Танкист на «иномарке». Победили Германию, разбили Японию - Дмитрий Лоза

Подъехали бригадный и корпусной врачи. Я им объяснил причину, по которой их пришлось побеспокоить. Рассказал о «немылящемся японском мыле». Мой заместитель по технической части гвардии капитан Александр Дубицкий держал в руках «предмет нашего разговора». Гвардии подполковник медицинской службы корпусной доктор Николай Карпенко почти срывающимся голосом крикнул:

– Лоза, ставь часового! Ты знаешь, что это?

– Нет, не знаю.

– Это кусок золота!

Мы переглянулись, честно говоря, не понимая, о чем врач ведет речь.

– Это опиум!

Александр Дубицкий мгновенно спрятал в карман свое «сокровище».

Закончилась данная курьезная история тем, что был составлен акт и «драгоценный неметалл» увезли в медицинский батальон корпуса. Вместе со множеством лекарств, бинтов и т. п.

Наш гарнизон

74-й разъезд между железнодорожными станциями Борзя и Оловянная стал на короткое время гарнизоном «иномарочников», а затем, на многие годы, пунктом дислокации танковых частей на отечественных боевых машинах.

В этом небольшом военном городке, каких в то время в армии-победительнице оказалось немало, военная служба выдала мне и моим однополчанам в изобилии и горечь, и сладость и печаль, и радость! Первое и третье остались беспокоящей раной на всю прожитую в оставшуюся жизнь. Речь о них – ниже.

Прибыл эшелон к месту назначения рано утром, кажется, 24 сентября. Нас уже ожидали офицеры штаба корпуса. Командир бригады гвардии подполковник Николай Михно, командиры подразделений обслуживания и батальонов отправились в поселок, что прижался к ряду высоких сопок правее железной дороги. Левее последней, поодаль, блестело петляющее русло реки Онон. Прекрасно! Будет на столе свежая забайкальская рыба!

Родословная военного городка началась в 30-х годах после событий на КВЖД, когда его основали конники кавалерийской дивизии. К моменту прибытия нашей бригады всю жилую и нежилую недвижимость разъезда можно перечесть в одной строке: два четырехэтажных кирпичных и два двухэтажных деревянных семейных дома, пышный гарнизонный Дом офицеров, пять или шесть приземистых казарм, четыре длинных хранилища, сносной постройки школа. За кирпичными домами, на скатах лощины, что тянулась с востока на запад, Копай-город – двенадцать больших и малых землянок на девять, шесть, четыре, две и одну «квартиры».

46-й бригаде отвели одну большую казарму для двух танковых батальонов, одну – небольшую – для подразделений обеспечения, столовую, маленький домишко для штаба, а для «Шерманов» в восьмистах метрах за Домом офицеров сделали парк – чистое поле «на семи ветрах».

Трудные мирные послевоенные годы. Проблем было много. Организацию быта солдат и офицеров практически начали с нуля. Жилищные условия были допотопные, в домах и казармах – печное отопление, туалеты находились на «марафонской» дистанции от жилья. В городке имелась одна-единственная баня на все население и военнослужащих гарнизона, что заставило ввести строгий график помывки. Не хватало всего и вся. Не было классов для нормальной боевой и политической подготовки. Спали и учились в том же помещении казармы. Мастерских для текущего ремонта орудия, танков, автомашин тоже не было, поэтому работали под открытым небом. И это в преддверии суровой забайкальской зимы!

На второй день по прибытии на разъезд я и Богданов отправились на переговоры в школу. Парней надо сажать за парты. Директор десятилетки внимательно нас выслушал и согласился принять воспитанников. По возрасту их следовало зачислить в шестой или седьмой класс, но для этого требовалось проверить запас их знаний. Директор предложил создать экзаменационную комиссию в составе учителей десятилетки по основным дисциплинам и одного-двух представителей от воинской части. Мы не возражали, решив, что представителями от нас будут Богданов и Корчак – наставники наших гвардейцев. После экзаменов ребят зачислили в четвертый класс.

Потекли дни мирной учебы. Радин жил в моей семье в комнатке с отцом, Демкович – со старшиной батальона Григорием Нестеровым. Ребята учились хорошо. После школы быстро делали уроки и сразу отправлялись в казарму или парк, где «вливались» в свои родные коллективы, не гнушаясь никакой работы. Нередко выкатывались на радинском мотоцикле на прогулку по гарнизону, а чаще – на реку Онон. Дальние поездки Николаям были категорически запрещены – вступала в права жесткая регламентация жизни гарнизона, порядка выезда за пределы последнего и въезда на его территорию.

Заслуживают внимания две «мотоциклетные истории» Радина. Вскоре после прибытия на 74-й разъезд Коля-югослав, вообще-то отличавшийся исключительной дисциплинированностью и в школе, и вне ее стен, грубо нарушил приказ начальника гарнизона о порядке выезда за пределы части. Может быть, мы и не узнали бы об этом, но выдала его рубашка.

Гвардии старший лейтенант Константин Степанов несколько раз упрашивал Радина подбросить его к другу на 77-й разъезд – надо, дескать, решить весьма важный вопрос дальнейшей службы. Расстояние небольшое, что-то около пяти километров, и Микола, наконец, согласился. Ему казалось неудобным отказать Степанову. Ведь просил неоднократно не кто-нибудь, а Герой Советского Союза! Договорились о дне и часе выезда. Константин пообещал долго не задерживаться в гостях. Скрытой тропкой, минуя контрольно-пропускной пункт, выбрались на дорогу и помчались на 77-й разъезд. Доехали быстро и без приключений. Степанов отправился к товарищу, а Радина попросил ждать его через тридцать-сорок минут у небольшого магазина. Остановись они где-нибудь в «глухом месте», возможно, и не было бы этого «происшествия».

Коротая время, парень заглянул в торговую точку. Пробыл Коля в магазине недолго, ничего не купил, вышел и направился к своему мотоциклу, возле которого уже стоял «газик» и парный военный патруль. После короткого разговора старший патрульного наряда приказал хозяину мотоцикла следовать за дежурной машиной. «Кортеж» направился в комендатуру. Радин прекрасно понимал, чем все это закончится – документов на мотоцикл у него с собой нет, а раз так, его задержат и придется им со Степановым возвращаться домой пешком. И Николай задумал сбежать.

На небольшом перекрестке он положил мотоцикл на бок и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, дал газу, помчавшись к железнодорожному переезду. Через считанные минуты за ним уже неслась патрульная машина, шофер которой был не новичок. Расстояние между «беглецом» и «службой» быстро сокращалось. На беду, переезд оказался перекрыт шлагбаумом, что очень обрадовало «преследователей», по мнению которых парень оказался «прижатым к стенке», а значит, снова в их руках. Другого развития событий старший патруля не предполагал. Однако патрульным пришлось наблюдать поистине цирковой номер, когда мотоцикл с водителем на большой скорости резко накренился левой стороной почти до земли, прошмыгнул под опущенной стрелой шлагбаума и за нею мгновенно принял вертикальное положение. Так же было «взято» и второе препятствие на другой стороне переезда. Во время этого «трюкачества» рубашка, которую всего неделю назад пошил Федор Федорович, на спине оказалась изодранной в клочья. К счастью, «циркач» отделался одной небольшой царапиной на правом плече. Вернувшись домой, он запрятал уже негодную одежку, не сказав никому о своем «приключении».