Личные мотивы - Александра Маринина

На заданный в регистратуре вопрос о том, помнит ли кто-нибудь доктора Евтеева, Настя получила от молоденькой сестрички лаконичный ответ:

— Лично я не помню. Он когда здесь работал?

— До восемьдесят пятого года.

— У-у, я тогда вообще еще не родилась. У нас в больнице персонал молодой, никто так долго не работает. Если только Волкова…

— Кто такая Волкова?

— Светлана Борисовна, хирургическая сестра. Она уже совсем старая, ей пару лет назад пятидесятилетие устраивали.

При этих словах Настя поморщилась, а Чистяков незаметно ткнул ее локтем в бок. Совсем старая… Это о женщине, которой всего пятьдесят два — пятьдесят три года? Господи, какими же странными представлениями забиты головы у молодых девочек!

Светлану Борисовну Волкову они нашли легко.

— Да, я помню Дмитрия Васильевича, — кивнула она. — А что случилось?

— Он умер. Точнее, его убили.

Волкова охнула и схватилась ладонями за виски.

— Как — убили? Как же так? За что?

Она долго не могла смириться с этой новостью и все причитала, каким хорошим врачом был Евтеев, каким прекрасным хирургом, каким добрым и внимательным с коллегами, как душой болел за каждого ребенка, будто за родного.

— Когда те мальчики умерли один за другим, он вообще почернел весь, неделю ни с кем не разговаривал, а потом уволился из нашей больницы — вот как переживал.

— Какие мальчики? — насторожилась Настя.

— Ну как же, известный случай, тогда весь Руновск гудел, громкое было дело. Как раз в восемьдесят четвертом году, буквально за несколько месяцев до того, как Дмитрий Васильевич уволился и в другой город переехал. У нас рядом с городом пионерский лагерь был, и трое мальчишек сбежали на водохранилище, а там территория госдач для обкомовских и прочих крупных деятелей. Ребята как-то пролезли через ограду и вышли на закрытую часть берега, где стояли плавсредства для важных отдыхающих. Двое мальчишек угнали моторку, а третий — катер, и начали гонять по водохранилищу. Охрана увидела, все выбежали на берег, стали кричать им в мегафон, чтобы немедленно вернулись, мальчишки, видно, перепугались, не справились с управлением, и тот, что был на катере, на полном ходу врезался в моторку. Моторку, понятное дело, разнесло в клочья, мальчик из катера вывалился. В общем, ужас! Один ребенок утонул сразу, двое других получили тяжелые травмы, их выловили и доставили в нашу больницу, Дмитрий Васильевич их оперировал. Но один из мальчиков умер во время операции, а другой еще пару дней полежал в реанимации и тоже скончался, не приходя в сознание. Я все это очень хорошо помню, я же в те годы стояла у стола рядом с Дмитрием Васильевичем. Ох, как он переживал! У него давно летальных исходов не было, а тут два подряд.

— Уголовное дело возбуждали, не помните?

— Ну, в этом я не разбираюсь, но милиции было много, это точно, они все время в больнице крутились, все расспрашивали, как там да что было.

— Кого расспрашивали? — удивилась Настя.

В самом деле, кого можно было расспрашивать в больнице о происшествии на водохранилище? Что больничный персонал мог об этом знать?

— Так охранников же, — пояснила Волкова, — охранников, которые ребят спугнули и у которых на глазах это все и случилось. Охранники все время тут толклись, ждали, как операции закончатся, тоже, видно, переживали. Вот милиция их тут и опрашивала. И пионервожатая здесь в коридоре сидела, места себе не находила, ведь это по ее недогляду пацаны из лагеря сбежали. Она-то вообще с лица спала, одни глаза остались. И когда родители мальчиков приехали, ей пришлось самой с ними объясняться, директор лагеря ей так и заявил: сама виновата — сама и расхлебывай, я твое разгильдяйство покрывать не буду. На нее смотреть было страшно. Бедная девочка. Ей и мальчишек было жалко, и родителей их, и себя, ее ведь могли за это из пединститута выгнать и из комсомола. Но ничего, обошлось, институт она окончила, в школе работала. Теперь уже завуч, уважаемый человек…

Со Светланой Борисовной они проговорили еще почти час и ушли из больницы, унося с собой имя и фамилию бывшей пионервожатой, а теперь уже завуча и уважаемого человека. Волкова даже номер и адрес школы им сказала — в этой школе когда-то училась ее дочь, и бывшая пионервожатая, а ныне завуч преподавала ей русский язык и литературу.

— Ну что, дернем в школу? — бодро предложил Чистяков. — Адрес у нас есть.

— Но у нас нет карты, — с сомнением возразила Настя. — Ты же только по карте умеешь адреса находить.

— А ты и этого не умеешь, — отпарировал он. — Кроме того, не знаю, как у тебя, а у меня, например, есть язык, а школа совершенно точно находится ближе, чем Киев. Доберемся.

Они и в самом деле добрались до нужной им школы меньше чем за полчаса, но оказалось, что завуч уехала на совещание в департамент образования и будет на работе только завтра.

— Что будем делать? — огорченно спросила Настя.

— А пошли в кино, — неожиданно предложил Алексей. — Мы с тобой когда в последний раз в кино ходили, помнишь?

— Помню, — кивнула она. — Это был девяносто первый год. Я вернулась утром из командировки, в поезде всю ночь не спала, и у меня дико болела голова, а ты вечером потащил меня на какой-то ужасно плохой американский фильм, и мне в кинотеатре было так хреново, что я с тех пор смотрю фильмы только на кассетах и дисках, лежа на собственном диване.

— Смотри-ка, — удивился он, — и в самом деле помнишь, а я думал, ты эту эпопею забыла, и собирался тебе напомнить. Ну так что, Аська, тряхнем стариной, вспомним молодость? Будем надеяться, что в этой дыре есть хотя бы один кинотеатр.

— А давай! — азартно согласилась Настя. — Будет совсем смешно, если мы снова попадем на очень плохое американское кино.

Кинозал они обнаружили неподалеку, в Доме культуры мебельной фабрики, и долго смеялись, стоя перед афишей, сообщавшей, что смотреть им предстоит американский боевик. Правда, Чистяков этот фильм уже смотрел, но они все равно купили билеты. До сеанса оставался почти час.

— Девушка, давайте я угощу вас мороженым и газводой с малиновым сиропом, чтобы все было, как в нашей с вами юности, — с улыбкой сказал Алексей. — Мы будем есть мороженое и гулять вокруг Дома культуры.

Настя осмотрелась вокруг и заметила, что билеты покупает в основном молодежь. Ей стало вдруг неловко.

— Леш, я чувствую себя такой старой, — призналась она. — Смотри, здесь в кино ходят одни пацаны и девчонки. Мне как-то не по себе. Может, не пойдем? А то будем тут у всех на виду, как водокачка в чистом поле.

— Неправда твоя, матушка, — возразил он. — Я, например, заприметил мужичка лет тридцати пяти с дамой пышных форм и выдающихся достоинств. Они тоже хотят посмотреть кино и, судя по их уверенному виду, никого не стесняются.

— Ладно, — вздохнула она, — пошли покупать мне мороженое.

— А мне?

— А ты — нищий девятиклассник, у тебя на две порции денег не хватает, ты и так на билеты потратился, — поддразнила его Настя. — Ты же хотел, чтобы было как в нашей юности, вот так и будет.

— Аська, у меня хорошая память. В тот раз, когда мне не хватило денег на два мороженых, ты из солидарности отказалась от угощения, я помню.

Она рассмеялась и поцеловала Чистякова в щеку. Они купили по две порции эскимо и принялись неторопливо прогуливаться вокруг здания, где был расположен кинозал.

— Леш, как же так получилось, что врач, у которого умерли практически одновременно два пациента, вдруг получает такое повышение? — задумчиво произнесла Настя. — Вот мы с тобой своими глазами видим, какой заштатный маленький городок этот Руновск. И вдруг отсюда, с должности рядового хирурга, пусть и с очень хорошей репутацией, — в Южноморск, в детскую клиническую больницу, да еще на должность заведующего отделением. Что-то тут не складывается.

— А если посмотреть документы?

— Какие документы, Леша? Прошло двадцать шесть лет. У всех документов есть сроки хранения в архиве, в противном случае все архивы уже разрослись бы до немыслимых размеров. Уголовное дело — это одна песня, а отказной материал — совсем другая. По случаю на водохранилище наверняка был именно отказной, там же нет виноватых, кроме самих мальчиков. Но ты прав, нужно, конечно, это уточнить. Сейчас, подожди, я позвоню Стасову, пусть напряжется и найдет мне контакт в местной милиции.

Стасов с контактом обещал помочь и, в свою очередь, сообщил, что получил ответ от агентства, которое занимается изысканиями в области генеалогии. В родословной Евтеевых нет никаких богатых купцов, графьев и прочих аристократов, так что фамильным ценностям взяться неоткуда.

— Впрочем, я так понимаю, что тебе это уже не очень интересно, — заметил он. — Я прав?

— Прав. Мне кажется, что истоки истории с Евтеевым надо искать именно в восемьдесят четвертом году, когда умерли два подростка, а доктора так внезапно повысили, — уверенно ответила Настя. — Стасов, помоги побыстрее, а? Мне же ничего особенного не нужно, только старое дело из архива, если оно вообще там есть. Ты все данные записал?