Утаенные страницы советской истории. - Александр Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы все время говорим об Андропове в превосходной степени. Правомерно ли это? Неужели у него не было никаких недостатков, ошибок?
— Конечно же, были! На мой взгляд, две наиболее серьезные из них — это переоценка промышленного потенциала и финансовых возможностей нашего государства, и в кадровых делах он, в силу своей доверчивости и доброты, допускал ошибки, которые нам боком вышли. Будучи Генсеком, он поддержал тезис, который разделяло большинство членов Политбюро, — что СССР должен иметь военный потенциал, равный суммарному потенциалу США, остальных стран НАТО и Китая. Когда мы услышали эту формулу, то, честно, потеряли дар речи. Он выдвинул трех «молодых»: Долгих, Рыжкова и Горбачева, но ни один из них, так скажем, в лидерах не состоялся… Выбор кадров оказался ошибочным. Но ведь Андропов так недолго пребывал во главе партии и государства!
— То есть положительного в его деятельности было больше…
— Конечно. Он хорошо понимал национальный вопрос в России и говорил, что мы его решили только в тех формах, в каких он достался от царизма, но теперь он возник в новом обличье и с ним надо обращаться крайне осторожно… Юрий Владимирович первым понял опасность коррупции для государства и первые антикоррупционные дела повел, по существу, он.
— Что вы можете сказать об Андропове как о руководителе КГБ?Мы как-то ушли от этого вопроса…
— Я считаю его одним из светлейших умов и блестящих руководителей органов. При нем КГБ превратился в самый, так сказать, облеченный доверием советского народа и общества институт честных, благородных, искренних людей. Именно потому его, бывшего кагэбэшника, избрали Генеральным секретарем. И его коллеги по Политбюро, и народ понимали, что Комитету можно доверять. Что на людей, вышедших из КГБ, тоже можно положиться…
* * *Василий Петров:
«Мы ожидали, что он многое сделает…»— Знал я Юрия Владимировича Андропова давно, еще когда он был секретарем Карельского обкома партии. Но как знал — видел на трибуне, в президиуме… Лично общался с ним только однажды, когда он, председатель КГБ, был с визитом в Монголии, а я был главкомом войск Дальнего Востока. Беседа носила служебный характер, никаких личных вопросов…
— О чем вы тогда говорили?
— Об обстановке, которая складывалась на Азиатском направлении, о становлении Главкомата войск Дальнего Востока. Я бы сказал, это была свободная беседа — особых вопросов друг другу не задавали, длинных тирад не было. Я рассказал о том, что входило в мою компетенцию, Андропов — зачем он приехал в Монголию. Это был его официальный визит и соответственно официальная беседа. Вообще тема разговоров высшего государственного руководства с военачальниками, их выступлений перед офицерским составом была, как правило, одна: повышение боеготовности. Не помню ни одного Генсека, который бы сказал, что Вооруженные силы надо расформировать.
— Но даже ведь и официальные беседы позволяют получить о человеке какое-то личное представление…
— Конечно. Он произвел впечатление человека умного, государственного и, кстати, простого в обращении. Но острого.
— Во времена Андропова в КГБ произошли большие положительные изменения. Изменились ли, по вашему мнению, взаимоотношения между армией и госбезопасностью?
— Не знаю. Я служил на периферии, и что было здесь, в центре, не могу сказать. Да и не следует пытаться определять, какие отношения у нас были с КГБ до Андропова: любые отношения между государственными органами складываются с учетом определенной военно-политической обстановки. Она меняется — и отношения меняются. Название КГБ говорило само за себя: Комитет госбезопасности. А Вооруженные силы — это основной контингент, который реально обеспечивает безопасность страны. Поэтому между ними должно быть не просто взаимодействие, но и непрерывные совместные действия. Мы поддерживали с Комитетом тесную связь, а что касается специфических задач — все знали свои обязанности и выполняли их самостоятельно. Были взаимное уважение и хорошие деловые контакты.
— И вот Андропов стал главой Советского государства…
— В армии это было воспринято очень положительно — мы ожидали, что он очень многое сделает. Он хорошо знал армию, заботливо относился к Вооруженным силам, их авторитет в стране был высок, материальное положение офицерского состава было на уровне, социальная сфера — обеспечена… Андропов положительно относился к нашим предложениям, внимательно их изучал — даже те, которые требовали больших финансовых затрат.
— Как складывались его отношения с министрами обороны?
— По-моему, к министрам обороны Андропов всегда относился по-дружески. Я был в непосредственном подчинении у маршалов Малиновского, Гречко, Устинова и видел, что у них нормальные деловые связи.
— С кем из них у Андропова были наиболее близкие отношения?
— Если кто и знает, все равно не скажет — это может быть субъективное мнение. В центральном аппарате и руководство, и подчиненные стараются, чтобы никаких приоритетов в отношениях не было. Выполняя свои обязанности, мы понимали, что они носят государственный характер, личного в них быть не должно. Мы верили, что у наших руководителей не было ничего иного, кроме заботы о благополучии государства, армии и народа. Они, мы полагали, все отдают работе, и поэтому мыслей о том, как кто к кому относится, не возникало…
— Но вы можете сказать, как Андропов относился к главкомам видами Вооруженных сил?
— С уважением, хотя здесь, видимо, какие-то особенности в отношениях были… Но я не слышал, чтобы он кого-то особенно восхвалял, а кому-то слишком часто замечания делал. Относился ко всем довольно ровно. Могу полагать, что он достаточно внимательно следил за службой каждого главкома, замминистра — ведь их перемещали, переставляли совсем не потому, что ему нравился тот или другой. Нет, он владел информацией. Андропов подписал указ о присвоении маршальских званий Ахромееву, Куркоткину, мне и Толубко. Присвоение столь высоких званий, несомненно, было проявлением положительного отношения к руководству Вооруженных сил.
— Есть версия, что Андропов собирался назначить вас министром обороны. Так ли это?
— Любой народ создает легенды. Каждому хочется, чтобы во главе государства, Вооруженных Сил стояли те, которые бы заслуживали этого. Никто меня не выделял, ничего особенного не говорил, и за всю мою службу — от тактического звена до центрального аппарата — авансов мне не давали. Когда же нам предлагали должности, то мы говорили: «Слушаюсь!» — если это, разумеется, было нам посильно. А если непосильно, были и такие моменты, то многие аргументированно отказывались.
— С Андроповым как Генсеком вам приходилось общаться?
— Нет, ни докладывать ему, ни выступать в его присутствии мне не приходилось. Вот, пожалуй, и все. Я рассказал, как Юрий Владимирович выглядел перед Вооруженными Силами, и как у нас в армии смотрели на него. Сожалею, что руководил он нашей страной так мало!
* * *Иван Устинов:
«Он очень уважительно относился к армии»— В 1968 году я, начальник Управления военной контрразведки Дальневосточного округа, был вызван в Москву, где и встретился в первый раз с Андроповым. Впечатление о нем у меня сложилось очень положительное — в беседе он больше слушал, иногда задавал вопросы, свою точку зрения не навязывал. Он вообще всегда внимательно слушал, позволяя высказать все, что есть на душе… После беседы Андропов объявил, что я назначаюсь заместителем начальника 3-го Главного управления КГБ. Начальником тогда был Федорчук, до этого — Цинев.
— В том году вы, наверное, отправились в Чехословакию?
— Нет, туда вскоре были отправлены Федорчук и Цинев, а я исполнял обязанности начальника управления. Андропов создал группу руководящих работников во главе с Цвигуном — как бы штаб по решению вопросов, связанных с Чехословакией, и я в него входил. В тот период я находился с Юрием Владимировичем в теснейшем контакте. Мы практически жили в своих кабинетах, постоянно встречались, разговаривали по телефону… За это время я узнал, что это человек мыслящий, решительный, самокритичный. Оценивая свои решения, он мог сказать: тут я поторопился. Он был очень доступным и совсем немногословным.
— Потом ваше общение стало еще более тесным…
— Да, когда Федорчука перевели на Украину, меня назначили начальником военной контрразведки страны. Тогда уже не проходило недели, чтобы мы с Андроповым не общались. Возникало много сложных вопросов, требовавших тщательной совместной подготовки Комитетом госбезопасности и Минобороны, и я, по существу, был связующим звеном между Юрием Владимировичем и маршалом Андреем Антоновичем Гречко.