Обширней и медлительней империй (сборник) - Урсула Ле Гуин

Сперва они шли молча. Снег хрустел и поскрипывал под ногами.

– Вы действительно слишком вежливы для…

– Для кого?

– Для анархиста, – сказала она своим звонким детским голоском, в котором, впрочем, чувствовались чисто женские, теплые, вкрадчивые интонации. (Что-то общее было в ее тоне с тем, как разговаривали с ним Пае и Ойи в Университете и других официальных местах.) – Я даже разочарована. Я-то думала, вы будете неотесанным грубияном, даже опасным немного.

– Я такой и есть.

Она искоса на него взглянула. Голова ее была укутана алой шалью; на этом ярком фоне глаза ее, и без того оттененные белизной снега, казались необычайно темными и блестящими.

– Что же вы тогда, словно ручной, покорно провожаете меня до станции? А, доктор Шевек?

– Шевек, – мягко поправил он. – Не «доктор», а просто: Шевек.

– Это что же, ваше полное имя – и никакого другого нет?

Он кивнул и улыбнулся. Он чувствовал себя отлично – был полон жизни, радовался ясному морозному воздуху, теплой, отлично сшитой куртке на нем, хорошенькой женщине рядом… Никаких забот, никаких тревог, никаких тяжких мыслей – ничто не мучило его сегодня!

– А это правда, что анаррести имена дает компьютер?

– Правда.

– Как это ужасно – получить имя от какой-то машины!

– Почему ужасно?

– Но это же так механически, так неличностно…

– Это неверно. Что может быть более личным, более характерным для тебя, чем имя, которого нет больше ни у кого на планете?

– Ни у кого? Вы единственный на Анарресе Шевек?

– Пока я жив, да. Но до меня были и другие.

– Родственники, вы хотите сказать?

– Мы не особенно хорошо знаем своих родственников; видите ли, все мы считаемся родственниками. Я не знаю, кто были эти другие Шевеки; помню только одну женщину – она была из первых поселенцев. Это она изобрела подшипник, которым до сих пор пользуются у нас в тяжелом машиностроении, он так и называется: «шевек». – Шевек снова улыбнулся. – Очень неплохой способ увековечить себя.

Веа покачала головой:

– Господи! А как же вы отличаете женщин от мужчин?

– Ну, у нас есть некоторые испытанные способы…

Секунда – и она снова от души расхохоталась. До слез. Потом вытерла глаза – от холода ресницы слипались – и сказала:

– Да, вы все-таки действительно неотесанный нахал!.. А что же, они вот так и решили взять себе эти искусственные имена и придумали новый язык, чтобы отказаться от всего старого?

– Поселенцы Анарреса? Да. По-моему, они были неисправимыми романтиками.

– А вы разве нет?

– Нет. Мы очень прагматичны.

– Но ведь можно быть и романтичным прагматиком, – сказала она.

Он не ожидал от нее столь глубоких мыслей.

– Да, пожалуй, – кивнул он.

– Что, например, может быть более романтичным, чем ваш прилет сюда, – в полном одиночестве, без гроша в кармане, да еще с намерением выступать от имени своего народа?

– Увы, я слишком скоро оказался полностью развращен вашей роскошью!

– Роскошью? В университетском общежитии? Господи! Дорогой мой! Они что же, ни разу не сводили вас ни в один приличный дом?

– Меня водили во многие дома, но все они так похожи! Я бы очень хотел наконец получше узнать Нио-Эссейю. Я видел только внешнюю ее сторону – так сказать, нарядную обертку. – Он использовал это выражение, потому что с самого начала был восхищен привычкой обитателей Урраса буквально все заворачивать в чистую красивую бумагу или пластик, класть в нарядную коробку или оборачивать фольгой. Белье из прачечной, книги, овощи, одежда, лекарства – все попадало к нему в руки красиво и надежно упакованным. Даже пачки писчей бумаги были в пестрых пакетах. Словно предметы ни в коем случае не должны были касаться друг друга. У него и самого уже возникло ощущение, что и сам он тоже давно и весьма аккуратно упакован в красивую обертку.

– Я понимаю. Они заставили вас пойти в Исторический музей… совершить поездку к памятнику Добунну… выслушать какую-нибудь речь в Сенате! – (Он засмеялся, потому что она в точности описала маршрут одной из его поездок, совершенных прошлым летом.) – Да, я понимаю! Они всегда одинаково глупо ведут себя с иностранцами. Но я позабочусь о том, чтобы вы увидели настоящий Нио!

– Я бы очень хотел!..

– У меня много замечательных знакомых. Я их коллекционирую. А в своем Университете вы – как в ловушке; и все эти скучные профессора и политики… Кошмар! – Она продолжала болтать, и ему было приятно слушать ее: ощущение было похоже на невольное и бесцельное прикосновение солнечных лучей или падающих снежинок…

Они подошли к маленькой железнодорожной станции Амоено. У Веа был обратный билет, и поезд должен был подойти с минуты на минуту.

– Не ждите – замерзнете.

Он не ответил, просто стоял рядом, громадный в своей подбитой мехом куртке, и смотрел на нее ласково и любовно.

Она опустила глаза, стряхнула снежинку с вышитого обшлага своего пальто.

– У вас есть жена, Шевек?

– Нет.

– И никакой семьи?

– Ах… да, конечно! У меня есть парт… любимая женщина; у нас с ней двое детей. Извините, я думал о другом. Понятие «жена», видите ли… я всегда считал, что оно свойственно только Уррасу.

– А что такое «партнер»? – Она озорно посмотрела прямо на него.

– Наверное, то же самое, что у вас «жена» или «муж».

– Но почему же ваша жена не прилетела с вами вместе?

– Она не захотела, да и младшей дочке всего год… Нет, теперь уже два. А еще… – Он колебался.

– Что же еще?

– Видите ли, там у нее есть любимая работа, а здесь ее не было бы. Если бы я знал тогда, сколь многое здесь ей пришлось бы по душе, я бы уговорил, упросил ее поехать. Но я не знал. Да и потом, это вопрос безопасности, вы же понимаете.

– Безопасности – здесь?

Он снова поколебался, но все же сказал:

– Не только. И там – когда придется возвращаться.

– И что же с вами тогда может случиться? – спросила Веа, глаза ее округлились от любопытства.

Поезд уже показался из-за холма, подъезжая к станции.

– О, может быть, и ничего. Но некоторые люди там считают меня предателем, потому что я всегда пытался наладить дружеские отношения с Уррасом. Вот эти люди могут выкинуть весьма неприятные штуки… И мне бы не хотелось подвергать опасности ни ее, ни детей. У нас уже были некоторые неприятности перед моим отъездом. Вполне достаточно.

– Вы хотите сказать, что вам грозит реальная опасность?

Он наклонился к ней, потому что голос ее заглушал грохот подходившего поезда.

– Не знаю, – улыбаясь, сказал он. – А знаете, наши поезда выглядят примерно так же. Если хорошо придумано, то ничего менять и не нужно. – Он проводил ее к вагону первого класса. Поскольку она остановилась у двери, не открывая ее, он распахнул перед ней дверь и сунул голову в купе – из любопытства. – Хотя изнутри они совсем не похожи на наши! Это только ваше купе? Здесь больше никого не будет?