А до Берлина было так далеко - Василий Шатилов

Посидели в землянке, поговорили по душам. Решили дожидаться возвращения группы разведчиков. Открылась дверь, вошел майор В. И. Зорько. Атлетически сильный, высокий, с широкой грудью, черноволосый. Не заметив нас, спросил с тревогой:

- Еще не пришли?

- Нет, - тихо ответил его заместитель капитан А. В. Авдонин и кивнул в нашу сторону.

Начальник разведки только тут увидел нас, извинился.

Вскоре появился старший сержант Михаил Процай, командир взвода разведроты дивизии. Ему на вид года двадцать два, среднего роста, худощавый, детские голубые глава. Он был скромен, тих и неприметен. Одним словом - сибиряк охотник. Трудно было себе представить, что Михаил был одним из самых лучших и смелых разведчиков. Его знал даже командующий армией. В дивизии его звали ласково - Миша. Но особо отличало его от всех - это острое зрение.

Мне давно хотелось самому узнать, действительно ли он видит ночью? Войдя в блиндаж, Процай приложил руку к пилотке, попросил разрешения обратиться к майору В. И. Зорько, коротко доложил:

- Задачу выполнили. - И отступил в сторону, пропуская мокрого пленного.

Потом вынул из кармана неотправленное письмо гитлеровца. Переводчик лейтенант Бейлин начал читать: "Днем нельзя показаться из блиндажа или окопа, потому что русские снайперы наблюдают, как дьяволы. А ночью над нашими головами работает маленькая авиация. Если не убьют и не ранят, то через месяц попадешь в сумасшедший дом".

Все сидящие в землянке снайперы довольно переглянулись...

Тем временем старший сержант Процай коротко рассказал о поиске:

- Мы почти двое суток скрывались в нейтральной полосе. Сидели в камышах. Смотрим, прохаживается фашист, как на прогулке. Скрутили, он даже не успел пикнуть. Бесшумно по кустам, по разминированной тропке вернулись к своим.

- А правда ли, что вы ночью видите, как днем? - спросил я разведчика.

Он улыбнулся:

- Зрение у меня, как у всех. Только я могу долго не моргать. А это здорово помогает.

Наступал рассвет.

- Нам пора! - поднялся снайпер старшина Пупков.

- А может, дождемся полного рассвета, там и дождь перестанет, - предложил снайпер Хасанов.

- Нет! - отрезал Пупков.

Вместе с ними и мы вышли из блиндажа. Было темно, но на востоке зарозовело небо. Сизый туман стелился над болотами, ветер, с шумом срывал последние листья с деревьев в каких-то сразу поредевших лесах.

Снайперы вскоре скрылись в тумане, ушли на передний край - выслеживать и уничтожать врага. Увели пленного и разведчики. Комиссар обернулся ко мне:

- С каким ужасом пленные говорят о снайперах, о ночных бомбардировщиках, о "катюшах".

- Да, Яков Петрович! Знаете, а мне вспоминается такой случай...

И я рассказал комиссару, как в такую же дождливую ночь ушел разведывательный взвод лейтенанта Мишуткина по болотам за "языком". Разведчики шли по болоту, по колено в воде. И надо же было случиться такому совпадению навстречу в таком же примерно составе шел фашистский разведывательный взвод, и тоже с целью захватить "языка".

Столкнулись, как говорится, нос к носу. Завязалась ожесточенная короткая схватка. Но разве кто устоит перед нашими разведчиками?! Мишуткин сам прострелил фашистскому офицеру руку. Тот выронил автомат, вынужден был сдаться в плен, а за ним последовали и остальные семь разведчиков.

По дороге раненых немцев перевязали, нашли им по сто граммов водки, чтобы согрелись, и привели в штаб. Я тогда был начальником штаба 200-й стрелковой дивизии. В моем присутствии переводчик допрашивал пленных. Оказывается, пленный офицер довольно сносно владел русским языком. Он прибыл на Северо-Западный фронт в составе дивизии СС "Мертвая голова" для усиления 16-й немецкой армии, которая стала в оборону рамушевского коридора.

Я поинтересовался тогда: "Когда начнутся активные действия?"

- Не знаю, - ответил немец.

По-видимому, он боялся нарушить военную присягу. После ряда вопросов к нему офицер вдруг обратился ко мне: "Нас, наверное, расстреляют?"

- Нет, - успокоил я его.- Мы пленных не расстреливаем, а всех отправляем в тыл, на работу, - восстанавливать разрушенное и сожженное вами же.

- А какой ж о я работник с одной рукой?

- Ничего, найдется и нам работа, по вашей гражданской специальности.

Какое-то подобие улыбки появилось на его губах. Вижу, что он начинает верить нам.

- Что вас больше всего беспокоило в обороне?

- Многое! - воскликнул он. - Днем снайперы и "катюши", а ночью бомбардировочная авиация. Это ужасно! Солдаты становятся нервными и злыми. Проклинают все на свете. Я вам, конечно, верю, что нас не расстреляют. Для нас все ужасы кончились. Я готов хоть в Сибирь!..

- Да, Яков Петрович, - вернулся я к сказанному комиссаром.- Об этом сказал не только этот пленный. Об этом говорили в начале лета и будут продолжать говорить, если будем вести активную оборону.

Я лично считаю, что большая заслуга в этом и летчиков ночных бомбардировщиков. Благодаря им не было покоя фашистам и ночью...

Все мы с глубокой благодарностью говорили о героях-летчиках 242-й ночной бомбардировочной дивизии 6-й воздушной армии. Генерал-майор авиации Д. Ф. Кондратюк и генерал-лейтенант авиации Ф. П. Польнин, командовавшие этой армией, многое сделали для усиления соединения ночных бомбардировщиков. Ничто - ни зенитная артиллерия и прожекторы врага, ни вражеские истребители, ни ночная темнота - не могли остановить пилотов.

Наступил рассвет, начал просматриваться передний край противника. Надо было подниматься на НП, его расположили на высоком ветвистом дереве.

Не успели мы начать наблюдение, как опять пополз туман и заморосил дождь. Видимости никакой. От воды тянуло сыростью. Промокли мы на дереве до нитки. Тем временем ни одной машины, ни одного человека не прошло по дороге Старая Русса - Рамушево. Редко так бывало.

Тем более у нас были данные, полученные от пленных: противник собирается произвести какую-то перегруппировку или смену частей. Но в его расположении тишина.

Спустились вниз. В землянке было тепло. Обсушились, выпили горячего чая.

За чаем Яков Петрович Островский стал вспоминать первые месяцы войны на Северо-западном фронте, рассказал, как отходили к Старой Руссе, как переправлялись через реку Ловать осенью 1941 года. Посмеиваясь, комиссар рассказал и о том, как, переплывая по-осеннему холодную реку, держал завернутые в платок документы в зубах, чтобы не намочить их.

Помолчали, вспоминая каждый свое, а затем комиссар начал рассуждать вслух.

- Почему наш фронт до сих пор не уничтожит демянскую группировку? Ведь пытались и не раз пытались то в одном направлении, то в другом перехватить рамушевскую горловину, но безрезультатно. А мне кажется, могли бы сосредоточить на одном узком участке сильную группировку, обеспечить всем необходимым и нанести удар с двух сторон - с севера и юга.