Мой муж Джон - Синтия Леннон

И тем не менее меня шокировало известие о том, что Джон сообщил «Битлз», что он покидает группу. Это решение, по всей видимости, было спровоцировано хаосом, царящим в их компании Apple. «Битлз» не имели никакого опыта и знаний в сфере бизнеса, и деньги из компании улетучивались из — за того, что у нее не было нормального управляющего. Мик Джаггер порекомендовал Джону одного весьма красноречивого адвоката из Штатов, ведущего дела звезд шоу — бизнеса, по имени Аллен Кляйн. Джон, Джордж и Ринго познакомились с ним и решили нанять его, чтобы он вытащил компанию из затруднительного положения. Пол не испытывал особого доверия к Кляйну и отказался подписывать с ним контракт, обратившись вместо него к своему тестю, Ли Истману, тоже вполне успешному адвокату в области шоу — бизнеса. Это только усугубило напряженность между Джоном и Полом.

Был еще один, пожалуй, самый важный фактор, повлиявший на распад «Битлз». Отношения Джона с Йоко раздражали других членов группы и значительно отдалили его от них. С самого начала у «Битлз» было заведено неписаное правило: жены и подруги не должны вмешиваться в рабочий процесс. Мы часто появлялись после сеанса звукозаписи, чтобы услышать конечный результат, но всегда знали, что ребятам работается гораздо комфортнее, если им никто не мешает. Мало кто вообще когда — либо допускался к участию в записи песен, кроме них самих и Джорджа Мартина. Даже Брайана вежливо просили посидеть за пределами студии и подождать, пока не будет записан окончательный вариант. Написание и сочинение музыки было работой, и лучше всего они работали, когда вокруг никто не болтался.

Когда Джон познакомился с Йоко, все стало по — другому. Он отказывался делать что — либо без нее — как тогда, у адвоката, когда она ждала его у двери мужского туалета. Он уже объявил во всеуслышание, что отныне их имена будут единым целым, и звать их теперь следует не иначе как Джон — и-Йоко. Потом он изменил свое второе имя с «Уинстона» на «Оно». Остальные «Битлз» смотрели на все эти выкрутасы со сдержанной иронией. «Он иногда выглядел чокнутым, но мы все равно любили его», — сказал мне однажды Ринго. Однако, когда Джон стал приводить Йоко в студию, советоваться с ней по поводу всего, что собирался делать, и даже позволял ей критиковать то, что делали остальные, запас их терпения исчерпался. Они едва сдерживали негодование, и было понятно, что скоро мирно решить этот конфликт уже не получится.

В итоге именно Джон положил конец «Битлз», так же как создал их когда — то. Теперь он продолжал свой путь не только без меня, но и без Пола, второго самого близкого ему человека на протяжении всех шестидесятых. Йоко вытеснила меня в качестве жены и Пола — в качестве соавтора. Конечно, перемены неизбежны. Джон, как и Пол, были самостоятельными творческими личностями, и каждого ждал свой собственный успех. Обидно только, что разрыв случился вот так и что, хуже того, их отношения так и не восстановились полностью. После шести лет беспрецедентного успеха один из величайших ансамблей современности распался, погрязнув в ссорах и взаимных обвинениях.

Пока все это происходило на их глазах, Джорджу и Ринго ничего не оставалось, кроме как наблюдать со стороны. Джордж все еще продолжал увлекаться восточной философией и, возможно, испытал известное облегчение оттого, что с «Битлз» покончено. Ринго, всегда смотревший на вещи философски и с иронией, позже скажет: «Это было здорово, пока это было». Но я все же думаю, им было больно расставаться с тем, что каждый из нас считал частью своей семьи.

Я, конечно, переживала, что все закончилось. Пусть я уже не принадлежала к ближнему кругу, я все равно любила их всех, и мне было очень печально оттого, что они столь разобщены и далеки друг от друга.

Джон и Йоко продолжали мелькать в новостях, занимаясь своей неустанной борьбой за мир во всем мире и — терзало меня подозрение — за внимание прессы. Они основали собственную группу, Plastic Ono Band. Их первый сингл Give Peace a Chance взлетел на первые места в хит — парадах. В одиннадцати городах мира они развесили плакаты с надписью: «Стоит вам только захотеть, и война — окончена! Счастливого Рождества от Джона и Йоко». Они остригли свои волосы и выставили их на продажу с аукциона. Джон, кроме того, в знак протеста против войны и истеблишмента, вернул в королевский дворец свою медаль члена ордена Британской империи. Мне стало жаль Мими, которая так гордилась ею.

Я знаю, что тогда многие воспринимали его поступки как мужественные и нестандартные, но я, мать его маленького, растерянного сына, смотрела на это несколько иначе.

Как и многие, кто любил Джона, я с горечью наблюдала, как чрезмерная самонадеянность и наплевательское отношение к близким все отчетливее сквозят в каждом его шаге. Он проделывал все это с такой убийственно серьезной миной, так откровенно упиваясь самим собой, что утратил всякое сходство с Джоном, которого я знала раньше. То же самое ощущали и его друзья, и родственники.

Но особенно глубоко меня встревожил еще один мо — мент в поведении Джона и Йоко. Я знала, что у них вроде бы были хорошие отношения с Тони Коксом, бывшим мужем Йоко. Он опять женился, и они вместе с Киоко, Тони и его новой женой встречали 1970 год в Дании, где провели после этого еще несколько недель. Однако в апреле 1971–го Джон и Йоко были арестованы полицией по подозрению в намерении обманным путем похитить Киоко и увезти ее с собой. Оказалось, что все это время между Йоко и Тони шла тяжба по поводу опекунства над дочерью. Бывший муж Йоко тогда жил на Майорке. Джон и Йоко приехали к нему и забрали девочку сначала к себе в отель, а потом, судя по всему, собирались сесть вместе с ней в самолет и втроем покинуть остров в неизвестном направлении. В итоге они были задержаны на четырнадцать часов, после чего отпущены без предъявления какого — либо обвинения. Киоко вернули отцу, который, по всей видимости, был настолько напуган богатством и могуществом Джона и Йоко, что бежал от них с дочерью куда подальше, в Америку. Джон и Йоко полетели за ними в Штаты, провели там целый месяц в поисках беглецов и потом вернулись ни с чем в Англию.

Изначально Йоко оставила дочку отцу, но потом, видимо, передумала и подала иск в суд на установление опекунства над дочерью. Мог ли Джон сделать то же самое в отношении Джулиана? Уж не решили ли Джон — и-Йоко, что пора, наконец, их детям жить вместе с ними под одной крышей, раз у них все более или менее утряслось? Если так, то я зубами вцеплюсь в глотку тому, кто задумает отнять у меня Джулиана!..

Несколько недель я провела, не находя себе места от беспокойства. Но Джон и не думал просить о встрече с сыном: он попросту оставил его. В сентябре 1971 года из газет я узнала, что Джон и Йоко переехали жить в Соединенные Штаты, устав от постоянных нападок прессы и ненависти к Йоко со стороны общественности. Просто потрясающе: еще не так давно Джулиан ездил к ним в гости, и теперь Джон уезжает из страны на неопределенное время, не сказав ни единого слова ни мне, ни своему сыну. Я не имела ни малейшего представления, собирается ли он дальше видеться с Джулианом и как вообще его найти. До сих пор мы держали связь через Питера Брауна и офис, но, когда я спросила его об этом, Питер сказал, что он тоже ничего не знает. Похоже, Джон готов был пожертвовать сыном, лишь бы защитить Йоко.

Я попросила Питера связаться с Джоном и сказать ему, что я хочу, чтобы они и дальше продолжали общаться с Джулианом и чтобы мы могли время от времени сообщать ему об успехах сына. Через две недели раздался звонок, и я услышала в трубке голос Йоко. «Привет, Синтия, — сказала она. — Мы с Джоном решили, что обо всем, что касается Джулиана, ты теперь будешь разговаривать со мной. А Джон будет говорить с Тони по вопросам, связанным с Киоко».

На сей раз они зашли чересчур далеко. Мне многое пришлось от них вытерпеть, но это было уже слишком. Я ответила, что не собираюсь вести с ней никаких переговоров. Если Джон захочет повидаться с Джулианом, пусть позвонит мне сам, сказала я и повесила трубку.

Я была вне себя от ярости. Только что Джон выпустил Imagine, песню, которая вскоре стала международным гимном миру, где он призывал мир «жить в единстве». И при этом он не мог поднять трубку, чтобы помириться со мной и договориться о встрече с сыном. Уж сын — то, рассуждала я, наверное, важнее для него, чем какая — то дурацкая договоренность с Йоко о том, как им вести себя с бывшими супругами.

Я ошибалась. Джон и Джулиан увиделись лишь три года спустя.

ГЛАВА l8

С тех пор как Джон и Йоко уехали в Америку, я слабо представляла себе, каким образом Джулиан сможет видеться с отцом, и мне оставалось лишь жить дальше и надеяться, что со временем найдется выход из этого тупика. Если бы Джон позвонил или написал мне, что хочет встретиться с Джулианом, я была бы только рада. Я даже мысленно умоляла его об этом. Но между 1971–м и 1974 годами в наш адрес не было сказано ни единого слова. Правда, ко дню рождения и на Рождество Джулиану регулярно приходили подарки, присланные лондонским офисом Джона, однако там не было ни записки, ни открытки с личными поздравлениями. Джулиану, наверное, казалось, что его папа куда — нибудь улетел с этой планеты. Ему было восемь лет, когда они последний раз виделись. После этого о передвижениях и планах своего отца сын узнавал только из газетных вырезок.