малышки Эллы. Больше она ничего ему дать не могла, но и этого было немало. Они откровенно говорили об этом.

— Мы оба любопытны, — рассуждала леди Джейн, — и нам действуют на нервы, как правило, одни и те же люди. Правда, любовью это, пожалуй, не назовешь…

— Но может быть, это даже лучше, чем любовь, — закончил за нее сэр Джон.

Они гуляли по молу, смотрели на воду слева, на пустоши справа и обсуждали, как им жить дальше. Жизнь продолжала стремительно нестись вперед. Круг знакомых был необычайно обширен, и это накладывало больше обязательств, чем приносило радость. Состояние было приличным, но его не хватало на то, чтобы справить без чужой поддержки арктическую экспедицию.

Сэр Джон пыхтел. Ему было полезно ходить пешком.

— Если вы не будете следить за собой, — сказал как-то раз ему Ричардсон, — тогда в вашей жизни появятся кроме меня другие врачи. Не ешьте так много!

Джон возразил:

— Я никогда не буду больше голодать!

Но все же он пообещал обдумать совет, данный ему доктором.

Десять лет! Они пролетели так стремительно, словно он проехал их в быстрой карете. Ему уже перевалило за сорок. Планов и надежд у него было на долгую жизнь, но проклятая тучность перетягивала чашу весов совсем в другую сторону.

— Тебе нужно делать какие-нибудь упражнения! — высказалась по этому поводу леди Джейн.

— Хорошо, — сказал он. — Я пойду к мистеру Буту и приму его предложение. Это единственное упражнение, которое мне поможет. Только я поставлю одно условие: чтобы он не требовал назвать Северо - Западный проход «Джин Лейн».