Акимуды - Виктор Ерофеев

– Это апартеид! – удивился Акимуд. – Вроде как в старой Южной Африке.

– Я не вижу разницы между мертвыми и живыми, – вмешался бывший Главный.

– Ну, потому что вы – мертвый! – не выдержал я.

Бывший вздрогнул:

– Я горжусь, что я – мертвый! Живые – это ненадолго…

– Так вот и оставьте нас в покое ненадолго.

Акимуд явно наслаждался нашим спором.

– Тебе идет быть революционером, – сказал мне Акимуд.

Тут в дверь вошел Славик. Он повзрослел. К тому времени он уже командовал всем молодежным движением мертвых.

– Опять живые бунтуют, – с раздражением сказал юный политик. – А вот он этому бесконечно рад! – Славик кивнул в мою сторону.

– Ребята, – сказал Акимуд, – я предлагаю создать Великую Россию по модели Ирана. Тогда здесь пригодятся и живые, и мертвые.

– Неужели у нас нет своих собственных моделей? – не понял Славик.

– Съезди в Иран, – сказал мне Акимуд. – Есть к чему приглядеться.

Это прозвучало как приказ и как предостережение. – Ника, – сказал я, – отправь мертвых в могилы.

– Несвоевременная мысль, – нахмурился Акимуд.

– Мы теряем человека! – рассуждал Посол в Архангельском, когда мы пили чай с жирным тортом. – Вы скоро, ребята, отмените футбол как неполиткорректную игру.

Наш телевизор показывает скуку. Ну, хорошо, еще в России есть на что посмотреть. Или в Нигерии – там кипят страсти. А все остальное – тоска!

– Футбол фиг отменишь, – дернулся Славик.

– Так вы за кого? – недоумевал Главный.

– Я? За бурю эмоций! Я – за театр страстей! Вы становитесь бездарными актерами! Войну отмели как праздник!

– Неправда! – раздалось в дверях.

В зал входил Самсон-Самсон, который, судя по всему, держался здесь как дома.

– Садись, душегуб! – приветствовал его Акимуд.

– Чего ты хочешь? Вернуть кровожадность? – поинтересовался я.

– Ой! Ой! Ой! – запричитал Самсон-Самсон.

В эту секунду в кабинет с зелеными обоями в полоску проскользнула Зяблик и, пока Самсон-Самсон причитал, подняв лицо к потолку, подошла к нему и изо всех сил залепила писателю пощечину. Пощечина вышла на редкость звонкой. Голова Самсона качнулась вправо – и он получил еще одну пощечину в правую щеку. Он вцепился руками в подлокотники кресла, хотел привстать, но Зяблик еще раз ударила его, на этот раз по носу. Из носа Самсона потекла кровь.

– Я бы тебя убила, да не хочу, чтобы ты бегал и кривлялся тут мертвецом. Как он. – Она кивнула на Главного.

Зяблик плюнула Самсону в рожу и пошла к двери.

– Извините, что нарушила вашу беседу, – кивнула она на ходу Акимуду.

– Я это так не оставлю! – вскочил Самсон с кресла с горящими щеками. – Я буду жаловаться! Я вам напишу! – обратился он к Акимуду.

– Поздно! – сказал Акимуд. – Ваш нынешний бог – дипломат… Поздно! Она победила!.. Утритесь! – Он протянул коробку с салфетками.

Самсон-Самсон обиженно утерся.

– Какой главный праздник России? – хитро спросил Акимуд у присутствующих.

– День Победы! – выкрикнул Главный.

Посол поморщился:

– Одно лицемерие!

– День Победы свят и неприкосновенен для критики, как в христианской догматике Святой Дух, – твердо сказал Главный. – Это праздник силы русского духа, всемирного торжества России над воинством зла.

Посол, помолчав, сказал:

– Скажу по секрету, без Сталина Россия не победила бы Гитлера. Нужна была тренировка тридцать седьмого года, чтобы так смело бросать под немецкие танки миллионы солдат, создать живой щит обороны, а затем живой меч победы.

«Рассуждает, как Куроедов», – подумал я и сказал:

– Для меня лично День Победы, – улыбнулся я, – исторический перевал европейской истории человека.

В сорок пятом году закончилась история войн.

– То есть?

– До тех пор войны считались естественным времяпрепровождением человека наряду с другими занятиями. Критика войны со стороны пацифистов была явлением маргинальным и слабовольным. Мужчина-воин был общественной и гендерной моделью. Ужас Второй мировой войны превзошел все ожидания, полностью уничтожил положительный образ войны как явления. Ты допустил эту войну, а теперь удивляешься, что войны вызывают аллергию.

– Это не я.

– А кто?

– Ну, хорошо! Я люблю военных! – закричал Акимуд.

– Я тоже, – промолвил поверженный Самсон.

– Праздник Победы я рассматриваю со смешанным чувством, – сказал я Послу. – По всему городу расклеены плакаты с героем-победителем: добродушным пареньком славянской наружности, улыбчивым, без особых происков интеллекта. Такому пареньку в Европе сороковых годов только крутить головой в каске и удивляться невиданным порядкам в перерыве между стрельбой.

– Боже! – воскликнул Самсон-Самсон, всасывая в себя кровавые сопли. – И я когда-то считал его своим учителем. Да вы – тряпка!

– Вот что я хочу, – сказал я, не слушая показного душегуба. – Я хочу поговорить со Сталиным. Может, это единственный человек, с кем мне было бы интересно поговорить. Если все мыслители и главные писатели искали смысл жизни, а ты, Ника, – ее воплощенный смысл, то что искать? – это дело прошлого. Но есть загадки сердца, как Сталин. Что он, в сущности, хотел? Власти или нового человека? Шекспир, конечно, тоже интересен, там тоже загадка, но это так, для литературоведов, а Сталин – для всех.

– Поезжай на Акимуды.

– Он там?

– А где же еще?

Клара Карловна прибила к дверям своего кабинета объявление:

«Я организую каникулы русских граждан на Акимудах. Полеты в никуда, или в собственное воображение. У каждого туриста свой идеал счастья. Каждый турист возвращается со своими собственными фантазиями».

– Я тоже хочу, – сказал я.

– Нет вопроса, – ответил Посол. – Клара Карловна, отправьте его на Акимуды.

– Надолго? Навсегда?

– Нет-нет, – запротестовал я.

– А что так? – захихикала Клара Карловна.

– Я еще ни разу не рвал клюквы на болоте. Мне есть чем тут еще заняться…

– Клюквы! – захохотала Клара Карловна.

– А ведь верно, – сказал Акимуд. – У нас там нет клюквы… Езжай недельки на две!

– Что мне взять с собой?

– Рай – это игра, – сказал Посол. – Приятного отдыха.

Скандал – бог сегодняшней жизни. Нет скандала – нет человека. Скандал – последний клапан славы. Все остальное – мох равнодушия. Порядочный человек обязан держаться в стороне от скандалов, но кому интересен такой невидимка?

Я ненавижу скандал. Об этом я думаю, оказавшись в эпицентре скандала. Я улетел из Акимуд, уверенный, что именно там я разгадал суть русской жизни. Я разорвал договор с Акимудом, сказав им всем напоследок, что это – фашистский проект. Им не понравилось резкое слово, а мне не понравилось то, что они даже не поняли, о чем идет речь.

Смысл игры «Попади в рай» состоит в том, чтобы, отталкивая конкурентов, первым оказаться в раю. В проекте «Попади в рай» новый Робинзон Крузо должен побеждать, пожирая остальных Робинзонов, выдавливая их из игры всеми возможными способами.

Символом этого безумия оказался, как ни странно, российский флаг. Когда наши участники проекта были переброшены мелкими самолетами из Панамы на вполне обитаемый остров Карибского моря, откуда им предстояло отправиться играть в «Попади в рай», на аэродроме нас встретило большое количество телекамер. В небе плясал вертолет с оператором, выпадающим из кабины. Но главное – нам предложили не автобусы, не грузовики, а скотовозки, узкие, высокие, с черными решетками для свиней, козлов и баранов.

Какому идиоту пришла в голову мысль снабдить начавшуюся игру зверским издевательством над свежими душами, в этом надо еще разобраться, но когда скотовозки тронулись в путь, над одной из них не умудренная мыслью свежая душа гордо подняла российский флаг. Он развевался, на радость и удивление крестьянам-аборигенам, которые никогда в жизни не видели души белых людей – наркоманов или торговцев оружием? – в столь бесправном состоянии.

Скотовозки были лишь скромным началом. Когда участников посмертного шоу привезли в огороженный проволокой пункт Х., где они должны были переночевать перед потешной робинзонадой, райские агенты встретили их в лучших традициях концлагеря. В тропической форме панамских полицейских – только без знаков различия, – они устроили шмон. Из репродуктора шипящим голосом звучали глухие угрозы. Ну, точно Освенцим! Ценные вещи – на стол! Бесцеремонно рылись в рюкзаках. Фотограф, длинноволосая девица со шпилькой в зубах, снимала преставившихся анфас и в профиль на фоне таблицы, определяющей их рост.

А вот и следующий шаг: сейчас всех разденут, отправят в душ, потом на нары. Душ – вот он, рядом, и некоторые души мужчин и женщин уже стали раздеваться, но тут мы не выдержали. Неужели все взбунтовались? После того как прошли через смертные муки? Количество этих «мы» свелось к двум персонам. Одним был я, другим – актер Никола Бурда.