Словацкие повести и рассказы - Альфонз Беднар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А мы лежали между грядок и грызли что попадет: кольраби, огурцы, морковку. Вот так мы завтракали и глядели в чистое голубое небо, по которому карабкалось солнышко.
День обещал быть отменным, да только что он нам преподнесет! Вчерашний начинался точно так же, а закончился изрядной заварухой. Перед обедом из каменоломни в Дубной скале заговорил тяжелый пулемет и начал прочесывать позиции пехоты метрах в ста прямо перед нами. Стоило кому-нибудь шевельнуться, как раздавалась очередь. Происходило что-то непонятное, потому что, как нам было известно, каменоломни удерживали наши партизаны. Уже потом мы узнали от связных, что немцы атаковали каменоломни и вытеснили партизан с этих стратегически важных позиций. Потому-то наша пехота и оказалась у них как на ладони. А приказ, который передали нам связные, был такой: подавить пулеметную точку, что находится там-то и там-то, а именно под старым дубом, который нам был хорошо виден. Мы расстреляли целый ящик снарядов, и пулемет замолчал. Но и нам пришлось несладко. Мы себя обнаружили, и немцы принялись потчевать нас минами. Они сыпались как град, две упали на крышу дома. Хорошо, что хозяин с семьей ушел оттуда сразу же, как только мы окопались у него в огороде. Мы лежали в ямах и окопах, дожидаясь, когда же кончится эта минная лавина. Немцы, сволочи, вроде перестали стрелять, но только мы вылезли из укрытий, как они принялись за свое. Одна мина упала возле окопа Фери, и осколок ранил его в плечо. В конце концов нам не оставалось ничего лучшего, как в минуту затишья оттащить нашу пушку подальше, за избу, чтобы в нее не угодил шальной снаряд. Только за избой она стояла совсем без пользы, поэтому-то мы ее ночью опять перетащили на старое место. А уж лучшей позиции здесь не сыщешь! Весь выход к Стренчанскому как на блюдечке. И дорогу видно до самой Рутткайовской корчмы, и холмы по обе ее стороны до самой опушки леса. И вот мы снова тут отлеживаемся и ждем, что же будет дальше.
— Я бы наконец съел чего-нибудь поприличнее, — угрюмо проворчал Имре Владар и захрустел кольраби.
— Позови официанта, пусть принесет жареного цыпленка, — съязвил Фери — тот самый, которому мы вчера перевязали раненое плечо.
— Уж ты-то помолчи, — хмыкнул Имре. — Чья бы корова мычала… Вчера у тебя душа в пятки ушла.
Мы все заржали. Когда Фери задело осколком, он бухнулся передо мной на колени и умолял: «Командир, уйдем отсюда, пока живы». А потом добавил: «Если мы отсюда унесем головы на плечах, каждому ставлю пятилитровую бутыль вина!» Я вынужден был его одернуть — не устраивай, говорю, паники, а то пошлю тебя ко всем чертям и поищу вместо тебя порядочного хлопца.
— Послушай, Фери, а не поставишь ты нам сейчас хоть бутылочку из того, что обещал? Давай, авансом, — смеясь сказал Штефан Кркань — единственный среди нас призванный из запаса.
— Да не ждите вы. Обещал вино, а даст какое-нибудь пойло, — уколол Фери Имре Владар.
— Ты что треплешься, морда неумытая, — окрысился Фери. — Я сказал вино, так в худшем случае будет «пан Турго», а не пойло… только бы выбраться отсюда!
— Снова начинаешь? — сказал я, бросая в Фери надкушенный горький огурец. — Смотри дождешься — отправлю на кухню!
— Подумаешь, испугал! — приподнялся на локте наш «поскребыш», конопатый Вило. — Хоть нажрется там как следует.
Лежим мы здесь уже пятый день, три из них нам даже кофе не привозили. Первые два дня было просто блеск, потом нам привезли полные бачки еды, а машину так по-идиотски поставили, что немцы ее обнаружили и пустили парочку мин. Ребята не успели бачки снять, а машина уже горела. И с тех пор три расчета батареи словно забыли нас. Танкисты ушли в тыл, а мы остались с тем, что росло в огороде. К счастью, были там и овощи и фрукты. До сих пор мы, худо-бедно, держались. Но чем дальше, тем больше все тосковали по куску мяса, а сластена Вило все время вспоминал о пирожных. Так вот, сейчас мы как раз завтракаем. Солнышко ласково щекочет наши небритые физиономии, и мы уже почти не чувствуем однообразия нашей пищи. И побриться бы надо! Как посмотрю на ребят, заросли, как бродяги. Вся беда в том, что вода есть только на другой стороне дороги, а мы не хотим выдавать себя фашистским наблюдателям, чтобы снова не получить в подарок дождичек мерзких мин. Нам хорошо вот так, когда все спокойно. Уж лучше потерпим немытые и небритые. Хорошо сейчас, будто и войны никакой нет. Тихо, спокойно! Только надолго ли? После затишья обычно приходит буря. Хорошо бы сегодня в этой узкой долине ничего не стряслось.
— Ребята, доедайте и идем работать, — говорю я и тыльной стороной руки вытираю рот, как после бог знает какого сытного угощения.
— Какая еще работа? — вытаращил глаза Фери.
— Что мы — на барщине? — ощерился Имре.
— Боеприпасы нужно перетащить в траншею, да и орудие привести в порядок — вчера ведь стреляли.
— Чего? — захохотал Штефан Кркань. — Мы же не в казармах. Не беспокойся, прочистим ствол, как выстрелим. И хватит трястись!..
Я стоял на своем, и ребята один за другим принялись за работу. Я требовал, чтобы они все делали аккуратно, враг не должен заметить никакого движения.
Фери с Имре тащили из-за дома ящик с боеприпасами и решили передохнуть. Кто-то из них поднял голову и вдруг закричал: «Эй, поглядите-ка!» Все мы уставились туда, куда нам показывали. И видим, как по дороге вышагивает рядом с велосипедом какой-то паренек. Идет прямо из долины, которая контролируется немцами.
— Мы тут ползаем, брюхо себе обдираем, а этот вышагивает, как на свадьбу, и немцы хоть бы что, — бурчит Феро Глоговчанин и далеко сплевывает через щербину между зубами. И правда удивительно. В долине, где все видно, где заметно каждое движение, какой-то парень идет себе, точно на прогулке. И ведь даже ухом не ведет.
Паренек с велосипедом все шагает и шагает, он уже близко, а мы на него только глаза таращим.
— Ребята, это невозможно, здесь что-то не так, — замечает наш мудрец Штево Кркань. — Мне это не нравится.
Я и сам не мог ничего понять. А что, если это какой-нибудь шпион оттуда, раз он идет с их стороны?!
— Фери, иди сюда, спрячемся за домом и там его подождем, — говорю я, и
