Мучения Минти Мэлоун - Изабель Вульф

— Послушай-ка, Минти, я…

— И все ничего, если бы при этом ты был порядочным и добрым человеком. Но куда там. Ты все время подрывал мою уверенность в себе. Принимал мою доброту как должное. Лишил меня чувства собственного достоинства и значимости. Контролировал каждое мое слово, каждый шаг, даже указывал, как мне одеваться.

— Если тебе было так плохо, что же ты не жаловалась?

— Парадокс, верно? Ты прав. Почему я не жаловалась? Потому что была слишком милой, вот почему. Потому что хотела, чтобы все шло гладко, без проблем. Ненавидела ссоры. Боялась спорить с тобой. Но теперь я уже не боюсь.

— Я заметил.

— Я изменилась, Доминик. Неужели ты не видишь? Ты все время твердил, что мне нужно измениться — так я и сделала.

— Да, знаю. Я впервые заметил это, когда прочитал те статьи. Ты выглядишь по-другому. — Он снова попытался взять меня за руку. — Но я не против, Минти. — Он не против?!

— Я говорю не о внешности, Доминик. Я говорю о внутреннем мире. О том, какая я на самом деле. И я действительно стала другой, изменилась, полностью изменилась. Раньше я была доброй, Доминик. Слишком доброй. Но теперь с этим покончено. Я не стерва, как ты, наверное, подумал. Но и не добренькая. Добрые намерения меня до хорошего не довели. И понадобилось тридцать лет, чтобы понять это.

— Минти, ты просто злишься, — не поверил он. — Наказываешь меня. Я знал, что так и будет, и был к этому готов. На самом деле ты так не думаешь, Минти. Давай посмотрим правде в глаза.

— Давай, раз ты этого хочешь, — спокойно согласилась я. — Правда в том, что ты — козел. Я, в самом деле, так думаю. И если мои замечания оказались несколько резкими, так это оттого, что я знаю: ты лжешь.

— Это неправда, — возмутился он.

— Нет, правда. Ты лжешь с легкостью. Скрываешь свое настоящее имя, врешь про то, в какой школе учился. Я не говорю, что ты придумал всю эту историю с пенсионными фондами, что притворяешься, будто тебе плохо. Но что касается мотивов, которые подвигли тебя сделать то, что ты сделал, все полное вранье. И теперь наконец-то я это поняла. — Положив нож и вилку, я посмотрела на него с тем же дружелюбным выражением, которое старалась удерживать на лице весь вечер. — Ты бросил меня не потому, что хотел уберечь от последствий грядущего финансового кризиса. Просто ты понял — возможно, с некоторым сожалением, — что в твоем нынешнем положении я уже недостаточно богата для тебя.

— Это неправда.

— А мне кажется, правда. Ты сказал, что Вирджиния Парк для тебя ничего не значит. Тоже вранье. Она обмолвилась, что встретила тебя за три недели до нашей свадьбы. И сдается мне — поправь, если ошибаюсь, — что именно тогда, колотясь в истерике, ты решил бросить меня и жениться на ней. Брак с ней отводил угрозу банкротства. Ты мог бы вести роскошный образ жизни, ведь у Вирджинии денег навалом. Вот со мной у тебя бы так не вышло. Со мной ты жил бы обычной жизнью. Еще бы! Мы долго не смогли бы наведываться в бутики на Бонд-стрит.

— Ты ошибаешься, — отпирался он.

— А я уверена, что права. Понимаешь, я недолго разговаривала с Вирджинией. Но этого хватило, чтобы разобраться, что к чему. Она сказала мне, что вы давние знакомые. И еще сболтнула, что сохла по тебе. И вот ты встречаешь ее в июле, она все еще не замужем. Ты понимаешь, что достаточно щелкнуть пальцами, и она прибежит обратно. Но самое важное, ты знал, что она богата. Какая разница, что какое-то время ты не сможешь приносить деньги в дом? У нее и самой этого добра бери не хочу. Так что ты зря кормишь меня жалостными историями.

— Я не собирался жениться на Вирджинии, — окрысился он. — Это было временное умопомешательство, минутное сумасшествие. Она заморочила мне голову.

— В конце концов, ты так на ней и не женился, это верно. Но лишь потому, что понял: тебе ничего не угрожает, кризис миновал. Я только что вспомнила слова Вирджинии. Ты заявил ей, что совершил дурацкую ошибку, и теперь все изменилось. Сказать тебе, что изменилось? Ты больше не нуждался в ее наличности.

— Если бы меня волновали деньги, я бы все равно женился на ней. Представь, как бы я зажил, имея ее деньги вдобавок к моим!

— Действительно. Но ты отчего-то не пожелал жениться и расторг помолвку.

— Ты права, — с горечью в голосе произнес он. — Не пожелал.

— Почему?

— Потому что она заноза, — с ненавистью выпалил он. — Я и забыл, какая она стерва. Все время командует.

— В отличие от тебя, разумеется.

— Она пыталась указывать мне, что делать.

— Какая низость!..

— И говорила, что я делаю неправильно.

— Бедняжка…

— И сама устанавливала правила. Все делала по-своему. Я предупреждал ее, — он повысил голос, — но эта стерва не слушала. Вбила себе в голову, что на медовый месяц мы поедем на Карибские острова. Знала же, что я боюсь летать. Так нет… «Послушай, плевать я хотела на твою фобию, сказала: летим на Барбадос, значит, на Барбадос». А я ответил: «Никуда мы не полетим. Ты хоть знаешь, что половине всех „Боингов» на планете уже двадцать лет? Понимаешь, что количество смертей в авиакатастрофах поднялось до рекордного уровня?» А она в ответ: «Если ты думаешь, что я больше никогда не увижу „Сэнди лэйн»[68], то глубоко ошибаешься. Никаких пререканий. Летим, и точка». Можешь представить, Минти?! — Он нервно ослабил узел галстука. — Она совсем на тебя не похожа, — вкрадчиво продолжал он. — Ты такая милая тихоня, Минти, не то что она.

— Вот оно что… Как только опасность миновала, ты вспомнил, какая я была милая тихоня. Такая покорная. Бессловесная. Как коврик, о который можно вытирать ноги.

— О господи, ну почему все так получилось… — простонал он. — Если бы не этот кошмар, эта ложная тревога… Как бы я хотел перевести часы назад! Мы все еще можем повернуть время вспять, Минти.

— Нет, это невозможно. До сегодняшнего дня я и не понимала, какой ты мелочный, Доминик. До сегодняшнего дня я и не подозревала о бездонной пустоте внутри тебя. Но теперь я знаю.

— Ты что, не понимаешь? Я был в отчаянии, потерял голову.

— Ничего подобного, — ответила я. — Твой мозг работал четко, как калькулятор. Ты просто неправильно рассчитал время. Подумать только, все эти месяцы я винила себя, Доминик! Но я ни в чем не виновата.

— Да, — произнес он. — Это я во всем виноват, Минти. — Он провел рукой по волосам. — О боже, я просто глупый осел.

— О нет, Доминик. Ты не осел, — успокоила я. — Назвать тебя так было бы несправедливо. — Я наклонилась вперед и прошептала: — Ты намного-намного хуже. — Он не ответил. — Все дело в деньгах, — тихо продолжала я. — Вот истинная причина. Из-за них меня опозорили в присутствии двухсот восьмидесяти человек. Из-за них я провела последние девять месяцев в состоянии острого душевного расстройства. Из-за того, что ты думал, будто потеряешь свои деньги. — Он уставился на скатерть. И тут я вспомнила еще кое-что, сказанное им в церкви: — И еще ты соврал, что «глубоко религиозен».

— Я на самом деле глубоко религиозный человек, — оскорбился он. — Просто ты никогда не спрашивала.

— Но если ты этого никак не показывал, откуда мне было знать? Прости, Доминик, что я так недооценила тебя. И раз уж ты столь глубоко религиозен, может, скажешь, что сегодня за день?

— Что за день? Четверг, разумеется. Что за дурацкий вопрос?

— Сегодня не просто четверг, Дом. Сегодня Великий четверг. Ты знаешь, что это такое? Должен бы знать, если веруешь.

Он тупо пялился на меня.

— Тайная вечеря, — подсказала я. — В Великий четверг был последний ужин Христа с апостолами. И наш с тобой, кстати, тоже. А знаешь, что обычно происходит в Великий четверг?

— Нет, — с нетерпением в голосе произнес он.

— Монарх раздает беднякам новенькие, только что отчеканенные монетки.

— Ты так много знаешь, — саркастически заметил он.

— Что ж, признаюсь, это было в сегодняшнем репортаже о Пасхе. Новенькие блестящие монетки, — задумчиво повторила я. — Новые, как моя жизнь. Как я [69]]. Новая Минти.

— Что ж, — вздохнул он. — Сегодняшний вечер не удался.

— Ничего подобного, Доминик. Еще как удался. Я так рада, что снова тебя увидела. Но теперь мне пора домой.

— Послушай, я совершил ужасную ошибку, — заторопился он, увидев, что я встаю. — Я раскаиваюсь, что тебе еще нужно?

— Что еще? Ничего. Я удовлетворена.

— Минти, подумай, как хорошо будет нам вдвоем.

— Хорошо?

— Да. Мы могли бы купить милый домик в Вондсворте.

— Нет, спасибо.

— Из нас бы вышла идеальная пара, Минти.

— Идеальная? Ну-ну…

Он сделал тот самый нетерпеливый жест в воздухе, подозвав официанта.

— Я не хочу, чтобы у меня в жизни все было идеально, — разочаровала я, взяв сумку. — Просто хочу быть счастливой. И я никогда не буду счастлива с таким низким человеком, как ты. Спасибо за ужин, Дом, — добавила я с улыбкой. — Была рада снова с тобой повидаться.