Венец всевластия - Нина Соротокина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночью, засыпая, Ким думал: «Интересно, кого я обнаружу завтра в собственной кровати? Буду ли это я или некто с другой фамилией, косматый и нечесаный?» При этом Ким отлично понимал, что это никакое не сумасшествие, просто он играет сам с собой, ставит себе психологические задачи и пытается их разрешить. Как он поведет себя дальше? Как здоровый нормальный человек, то есть выкинет это вздор из сознания или, как в лифте, начнет беседовать с косматым соседом? Где ты, ау! Что постыднее в его поведении: испуг в лифте или то, что он настолько испугался, что забыл пойти к Ленчику?
Про мысли говорят — поток сознания, мысли текут, цепляясь одна за другую, почему же его мысли кишат словно черви. Заснул он с омерзительным ощущением, что его мысли отбрасывают тень.
А утром явился Никитон — волосы торчком, зубы вразлет, в глазах восторг.
— Братушка! Все сходится! Это потрясающе! Твой папахан написал отличную книгу! Это не его, конечно, предвидение, а Геннадия, архиепископа Новгородского. Но ведь надо было интуитивно почувствовать, что тема злободневна. Я должен прочитать роман целиком.
— Да нету его целиком, — воскликнул Ким. — Ворох бумаг, некоторые главы написаны по два раза, иные — просто конспект, а историческая мякоть, подлинность, так сказать — отсутствует. Словом, начало есть, середина провисает, а конца вообще нет.
— Допиши сам!
— А с чего ты взял, что роман написал именно мой отец?
— Да ты вроде сам об этом говорил.
— Как я мог тебе об этом говорить, если сам узнал все совсем недавно. Имелись только предчувствия.
— Вот я твои предчувствия и материализовал. Я подозреваю, что твой отец был просветленным.
— Почему — был?
— А он что — жив?
Ким ушел от ответа. Ужасно глупо говорить о собственном отце, не знаю, мол, жив он или умер. Но Никитон не обратил никакого внимания на смущение собеседника. Он продолжал дуть в свою дуду.
— Книга эта — мистическая. И все, что с ней связано, — судьбоносно.
Ким был рад Никитону, но его беспечный щебет вызывал раздражение. Что этот рыжий обалдуй может понимать в его судьбе?
— Может, по бабам пойдем? — уныло предложил Ким. — С платными телками я дел не имею, я СПИДа боюсь, но ты меня с кем-нибудь из своего легиона познакомишь, а?
— Да не тарахти ты! — крикнул Никитон, явно распаляясь. — Все стараются закрыть глаза перед очевидным, и предпочитают тратить жизнь не на истину, а на пустяки. Все бы тебе тело свое льготить! Сейчас я тебе объясню связь между романом и последними научными изысканиями в области духа.
И объяснил. Никитонова байка касалась Ветхого Завета и апокалипсиса, то есть конца света, который будет выглядеть не как возмездие за грехи и предательство для всех живущих и умерших, а как мягкое приземление всех и вся в благоуханных ромашковых лугах. Ким слушал с удовольствием. Никитонова дичь была, во всяком случае, не скучной, и даже, пожалуй, веселой, внушающей надежды если не на мистические ромашковые луга, то хотя бы на скорую прочную снежную зиму. Он даже произнес шепотом, как чеховские три сестры: работать, работать, работать…
Оказывается, в Соединенных Штатах, а может быть, в другом месте, не суть важно, есть некий чувак (фамилию опускаем, потому что Никитон ее забыл, а может, и не знал никогда), который пятьдесят лет кряду изучал Библию, а именно Пятикнижие. Этот человек и обнаружил, если брать в тексте каждую пятидесятую букву, то каждый раз получается слово «Тора». Во второй книге Ветхого Завета из этих же пятидесятых букв складывается тоже Тора, а в третьей книге — имя Бога.
— Иисуса?
— Ты что — очумел? Евреи не признавали Христа. Видимо это был Иегова. В пятой книге тоже прочитывалось тора, тора и так далее, — добавил Никитон скороговоркой, — и еще в Библии имеется твердое указание, что есть Шестая книга Бытия, но найдена она будет только перед концом света.
— То есть сейчас, — весело согласился Ким. — Говорят, евреи всегда прикуп знают.
— А что ты ржешь? Все это научно и документально подтверждено, потому что с появлением компьютера было обнаружено, что в Библии дан код для всего человечества. В Штатах составили программу, охватывающую весь Ветхий Завет. Результаты были фантастическими! Программа эта очень сложная, нам ее не понять и вообще не обывательского ума это дело. Но уже многие люди испытали действие этой программы на себе, и до сих пор не могут поверить тому, что они получали. Если, например, взять одно слово Библии — любое, и работать с ним по этой программе, то все буквы на мониторе начинают складываться в другие слова, появляется новый текст. Усек? Потом на экране библейское слово как бы перекрещивается, и появлялась вся информация, связанная с этим словом, — рассказывая, Никитон все время складывал свои длинные грабли крестом, при этом отчаянно шевелили пальцами, явно пытаясь изобразить странные письмена.
— Где ты все это почерпнул? — перебил его Ким, но Никитон отмахнулся от его вопроса, как от докучливой мухи. Внимай, мол, и молчи.
— Понятное дело, мужики шизонулись. Тогда они взяли свой текст. Надыбали имена пятидесяти ребе, то есть самых уважаемых, уже покойных людей, и стали поочередно вводить эти имена в компьютер. Там они обрабатывались и на экране появились слева: место и дата рождения, справа место и дата смерти, а посередине на имени крестообразно давались сведения о каждом из этих людей. И все это оказалось чистой правдой. Уже и ученые все проверяли, и университеты искали опровержения — не нашли. Получается, что все прошлое, настоящее и грядущее находится в Библии, только надо уметь расшифровать.
— Давай поначалу проверим сами каждую пятидесятую букву. Сейчас я найду Библию…
— Ты что! Нужен подлинник! У тебя же перевод. Геннадий напереводил там по-своему, как же мы найдем нужные буквы? И вообще, не отвлекай меня. В Америке уже создана вторая программа, которая называется «расшифрованный библейский код». Теперь с помощью этой программы ученые в Америке выясняют, что нас ждет в будущем.
— Ну и что же нас ждет?
— Программу можно купить. Она издается в Америке и стоит двадцать долларов. Может, твою мамашку попросить купить?
— Все что продается в Америке за двадцать долларов, есть на Горбушке и продается за сто рублей.
— Я узнавал. Продавцы даже не понимают, о чем я толкую.
— А что бы ты хотел узнать?
— Дату смерти, разумеется.
— А зачем? Вот уж чего бы я не хотел знать, так когда я помру.
— Ты бы мог узнать про своего отца, — брякнул Никитон.
— Про отца я и так узнаю. Знаешь, Никита, плохо мне. Забудь на минутку про свою программу. Давай я тебе кофе сделаю. Можешь помолчать?