Ржавая Хонда (сборник) - Владимир Яценко

И он снова закричал. Дико, страшно… и затих. Теперь было слышно только частое дыхание.

Потом кто-то заплакал.

– Прекрати реветь, – прикрикнул я на Лидию. – В его словах есть какой-то смысл?

– Проект «Красное облако». Мы думали, что так большевики прятали золото партии на случай неудачной войны и для восстановления подполья. Кто же знал, что тут выставка достижений двенадцатой лаборатории…

Уточнять, что такое «двенадцатая лаборатория», почему-то не хотелось. Вместо этого я вызвал Генерала.

– Ракета ушла, – самодовольно сообщил он. – Три-четыре минуты… встречайте.

– Отмените ракету, товарищ генерал. Неизвестное химическое оружие. Много. Очень много. Тонкая пыль. Чёрная. Прожигает даже через скафандр. У нас раненый…

– Отмена невозможна.

– Отчего же? Как-то же она наводится.

– На твою аварийку она и наводится. Ты же сам включил на «Кузнеце»…

– Теперь SOS передаётся не с «Кузнеца». Передатчик на мне. – Мне понадобилось несколько секунд, чтобы самому понять, что я только что сказал. – Во, блин! Это на меня ракета идёт.

– На тебя? – удивился Генерал. – Тогда выключай аварийку. Срочно выключай!

– И что будет с ракетой?

– На тридцати тысячах взорвётся. В соответствии с протоколом. На случай утери радиоконтакта.

– А с дирижаблем?

– Как Бог даст, – я физически почувствовал, как он перекрестился. – Это я тебе как генерал армии говорю.

– Вы это, – севшим голосом сказал я. – За детишками приглядите. И «Хаммера» им отдайте.

– Надумал в герои податься? Мы этот инцидент афишировать не будем. На улицу со своим именем не надейся.

– Я не для улицы. Я для людей… Не забудьте про нашу парочку. Они где-то в километре над поверхностью зависнут.

– Я уже поднял два вертолёта. Что-нибудь ещё? Просьбы, пожелания?

– Идите в жопу, товарищ генерал, – сказал я.

– Молодец, – ответил Генерал. – Уважаю.

Мне стало неинтересно. Я вернулся на частоту экспедиции.

Где-то там, подо мной, в глубине тесной кабины, стонал от боли Костя. Чуть слышно скулила Лида.

У меня было странное ощущение бездны. Чувство, что всё происходит как должно. В цепи событий последних суток не было ни одного, указав на которое я бы мог сказать: «Здесь! Вот здесь я мог поступить по-другому. Соскочить с подножки поезда. Сдать билет на самолёт. Пойти подземным переходом и не попасть под машину…»

Я глянул на манометр, закрутил вентиль подачи газа, а потом шагнул с крыши гондолы прямо в бескрайнее небо. Навстречу солнцу и свету. Навстречу стремительно рвущейся ко мне стреле бледно-голубой инверсии.

– Извините за собаку, Александр, – сказала Лида. – Она вцепилась мне в ногу…

– Как ты относишься к тату и пирсингу, Ли?

– Никак, – в её голосе удивление. – Чушь. Дичь. Блажь. А что?

– Да так, – сказал я. – Последняя ошибка…

Я представил себе взрыв ракеты. Представил мгновенное сжатие воздуха ударной волной. И расширение. Меня начал разбирать смех: похоже, если Страшный суд и состоится, то без меня. Вряд ли на такое важное событие пригласят облако мелкодисперсного аэрозоля. Зато я точно знал, ЧТО послужит центрами конденсации для миллиардов будущих снежинок. Белыми они, конечно же, не будут.

Но и чёрными их не назовут.

«Где же эта чёртова ракета? – подумал я. – Так ведь и разбиться можно…»

НЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ

1. Плевок дьявола

Армия – это то, что отделяет своё от чужого.

Армия – категория относительная.

Армия тем лучше, чем быстрее «чужое» становится «своим».

Чёрная точка на противоположном, восточном берегу быстро росла и превращалась в человека, несущегося по глади залива в чёрном развевающемся плаще. Человек левой рукой придерживал шляпу-цилиндр с широкими полями, а правой бодро отмахивал отблёскивающим сталью посохом. Его трость лишь коротко соприкасалась с водой, но и этого мгновения было достаточно, чтобы человек, оттолкнувшись, стремительно скользил вперёд, будто по льду, поднимал посох и, спустя два-три десятка метров, вновь опускал его в воду.

Трость сверкала на солнце спицами велосипеда.

– Ходко, – одобрительно заметил Биток.

Леприца проследила за его взглядом и презрительно бросила:

– Шут гороховый! Уважающие себя наги уже заняли свои места.

Биток перевёл взгляд на скамьи нагов и убедился, что Леприца была права: к этому времени царик Лиаифа уже полностью материализовался в своём кресле. Сошки помельче слетелись ещё несколько минут назад. Так что тот, что «яко-по-суху», и вправду запаздывал…

– Достойный Клиффорт задерживается ввиду слабых сил. По понятным, впрочем, причинам. Он сейчас в заливе, будет с минуты на минуту, – Лиаифа мрачно обвёл взглядом притихший зал. – Что будем делать, наги?

– Пусть уходит, – сказал кто-то из второго ряда. – Он взялся за работу и не сделал. Позор. Теперь пусть выйдет на площадь в базарный день с непокрытой головой и стоит с утра до обеда. Что останется, пусть забирает с собой и уходит.

– Это Корнелиус говорит? – уточнил Лиаифа. – Тот самый Корнелиус, чей удел оплёван дьяволом? А сам достойный предпочитает судить добровольцев, вместо того чтобы самому прекратить безобразие?

Было слышно, как наги неодобрительно скрипят скамьями, оборачиваясь к незадачливому Корнелиусу. А тот, вместо того чтобы заткнуться, что-то недовольно забубнил.

Биток вздохнул. «Везде одно и то же. Если что наперекосяк – ищут крайнего. Свары, ссоры… Тоже мне проблемы!» Он по привычке ощупал языком пустоту на месте переднего зуба и провёл ладонью по своей фиолетовой плеши.

– Дурак этот Корнелиус, – прошептала Леприца в самое ухо Битоку. – Клиффорт приходится Лиаифе…

Биток с удовольствием вдохнул запах её волос, но счастье было недолгим:

– Кто позволяет себе слово, когда наги не смеют дышать? – грозно осведомился Лиаифа.

Биток съёжился. И было от чего.

Но Леприца не отступила.

– Только почтение в шёпоте моём, – твёрдо сказала она, вставая. – Хочу попросить разрешения у достойных нагов встать на защиту чести Корнелиуса.

– Ты кто такая, смерта? – вскочил с места Корнелиус. – Моя честь не нуждается в таких защитниках.

– А в каких защитниках нуждается твоя честь? – ядовито заметил Лиаифа. – Сядь, Корнелиус. Сядь и замолкни.

Корнелиус сел, но с достоинством. Потерять в этом зале достоинство для нагов значило потерять всё.

Спустя минуту тишины Биток вдруг понял, что и впрямь не дышит.

Пришёл Клиффорт. Злой. Мрачный. Но нисколько не запыхавшийся от стремительного бега. В рулон скатал трость, опустил её в шляпу, а сам цилиндр сложил конвертом и, как носовой платок, уложил во внутренний карман плаща. Потом плюхнулся на свободное место и замер, уставившись в широкую пройму окна, любуясь водами залива, ярко освещёнными предполуденным солнцем.

– Вопрос достойного Корнелиуса правомерен, – сказал Лиаифа. – Кто ты такая, смерта? И почему так уверена в своих силах, когда мы, наги, бессильны?

– Леприца – моё имя. А уверена в своих силах, потому что знаю дьявола изнутри.

Ответом была тишина.

«Проверяют, – понял Биток. – Но ведь она сказала правду!»

– Ну что ж, – подытожил свои раздумья Лиаифа. – Сбывается реченное в книгах: «Дьявол не убоится солнца, а смерта скажет новое нагу». Глупо ложиться на пути пророчества, потом ведь можно и не подняться. Пусть будет. Но не сложно ли уважаемой Леприце сообщить нашему собранию, КАК она собирается исполнить взятые на себя обязательства?

– Не сложно, – не убавляя наглости в голосе, заявила Леприца. – Уверена, что достойные наги и сами бы разобрались в ситуации, будь у них…

– Ближе к делу, смерта! – возопил со своего места Корнелиус.

– Нужно всего лишь испугать дьявола, – невозмутимо сказала Леприца. – Показать ему что-то такое, что привело бы его в ужас. Тогда он уйдёт и оставит нас в покое.

Чей-то недовольный голос гнусаво пробубнил:

– Что же мы можем показать дьяволу такого, чтобы он испугался? Скажите смерте, чтоб не тянула.

– Морду её спутника, Раха, – вновь вмешался Корнелиус. – Думаю, раз увидев ТАКОЕ, дьявол и в самом деле уйдёт навсегда.

Он фальшиво засмеялся, но лицо царика оставалось хмурым, и никто не отважился даже на улыбку.

– Боюсь, что лица моего брата Битока будет недостаточно, – вежливо возразила Леприца. – Я думаю, что дьяволу следует показать что-то другое. Для этого я берусь изготовить зеркало, в котором дьявол увидит себя, ужаснётся и уйдёт.

– Зеркало?

– Сержант! – вполголоса окликнула Леприца.

Биток с готовностью склонился к полу и развернул дерюгу. Из узла вывалились почерствевший остаток вчерашней лепёшки и завёрнутый в холст кусок сыра. Биток дёрнулся было к еде, но Леприца заметила это:

– Зеркало, сержант!

Вздохнув, Биток обеими руками взялся за тяжеленный осколок шихты. Высокая температура расплавила песок до стекла и пропекла его на добрый метр в глубину. Сложнее всего было отделить верхний, полированный слой от «пены» – нижней части спёкшегося в губку песка. Биток на эту операцию потратил неделю. Ещё столько же Леприца зеркалила гладкую поверхность…