Ночная прогулка. В двух лицах... Путешествие в эпицентр. Свет былого - Боб Шоу

Бретон поспешно перевернул страницу, но, как и в других подобных описаниях, никакого упоминания о последовавшем затем видении прошлого он не нашел. Видимо, в этом отношении он и правда был уникален.

Год спустя Бретон аккуратно записал в тетради:

«Теперь я все больше склоняюсь к выводу, что люди, страдающие мигренями — это не удавшиеся путешественники во времени. Силой, обеспечивающей темпоральную мотивацию, является желание вернуться в прошлое, возможно, в надежде вновь пережить периоды особого счастья, но скорее, чтобы исправить ошибки, которые, как показало дальнейшее, неблагоприятно воздействовали на ход событий.

До смерти Кэт я представлял собой случайный пример человека, который почти мог вернуться в прошлое, но не благодаря особой мотивации, а из-за пониженной сопротивляемости, какого-то врожденного порока нервной системы. (Расстройства зрения могут вызываться некоторым темпоральным смещением сетчатки, которая ведь тесно связана с мозгом и потому является сенсорным органом, соучаствующим в деятельности центральной нервной системы).

После смерти Кэт мой ретроактивный потенциал достиг аномально высокого уровня, что привело к учащению переходов. Не касаясь проблемы философского истолкования, которое согласовывалось бы с законами физики, надо сосредоточиться на вопросе, как претворить теорию в практику. Эрготамины, мочегонные и прочие препараты, используемые для смягчения гемикрании, явно совсем не то, что мне требуется…»

И через пять лет:

«Сегодня получил ежемесячный чек от Хетти. Сумма больше обычной, так что я смогу уплатить по счетам компании «Клермонт сайентифик». Это большое облегчение, так как я не хочу пока лишаться у них кредита. Правда, у меня остается в резерве дом, причем его стоимость заметно возросла. (Отличная была мысль передать управление моей фирмой Хетти и Таферу, новому сотруднику. Единственно, что меня тревожит, так это навязчивое подозрение, что она добавляет к моему чеку собственные деньги.) Нынче знаменательный день. От предварительных исследований я перехожу к экспериментальной стадии. Я мог бы достичь ее и раньше, если бы не сбивался на ложные пути. Все они были подсказаны доктором Гарнетом в клинике, специализирующейся по мигреням, и я рад, что моя связь с этим учреждением подходит к концу. Продромальные симптомы и кровоснабжение мозга, реакции на различные препараты, аминокислотный обмен — сплошные тупики. (То есть для моей работы. Не хочу быть несправедливым к Гарнету.) Подумать только: своим успехом я обязан тому, что натер ладонь отверткой со скверной ручкой!

Не знаю, что толкнуло меня использовать жидкость из огромного волдыря, вздувшегося на правой ладони, но, видимо, причиной были мои размышления о том, нельзя ли использовать гемикральную боль для усиления хрономотивных импульсов. Работа в клинике подтвердила, что во время припадков мигрени у людей, на свое несчастье страдающих «гемикранией сине долоре», в головных артериях возникает особое вещество, называемое «кинин».

Серозная жидкость волдыря сама по себе боли не вызывает, но я установил, что по извлечении и после соприкосновения со стеклом в ней появляется кинин, который — если вернуть жидкость в волдырь — боль вызывает, и довольно-таки сильную. Вводя себе кинин при начале тейкопсии перед последними тремя переходами, я вызвал настоящую гемикранию и — впервые! — я услышал шум этих вязов на ветру!

Данный этап моей работы завершен, и теперь передо мной стоит проблема темпорального перемещения значительной физической массы — иными словами, моего тела.

Для этого потребуется многократное усиление нервных импульсов, и меня мучает предчувствие, что придется отыскивать лазейку в правилах Кирхгофа.

Но моя уверенность непоколебима. Однако мне необходимо успокоиться, не то я ускорю новый переход. Волнение — общепризнанный фактор, способствующий гемикрании. Где-то у меня хранится выписка из речи французского патриота доктора Эдуарда Ливейна, который в 1873 году сказал: «Нам всем известно, что далеко не всякий может позволить себе удовольствие содействовать театральным представлениям, ежедневно превозносящим славу Франции в грохоте и дыме…»

И еще через три года:

«Обойти правила Кирхгофа оказалось проще, чем я ожидал, — четвертое измерение открывает множество возможностей — но я неверно представлял предстоящие расходы. Продажа дома и мебели принесла лишь ничтожную долю требовавшейся суммы. К счастью, мне удалось убедить Хетти и Тафера аннулировать наше восьмилетнее соглашение и просто выкупить фирму. Они, особенно Хетти, обеспокоена моим состоянием, но, по-моему, мне удалось убедить их, что я совершенно здоров и психически, и физически. Хетти заметно постарела и слишком много курит.

Кэт, милая моя, последний раз я говорю с тобой посредством этой тетради. Недалеко время, когда мы будем вместе перелистывать ее страницы. Так до того дня, любовь моя, до того дня…»

Бретон дождался сумерек и только тогда отправился в парк. Он оставил теперь уже дряхлый «бьюик» в нескольких сотнях шагов от входа с Пятидесятой авеню и потратил несколько минут на проверку снаряжения. Сначала шляпа. Она лежала на заднем сиденье — обычная, уже не новая шляпа, только из-под ее полей порой пробивались оранжевые отблески. Он взял ее, аккуратно надел на голову и занялся соединением проводков, выведенных под ленту, с проводками, торчавшими из воротничка рубашки. Покончив с этим, он поднял воротник дождевика и для проверки пошевелил руками и ногами. Проводки, скрепленные с кожей, натягивали ее довольно болезненно, но его движений это не стесняло.

Затем Бретон взял ружье. Собирая личные вещи после продажи дома, он случайно обнаружил это ружье в шкафу в подвале, покрытое густой белой пылью, и забрал с собой в квартиру, которую снял в восточном районе. При осмотре выяснилось, что затвор заело — очевидно, в результате какого-то забытого происшествия — и он отдал его починить в оружейную мастерскую. Изящные очертания ружья портил массивный инфракрасный прицел, который он добавил, учитывая ночное время. Бретон вставил в обойму прохладные латунные цилиндрики, которые вынимал из кармана, вложил ее в ружье и передернул затвор. Возможно, в его распоряжении будет не более двух секунд, чтобы обнаружить цель, прицелиться и выстрелить — ни единого мига из этого скудного запаса времени нельзя было потратить зря.

Он несколько минут тихо сидел в машине, дожидаясь, пока вокруг никого не будет. Со времени последнего перехода миновала почти неделя, и он чувствовал, что выбрал верный момент. Сердце билось от волнения — один из факторов, вызывающих гемикранию. Электрическая активность его мозга была выше нормальной и рождала напряженное ожидание. Почти галлюцинаторное изменение в восприятии, знакомое всем, кто страдает мигренями, как первый симптом очередного припадка, одевало самые обыденные предметы ореолом неожиданности — печалью, скрытой угрозой, пьянящим очарованием. Едва последний прохожий скрылся из вида, Бретон вышел из машины, взял ружье и спрятал его под дождевиком, держа приклад сквозь прорезь кармана. Ночной ветер набрасывался на него с разных направлений, шарил по нему, точно пальцы слепца, пока он шагал неуклюже и осторожно — мешало ружье.