Ржавая Хонда (сборник) - Владимир Яценко

– Ни один волос… – напоминаю ему.

Ну вдруг он забыл. Мало ли. Суета… заботы.

– Зачем же «один»? – говорит Корнелиус. Голос у него ласковый, даже нежный. – Пожалуй, я твоему «брату» этих самых волос чуток прибавлю. Чтобы, как вечером обгадитесь со своим зеркалом, предмета нашей душевной беседы надолго хватило.

Повернулся и ушёл. Сам. Ногами. Вот дела!

И сразу отпустило. В смысле, разрешил нам этот фашист двигаться.

– Какого чёрта? – у Битока спрашиваю.

– Он это нарочно сделал, – хмуро Биток докладывает. – О воду ударил, в песке вывалял. Негоже командиру…

– Милый! – И хочу ругать его, а на сердце тепло.

Это ведь Биток меня защищать бросился. Лейтенанта своего. Впрочем, как учили. Не мог Биток по-другому поступить, когда при нём офицера вместе с честью и достоинством Армии роняют. В самом что ни на есть грубом смысле.

– Милый! – говорю. – Они нас «уронили» в ту секунду, как мы приземлились. Дорога наверх нам закрыта отныне и навсегда. И никто за нами не придёт. Никогда. А если не научимся сдерживать гонор и прочие армейские привычки, кончим лягушками в каком-нибудь пруду. И ещё повезёт, если вода будет достаточно грязная, чтобы местные аисты не скоро нас в этой вонючей жиже отыскали на предмет своих гастрономических потребностей.

Совсем я расстроила Битока.

Без разрешения, не дослушав, повернулся сержант и пошёл себе. От песка отряхивается да на руки поглядывает. Впрочем, в правильном направлении пошёл: к стекольной шихте. К нашему будущему зеркалу.

А там уже суета нашего брата, смертного. И всё как-то правильно у них получается. Сделали невысокий бортик по всему периметру расплавленного до плоскости песка, столы рядом понаставили, чаны, баки. И откуда у них столько стеклянных реакторов?

Прошлась я между столами, и сказать мне вроде бы как и нечего: всё правильно делают. Из сахара восстановитель варят, рядом щёлочь мешают, чуть дальше раствор азотнокислого серебра… А Корнелиус уже около чана с сахаром колдует. Ну да, на сладкое… Смотрю – желтеет. Может, и вправду они со временем так же работают, как наши гончары, скажем, красоту из глины давят?

Кстати, о красоте.

После всей этой акробатики не мешало бы и в порядок себя привести.

Я же не Биток, который фиолетовую макушку ладошкой пригладит и будет считать, что всё в порядке. У меня-то «порядок» другой. А то что условий нет… так на то и трудности, чтоб было что превозмогать.

Посему возвращаюсь к берегу, вытряхиваю песок из волос, снимаю одежду… на предмет чистки и водных процедур. И на аборигенов мне плевать. Пусть смотрят и завидуют, инопланетяне хреновы. И вообще, может, хоть так урон врагу нанесу. Язвой желудка или фантазиями там какими нереализованными…

А кругом – красота! Фиолетовое небо, бирюзовый залив, на другом берегу – в километре, не больше, – дворец стоит. Они его царь-домом называют. Тоже ведь занятная штука – ни города, ни строений, только дура эта белокаменная в одиночестве: два десятка золотых куполов. Кругом – тот же песок кварцевый на солнце выблёскивает… Ну и с десяток галер рядом с дворцом: делегации со всех сторон света прибывают, вопросы, значит, с цариком решать.

А если смертный на страх свой собственный рискнёт поприсутствовать, то милости просим, одна беда: жизнь и здоровье никто не гарантирует…

Поднимаю голову: в зените, прямо надо мной, – продолговатая звезда. И свет дневной ей не помеха. Это звездолёт наш на стационарной орбите отдыхает. Межзвёздный катер «Лидор». Сам-то невелик, но котёл работает только в движении, а так, на орбитальной висячке, – гелиоконцентратор распускаем в целях утилизации энергии ближайшей звезды, площадь – один квадратный километр. Экипаж – четыре человека. Капитан, он же штурман, он же пилот. Двое техников и кок (партии куда пошлют, всегда на подхвате. Ещё два пассажира. Были. Мы с Битоком. Собственно, главное оружие дальней разведки… Главное? Единственное!

Ведь это мы раздвигаем горизонты человечеству. Мы первыми садимся на планеты. И только по нашему особому разрешению приходит сюда штатский люд: кто для торговли, кто на поселение, кто для исследований всяких, поисков приключений-на-свою-задницу…

Вот этот самый энергозаборник инопланетяне «клыком дьявола» и прозвали. Само лицо, значит, не видно, а зуб этот чёртов торчит. Поэты, стало быть, романтики…

Солнце полдень перевалило. Ещё три-четыре часа – и состоится очередная передача. Последняя. До сих пор передавали одно и то же: инструкции, что нам с Битоком нужно делать, чтобы экипажу было удобнее нас тут похоронить. Да. Такие дела. Не радостные, прямо скажем, наши дела. Мои и сержанта моего Битока.

Корабельный комп опознает и отличит от мёртвого вот так: на расстоянии ста километров. И пока мы живы и здоровы, он нас не оставит. Вместе с кораблём и с извозчиками, разумеется. Не могут они улететь без нас. В полном соответствии с программой: раненых не бросаем! Ну разве что раненые сами об этом попросят. А как нам просить-то? Из средств связи можем предложить только булыжник и корпус челнока. Получится, конечно, громко. Только, думается мне, оттуда, с орбиты, им всё равно не разобрать, чего я тут морзянить буду.

Но и снять нас с планеты они не могут. И тоже в соответствии с программой: в связи с неизвестной заразой, которая от любого изделия один только металл оставляет. До сих пор снится, как при посадке искрить начало, а кожух огнетушителя под руками – в кашу. А пена пламегасителя, что под давлением двенадцать атмосфер, в лицо сержанту…

Едва успела передать о денатурации синтетики. Да они и сами всё видели. Дни здесь ясные, это ночью кондубасит: если не морось, то мелкий дождь. Оттого и видимость лазерного луча отличная: что сигнального, что рабочего. Издалека его видать, чего там.

Вот и пришли мы издалека…

Да. Пострадал Биток. Хуже не придумаешь. И не лицо теперь у него – морда, вся оспинами изрыта, будто астероид после встречи с мелкой фракцией метеоритного роя.

То, что искусственные волосы по бровям текли, – подумаешь! А вот что синтетические луковицы в кожу на голове въелись, неприятно. Заметны мы теперь с Битоком. А как улыбнётся он по привычке своей старой, так и вообще: хоть стой, хоть падай. Зуб у него – верхний левый первый – тоже из пластмассы оказался. В смысле – был. Уж сколько раз его просила: оскал свой зауживай, уважаемый смерт Биток, потому как рот твой щербатый с плешью фиолетовой и рылом ноздреватым очень уж вызывающе в этом мире смотрятся.

Впрочем, на Земле в таком прикиде сержант мой тоже в толпе бы не потерялся.

Но я не о маскировке… я о патовой ситуации: вытащить нас не могут – заразы боятся и правильно делают, уверена: кто сюда с челноком придёт, тот здесь с челноком и останется. Впрочем, если без челнока спуститься, эффект будет такой же…

…Но и улететь они не могут – мы-то вот они! А главная корабельная программа не знает причин, по которым своих можно бросить на произвол судьбы.

И о паразитах, которые пластиками питаются, ей тоже ничего не известно.

Такие вот дела.

Только умные они там, на катере. Пока мы с Битоком эти два месяца ситуацию для себя уясняли, лечились, язык учили да раскладом проникались, кто тут старший и кому в пояс кланяться, сообразили они, как разрулить свою проблему. И хотят они, чтобы мы им зеркало сделали. И будут они это зеркало вручную освещать лазером, вне инфосетей корабельного компьютера. Зеркало – сверкает, комп эти «зайчики» принимает за наши сообщения. А что ему? Легитимная авторизация: имена, пароли. Экипаж от нашего имени сообщает компу о желании десанта остаться на неопределённый срок на поверхности… и улетает. А что? По-моему, классно придумано. Уж я бы точно до такого не додумалась…

– Командир, – о! Моя команда от меня чего-то хочет, – глянь, что у меня с руками, командир.

Мама дорогая!!!

– И на ногах, лейтенант, что делать?!

Только этого не хватало!

Биток, бедолага, и без этого на чёрта был похож, а с такими украшениями…

Так. И где же мне теперь этого хрена искать? Ага. Идёт. Сам. Сюда. Лыбится.

– Уважаемый Корнелиус, – я слышу, как дрожит мой голос, и ненависть делает язык неповоротливым, деревянным. Драть! Глотку! Зубами! Чёрт! Как некстати огнемёт расколбасило…

– Вы совершили ошибку, достойный. Мой брат и помощник Биток не может такими руками работать. И ногами ходить. А без его помощи…

– Ошибки никакой нет, уважаемая смерта, – елейным голоском подхватывает Корнелиус. – Таким чудесным ногам теперь не нужна обувь. И заметьте: эту услугу я оказал вам совершенно бесплатно. А что касается рук, то я вашему «брату» спас жизнь. Теперь, когда он не сможет сжимать кулаки, благость и разумие…

– Но работа…

– А что с ней такое? – хмурится Корнелиус. Оборачивается. Грозно смотрит на копошащийся люд. – Поверхность кислотой зачистили, водой промыли, серебрящий раствор с восстановителем уже смешали, сейчас зальём и будем трусить…