Законы прикладной эвтаназии - Тим Скоренко

– Я уже не раз рассказывал об этом. Но если это необходимо для прямой трансляции, я расскажу ещё раз. Под современный закон об эвтаназии не попадают больные вринклом, поскольку они являются дееспособными и не имеют опекунов, которые могли бы решить вопрос за них. Они не дети и должны принимать решение самостоятельно. Но вот проблема: здоровый физически самоубийца может забраться на крышу и уйти из этого мира. Если его спасают, его излечивают. Но больной вринклом на той стадии, когда смерть кажется важнее жизни, уже не дееспособен. Он просто не может уйти, потому что не знает, нужно ли ему это. И страдает последний год своего существования. Законопроект предполагает в первую очередь эвтаназию больных вринклом на определённой стадии без согласия самого больного – по требованию родственников и врачей.

Это провокационный ответ на провокационный вопрос. Зал шумит.

– А вам не кажется, что подобный закон может привести к многочисленным злоупотреблениям?

– Согласен. Именно поэтому разработка законопроекта идёт уже несколько лет и не прекращается ни на минуту. Нужно жесточайшим образом прикрыть все возможные лазейки. Но это технический вопрос. Я могу гарантировать, что никаких злоупотреблений не будет. Более того, опережу следующий возможный вопрос. Особое внимание будет уделено коррупции в медицинской среде и ликвидации всех возможностей взяточничества в угоду родственникам больного.

Поднимается молодой человек с чудовищным зелёным ирокезом. Явно представитель какого-то молодёжного объединения.

– Ладно с эвтаназией, – говорит он развязно. – Она и так есть в той или иной форме. А вот опыты на людях. Как вы собираетесь законодательно обосновать, кто может быть подвергнут опытам, а кто – нет? Меня вот заберут сегодня и будут на мне проверять цианид без моего согласия, а?

Залу нравится подход молодого человека. Раздаются редкие аплодисменты.

– Нет, – возражает Варшавский. – Вы не правы. Никто и никогда не возьмёт здорового человека и не будет ставить на нём опыты. Для опытов будут использоваться только тяжёло больные вринклом люди. Те самые, которые могут быть в случае необходимости и по требованию родственников и врачей подвергнуты эвтаназии. Возможно, будет немало добровольцев, готовых рискнуть ради науки. И, кстати, ради собственного спасения. Ведь кто-то станет первым излеченным. Кто-то из подопытных.

Зал бурлит и негодует.

Следующий вопрос – от средних лет женщины с визгливым голосом. Истеричка, думает Варшавский.

– А вам не кажется, что это просто аморально? Что это – фашизм?

Перед ответом Варшавский делает паузу.

– Я расскажу вам историю человека по имени Андрей Везалий, придворного медика королей Карла Пятого и Филиппа Второго Испанского. Андрей Везалий жил в шестнадцатом веке и вопреки догматам церкви и запретам инквизиции первым стал исследовать человеческое тело, вскрывая умерших. Во времена Везалия медицину изучали по трудам Клавдия Галена, который умер ещё во втором веке. Даже явные ошибки Галена не подлежали исправлению: его тексты считались каноническими больше тысячи лет. Гален утверждал, что нижняя челюсть состоит из двух различных костей, описание человеческой руки давал по аналогии с передней лапой обезьяны, а нервы, как писал Гален, исходят из сердца как центра нервной деятельности. Все его ошибки были связаны с невозможностью исследовать тела умерших в Риме той эпохи, когда жил Гален. Гален некритически переносил на человеческий организм то, что наблюдал на примере организмов животных.

Варшавский неожиданно замечает, что все притихли. Причём молчание это не натужное, когда человек вынужден молчать, потому что говорит старший. Они молчат, потому что им интересно. И Варшавский продолжает:

– Андрей Везалий был одним из немногих смелых людей, которые посмели нарушить тысячелетнюю гегемонию Галена. Он исправил более двухсот ошибок великого врача прошлого. Как? Он не боялся. Он выкупал у кладбищенского сторожа недавно захороненные трупы; когда у него не было денег, он выкрадывал их. И работал, работал, работал в своём анатомическом театре. Но когда он всё-таки добился издания своего научного труда «О строении человеческого тела», основанного на реальных исследованиях, а не на предположениях, оказалось, что общественность его не принимает. Это была не просто критика, это была травля. Безумным называли человека, который осмелился подрывать устои, критикуя и опровергая великого Галена. Даже его ученик Сильвий выступил против Везалия с памфлетом «Защита против клеветы на анатомические работы Гиппократа и Галена со стороны некоего безумца». Надо сказать, что Везалий сделал много ошибок. Во многих вещах, в частности, в описании кровообращения он следовал доктрине Галена, заслуги которого перед медициной всё же нельзя не оценить. Больше всего времени и места Везалий уделил исследованию скелета и мышц. Но я веду речь вовсе не о достоинствах книги Везалия, а о её роли в истории. Вопреки всем догматам и законам Андрей Везалий совершил невероятное. Он положил начало современной анатомии – той самой, благодаря которой мы с вами живём по две сотни лет, а не по шестьдесят. Благодаря которой мы справились со всеми существующими болезнями, кроме вринкла. Настала новая эра. Везалий совершил свою революцию более тысячи лет назад и жестоко поплатился за это. Инквизиция не простила его. В наше время нет инквизиции, которая могла бы уничтожить человека физически. Но есть вы – общественность. Вы можете стереть меня в порошок, не прикасаясь к моему телу даже пальцем. Вы можете завтра же написать такие слова, после которых я буду вынужден покинуть свой пост и кануть в безвестность. Всё это в вашей власти. Но когда вы заболеете вринклом, или ваш отец, или ваш сын, вот тогда вы спросите: почему мы не научились лечить эту чуму двадцать седьмого века? (В зале – гул, шум.) Почему всемогущий человек не может победить последнюю болезнь в своей истории? Почему – вы зададите этот вопрос, ощупывая мимические морщины на собственном лице!

Это высшая точка, кульминация речи. Варшавский торжествует: он сумел превратить пресс-конференцию в сольное выступление. Он заставил их думать. И многие из них, живо представив себе собственное лицо, изувеченное вринклом, изменяют свою точку зрения. А они – четвёртая власть. Власть, которая имеет больше влияния, чем первая, вторая и третья вместе взятые.

– Потому что, – спокойно и негромко отвечает Варшавский на свой же вопрос, – вы сами запретили искать от него лекарство. Вы сказали: это аморально. Вы осудили Андрея Везалия на смерть, чтобы он не мог продолжать свои исследования. Этим вы и приговорили к смерти всех заболевших вринклом. Поздравьте себя. Что же, если вы так хотите – это аморально.