Утаенные страницы советской истории. - Александр Бондаренко

ШАРАПОВ: Он был убежденным сторонником того, что революция должна уметь себя защищать, и это неединожды повторял. У него был очень хороший контакт с министром обороны Устиновым, они решали многие вопросы, понимая друг друга с полуслова. Он также хорошо знал многих военачальников.

БОБКОВ: Да, со многими из них у него были добрые отношения. Помнится, генерал армии Петр Николаевич Лащенко, который в 1956 году, когда Юрий Владимирович был послом в Венгрии, командовал там корпусом, говорил мне о нем с большим пиететом. Рассказывал о помощи, которую он армии оказывал…

ШАРАПОВ: Но Андропов говорил, что мы не сторонники того, чтобы иметь военную политику, основанную на военной мощи. Это значило бы неизбежно идти по пути гонки вооружений и войны. Мы, подчеркивал он, приверженцы мирного сосуществования, мирного решения спорных вопросов, разоружения.

— Все же мы всячески стремились поддерживать паритет с Западом…

ШАРАПОВ: Да, Запад втянул СССР в непосильную гонку вооружений. Но ведь это не просто было какое-то непонимание наше — слишком много ставилось на карту. Андропов говорил, что мира мы не выпросим, а если мы паритет имеем, то противник понимает, что ядерная война — угроза и ему самому… Паритет, считал он, должен быть как можно ниже — по уровню накопленных зарядов и прочего.

БОБКОВ: Андропов проявлял осторожность в вопросе расширения сферы распространения нашего оружия. Он, в частности, не сразу согласился с размещением ракет СС-20 в ГДР — он был противником этого.

— Наше руководство всегда видело в армии самостоятельную политическую силу — и ее боялось. Потому в почете послушные военачальники и безликие министры. Не видел ли и председатель КГБ в армии потенциальной опасности?

ШАРАПОВ: Нет, он доверял армейскому руководству и армии в целом, понимая, что это, как и органы Госбезопасности, та организация, которая безоговорочно и надежно служит целям социализма. Он прислушивался к голосу военных, старался содействовать укреплению Вооруженных сил и обороноспособности. Ему пришлось решать с армейским руководством многие вопросы.

— Андропова называют одним из «авторов» Афганской войны…

ШАРАПОВ: Он долго сопротивлялся вводу войск в Афганистане. Вообще, к той войне следует подходить с точки зрения развития нынешних политических событий — недаром же сейчас в Афганистане находятся американские войска. Советскому Союзу приходилось думать о своих национальных интересах.

БОБКОВ: Кстати, как раз в то время, когда принималось решение, в Иране была заваруха, американцы готовили высадку морской пехоты. Представьте себе, что американцы вводят войска в Иран. В этом случае по договору 1921 года, который оставался в силе, нам надо было войти с севера, поскольку на территорию Ирана пришла третья военная сила. Чем бы это могло кончиться?

ШАРАПОВ: Мне кажется, разговоры — кто был более настойчив, кто о чем предупреждал — сейчас ни к чему… Были сомнения и в армии, и в КГБ, и в самом ЦК, были разные точки зрения, но решение было принято. Принято, когда все пришли к выводу, что другого пути в тех условиях видно не было.

— Юрий Владимирович находился у руля государства менее полутора лет, но у большинства наших соотечественников он оставил о себе такую светлую память, о которой многим иным правителям можно только мечтать…

ШАРАПОВ: Люди доверяли Андропову, видели, что он стремится и сможет сделать так, чтобы и страна развивалась, и народ лучше жил. Люди верили в разумность тех шагов, которые он предлагал предпринять — и первые же его шаги показали, что эти надежды имеют под собой очень реальную почву.

БОБКОВ: Страна-то все-таки образованная была, и люди понимали, что человек, обращаясь к ним, не эксплуатирует цитату, а излагает позицию, которая совпадает с тем, чего большинство людей ждет…

— Почему же Политбюро и ЦК не продолжило «андроповскую линию»?

ШАРАПОВ: Инерция сработала: решили, что лучше Андропова никто не поведет. Захотели немного передохнуть, мол, потом посмотрим… Понимали, что с Черненко ничего нового не будет, зато будет спокойно. Вот и не пошли дальше в решении тех задач, которые предлагал Андропов для спасения страны…

БОБКОВ: Причина кроется не в том, кто проглядел. Мне кажется, вырвавшись на площадку социалистического строительства, мы не выработали идеологические ориентиры. Не был продуман вопрос, как развиваться дальше…

Но ничего, Парижская коммуна просуществовала 72 дня, СССР — больше 70 лет, так что есть надежда, что следующие семь столетий окажутся более успешными.

(12 ноября 2002 г.)

Его имя рождало надежды

Наши собеседники; Владимир Николаевич Казимиров.Чрезвычайный и полномочный посол, сотрудник посольства СССР в Венгрии в 1950-х гг. Николай Сергеевич Леонов. Депутат Государственной Думы, генерал-лейтенант, начальник Информационно-аналитического управления 1-го Главного управления (внешняя разведка) КГБ СССР в 1973–1983 гг., затем — заместитель начальника ПГУ.

Василий Иванович Петров. Герой Советского Союза Маршал Советского Союза, главнокомандующий Сухопутными войсками — заместитель министра обороны СССР в 1980–1985 гг.

Иван Лаврентьевич Устинов. Генерал-лейтенант, начальник 3-го Управления (военная контрразведка) КГБ СССР в 1970–1973 гг., советник при председателе Госплана СССР в 1981–1991 гг.

Мы продолжаем рассказ о Ю. В. Андропове. На этот раз в качестве наших собеседников выступают люди, по долгу службы встречавшиеся с Юрием Владимировичем на различных этапах его жизненного пути.

Владимир Казимиров:

— В 1953 году, когда я, окончив МГИМО, оформлялся в МИДе секретарем консульского отдела в Дебрецен, кадровик сказал: «Ты знаешь, в Будапеште есть человек, у которого можно многому учиться, — советник Андропов».

— И скоро вы получили возможность познакомиться с ним лично?

— Да, посольство использовало периферийные отделы, чтобы подкреплять себя в кадровом отношении, и буквально через три дня мне была дана команда переехать в Будапешт. Первым, кто меня принимал, был Андропов… Благословил, так сказать, на работу в консульском отделе в Будапеште.

— Каким он вам показался с первого взгляда?

— Хотя у него уже был солидный «партократический» стаж, после чего его «бросили на укрепление МИДа», но даже с самыми младшими по возрасту и положению сотрудниками он общался совершенно непринужденно: участвовал в наших коллективных встречах, не изображал сверхзанятости ответственного работника, охотно пел на товарищеских вечеринках. Не увлекался спиртным… С другой стороны, у него была колоссальная сконцентрированность на реальных задачах. Когда я начинал рассказывать что-либо с деталями, подробно, он деликатно давал понять, что детали его уже не интересуют, и сворачивал разговор, чтобы заняться подготовкой какой-нибудь телеграммы…

— То есть у вас было и личное общение?

— Разумеется. Однажды я подменял нашего протокольщика и подметил ошибку, допущенную послом, — Юрий Владимирович занял эту должность в начале 1954-го. Это была мелкая ошибка, но мне казалось, что нельзя не обратить на нее внимания, и я на совещании сказал об этом, что, как понимаете, в дипломатическом мире совершенно не принято. Это был вызывающий случай! Андропов никак не отреагировал на мое высказывание и только на следующий день пригласил меня к себе… «Вы хотите, чтобы на вас обратили внимание», — так начал он разговор. В общем, он меня тогда «высек», но очень благожелательно…

— Какие это имело последствия? Ведь столько карьер таким путем сломалось, еще и не начавшись…

— Разговор у нас получился «исповедальный» — Андропов уделил ему минут 20, может, и полчаса… Но это другая тема! Главное, что никакой мстительности он не проявлял, его ко мне отношение не испортилось.

Но, несмотря на довольно демократичное его отношение к персоналу посольства, мы подмечали: когда приезжали высокие руководители из Москвы, Андропов был вынужден с этим считаться. Например, когда в Будапеште находился Микоян, от Андропова могли исходить и строгие окрики. Мол, «Микоян уедет — я вам всыплю!» Никакой взбучки никогда потом не было, но ощущение, что кто-то «над ним» появился, делало Андропова более чиновным, что ли…

— Какие еще качества характеризовали его стиль работы?

— У него был дар пробуждать у людей инициативу — каждый хотел что-то предложить от себя. Одна из самых типичных его резолюций была: «Ваши предложения» — и знак вопроса. Он буквально вытягивал из каждого предложения, как поступить, как что-то сделать, и таким образом приучал к конкретным делам.