Ночная прогулка. В двух лицах... Путешествие в эпицентр. Свет былого - Боб Шоу

Он несколько минут тихо сидел в машине, дожидаясь, пока вокруг никого не будет. Со времени последнего перехода миновала почти неделя, и он чувствовал, что выбрал верный момент. Сердце билось от волнения — один из факторов, вызывающих гемикранию. Электрическая активность его мозга была выше нормальной и рождала напряженное ожидание. Почти галлюцинаторное изменение в восприятии, знакомое всем, кто страдает мигренями, как первый симптом очередного припадка, одевало самые обыденные предметы ореолом неожиданности — печалью, скрытой угрозой, пьянящим очарованием. Едва последний прохожий скрылся из вида, Бретон вышел из машины, взял ружье и спрятал его под дождевиком, держа приклад сквозь прорезь кармана. Ночной ветер набрасывался на него с разных направлений, шарил по нему, точно пальцы слепца, пока он шагал неуклюже и осторожно — мешало ружье.

Когда он подходил к воротам парка, начались первые нарушения зрения. Перед правым глазом замерцал свет и начал расплываться сложным радужным пятном. Бретону почудилась стайка водомерок, натыкающихся друг на друга, дробящих солнечный свет глянцевыми бронзовыми спинками. Он обрадовался, что это не заходящая черная звезда — крепостным фигурам на формирование требовалось больше времени.

Бретон вошел в парк и направился к его центру по должке, по которой с металлическим шуршанием катились сухие листья. На скамейках, там, где горели фонари, сидели влюбленные парочки, но он быстро пересек лужайку и через секунду-другую был проглочен глухим мраком. Он вынул ружье из-под дождевика и приложил приклад к плечу, чтобы проверить прицел, но его правый глаз был ослеплен вращением цветных фигур, и он вспомнил, что у него есть только один выход: положиться на заранее отрепетированную систему действий. Когда он нашел три вяза, слепящий свет почти достиг максимума.

Он приблизился к треугольной купе на тридцать ярдов, просунул левую руку под широкий ремень ружья и упал на одно колено в классической снайперской позе. Сырая земля охватила его ногу овалом холода. «Я, конечно, сошел с ума», — подумал он, но его губы снова и снова повторяли ее имя. Кэт! Кэт! Он дернул шляпу, и под ней послышалось тихое жужжание — прибинтованные к его телу мощные аккумуляторы начали подавать энергию. В тот же момент автоматический шприц впрыснул кинин в выбритый кружок над правым виском. Словно ледяное жало пронзило кожу, и облако мучительной боли начало разливаться по его голове вместе с поступающим в височную артерию кинином. Бретон машинально отметил, что вокруг никого не было, и он напрасно потратил столько усилий, чтобы закамуфлировать свои приспособления… И тут завеса радужных геометрических фигур начала резко стягиваться. Пора!

Они неуверенно шла в темноте, ее светло-голубое платье и серебристая накидка, казалось, фосфоресцировали. Из-под мохнатой арки вязов появился силуэт, тоскливо клекоча, точно отвратительная хищная птица. Вскинув руки, он надвинулся на Кэт, и у нее вырвался стон ужаса. Бретон совместил перекрестье нитей с черной фигурой, но палец на спусковом крючке замер. Слишком тесно сомкнулись два силуэта. Он чуть приподнял левую руку, перекрестье ни миг совместилось с головой, и палец инстинктивно нажал крючок. Приклад ударил Бретона в плечо, а черная голова перестала быть головой…

Бретон долго лежал, уткнув лицо в микрокосм дерна. Ружейный ствол под его левой рукой нагрелся от единственного выстрела, потом остыл, но он все еще был не в силах пошевелиться. Его охватило такое утомление, что требовалось нечеловеческое усилие даже для того, чтобы додумать мысль до конца. «Сколько времени я лежу здесь?» — спрашивал он себя. Вдруг кто-нибудь пройдет мимо и увидит, что он валяется тут?

Грызущий страх стал ураганным, но его тело по-прежнему оставалось телом мертвеца.

Сознание тоже претерпело изменение. Давящая тяжесть исчезла, все потенциалы разрядились в фантастическом мозговом оргазме перехода. Великого перехода. Он его совершил. (Эта мысль доставила ему секундное удовлетворение.) Восемь лет напряженной работы принесли краткую награду. Он переправился через неумолимую реку времени и…

Кэт!

Его захлестнула волна осознания немыслимого и вызвала первое непроизвольное движение. Он вдвинул ладони под грудь и нажал на землю. На ноги он встал в результате длительного процесса — потребовалось вытянуть руки и упереться пятками, чтобы приподнять туловище, а потом понудить ноги принять на себя вес этого туловища. Он перехватил ружье, спрятал его под дождевик, сделал шаг, потом другой. Возле вязов никого не было. И не удивительно. Мужчину, которого он застрелил, унесли отсюда восемь лет назад, ну, а Кэт, естественно, дома. «Место женщины — дом», — мелькнуло в голове идиотское клише, и он неуклюже побежал на подгибающихся ногах — при каждом движении его голени описывали круги. Буйная радость доилась, пока он не подбежал к воротам парка и не увидел матово светящиеся шары на столбах ворот — пока внезапная мысль не перечеркнула ее.

«Но если Кэт дома, — шепнул внутренний голос, — то почему ты сейчас в парке с ружьем?

Если она жива, то почему ты помнишь ее похороны?»

Позже, пока способность трезво мыслить еще не угасла, он проехал мимо их бывшего дома. Новые владельцы там не поселились, и в саду неубранная доска с надписью «продается» отражала свет уличных фонарей. Бретона охватило отчаянное желание войти в дом, удостовериться… Но он только нажал на педаль газа. Старый «бьюик», почти остановившийся, рванулся вперед по тихой улице. Окна почти всех домов вокруг были освещены.

Бретон подъехал к бару почти на самой окраине города, где начиналась прерия: порой шары перекати-поле толкались в двери, точно голодные псы. Сев у длинной стойки, он — впервые после кошмарного запоя восемь лет назад — заказал виски и уставился в его янтарные глубины. Почему он не предвидел того, что произошло? Почему его интеллект, проделав в полном одиночестве такой далекий путь, остановился перед последним, столь очевидным следствием?

Да, он вернулся во времени, он застрелил убийцу, но ничто не могло изменить факта смерти Кэт. Бретон обмакнул палец в виски и провел прямую линию на пластиковой поверхности стойки. Он несколько секунд созерцал ее, а потом начертил вторую линию, ответвляющуюся от первой. Если первая линия символизирует поток времени, в котором находится он, и в котором ничего не изменилось, значит, секунды, вырванные им у прошлого, находятся в точке ответвления. Едва краткий миг, в который он успел убить, истек, он был вышвырнут в настоящее его потока времени. Он не вернул Кэт к жизни в своем потоке, а вместо этого воспрепятствовал ее смерти в ответвлении.