Тариф на любовь - Ольга Сакредова

Ася обвила шею Ивана, вжимаясь в него. И тогда его пальцы осторожно выбрались из паутины волос и медленно опустились на грудь. Она всхлипнула, рука ее поплыла с шеи на плечо и ниже, к его руке. Ваня опять все внимание отдал поцелую, но Ася застонала, глаза полыхнули изумрудами.

— Что, Настенька? — в глубину ее гортани спросил Иван.

Она не слышала, ей было не до слов. Добравшись до его ладони, она сжала его пальцы вокруг своей груди и удовлетворенно промурлыкала. Господи, как чудесно ощущать тяжесть на себе. Вот оно — притяжение похлеще земного. Но и этого мало. Ася потянулась на носочках вверх, чтобы соответствовать росту Вани. Юбкой потерлась о твердую выпуклость в брюках. Он мученически застонал и, запустив руку под ее ягодицы, оторвал Асю от пола. Вот так удобнее обоим, если одежду можно назвать удобством.

Она вцепилась в его спину, уронила голову на плечо, горячим дыханием обжигая шею. Он зарылся лицом в ее волосы, одна рука ритмично сжимала и разжимала набухшую грудь, и в такт ей замурованная в одежду плоть рвалась к скрытому тканью источнику наслаждения.

Мелкая дрожь сотрясала Асю. Это было незнакомое и пугающее чувство. В какой-то момент она напряглась, чтобы унять непослушное тело. И вдруг… Она вскинула высоко голову, глаза расширились от страха и изумления, они молили и одновременно требовали объяснений.

— Настенька?..

Непослушным языком она успела пролепетать: «Держи меня!» — и мощная электрическая волна пронзила ее раз… другой… третий. Это как подъем на дельтаплане и прыжок с высоты. Как Икар, взлетающий к солнцу и падающий с обожженными крыльями. Как Феникс, горящий в огне и теряющий всякую надежду на жизнь. Это… Это смерть.

Счастливая смерть.

И волшебное возрождение…

Один раз, пять лет назад, Ася испытала такое.

Нет. Тогда она была лишь очарована новым знакомым. Но сейчас она любила Ваню, любила душой, рассудком, телом, а потому и кульминация была во много раз сильнее — захватывающая, потрясающая.

Ася безвольно повисла на Иване, пытаясь постичь происходящее.

— Настенька?

— М-м?

— Я не могу тебя отпустить.

— Знаю. Иначе я упаду и разобьюсь.

Он тихо рассмеялся, а в голосе звенела боль распаленного вожделения:

— Я не это имел в виду!

— Я тоже.

— Тогда?..

— Отпусти меня, Ваня.

— Я не могу отпустить тебя, Настенька, — тихо взмолился он. — Ну пожалей меня хоть чуть-чуть.

— Поставь меня на ноги, иначе все повторится. М-м-м-м… — слабо застонала она, скользя по Ваниному телу. Отголоски спазм вновь прошли сквозь нее. Держать голову не было сил; она прижалась ухом к его груди, слыша учащенное биение сердца, ее тоже стучало, как загнанный в клетку зверек.

— Сейчас, — прошептала она, надеясь вернуть хоть толику сил, чтобы говорить. — Я хочу тебя, Ваня. И не уйду, пока не получу всего, что я хочу. Ты обещал мне. Только дай мне минутку отдохнуть. Я не могу идти.

Это было самое изумительное признание, какое он только слышал в жизни. Несмотря на боль, Ваня от души рассмеялся в голос, колебания его живота моментально отозвались в Асе; она снова почувствовала предупредительную мелкую дрожь и застонала.

— Ой! Ой!.. Ой! Что ты делаешь? Я же просила…

— Через минутку, родная, я сам не устою на ногах. Держись.

В тот же миг она взмыла в воздух и затормозила на уровне груди Ивана.

— Несносный мальчишка, — жаловалась Ася, когда он нес ее в спальню.

— Зато ты самая расчудесная девочка. Я люблю те…

Его губы тут же были запечатаны тонким пальчиком:

— Ш-ш-ш…

— Это наш с тобой секрет, — заговорщицки прошептал он и заботливо уложил ее на кровать.

Дальше о заботе, осторожности, терпеливости было забыто. Они судорожно расстегивали одежду, помогали друг другу в такой спешке, словно это были последние минуты их жизни. У Аси ничего не выходило с пуговицами, и она плакала от неловкости. Иван наконец справился с ее блузкой, распахнул, как парус; щелкнул замочек бюстгальтера, и тот разлетелся в обе стороны вслед за блузкой. Между ними преградой оставались его и ее плавки и манжеты Асиной блузки. Она бросила все силы на последнее. Закинув за голову руки, она теребила маленькие пуговки и одновременно льнула к Ване и уворачивалась от его быстрых ласк.

Он потянулся к прикроватной тумбочке, но на полпути рука его замерла. Зачем? Может, Настя предостереглась заранее, если же нет — тем лучше. Завтра днем он сделает ей официальное предложение, и вероятность беременности будет ему только на руку.

Ася была настолько занята манжетами, что, почувствовав на себе тяжесть Ивана, слегка удивилась… и продолжила борьбу.

— Я не могу… расстегнуть их… Проклятие!

— Не шевелись, Настя, — молитвенно попросил Иван. Он схватил ее за запястья, заставил лежать неподвижно и начал медленно входить в лоно.

Больно… Больно… Но это была наисладчайшая боль, какую он испытывал в жизни. Он так долго ждал этого мгновения, и несколько минут назад Настя довела его до такого невообразимого предела, что стоило только удивляться выдержке. Иван боялся пролиться с первого проникновения. Настя тоже возбуждена, но не готова еще к быстрому завершению. Он должен подождать ее, должен сравнять силу их желаний. Только бы собраться с духом и потерпеть еще немного. Ох, как больно, но Настенька важнее. Он обещал ей.

Ася застыла, глядя на покрытое испариной мученическое лицо Ивана. Она чувствовала его боль, видела вздувшиеся вены на висках и на шее, искаженные страстью черты лица, стиснутые зубы. Она вместе с ним изнывала от напряжения и крепилась из последних сил. Внезапно в межножье ткнулась разгоряченная плоть и начала медленно заполнять ее. Знакомая уже предвестница бури, мелкая дрожь пробрала ее тело до самых кончиков пальцев, внутренние мышцы сократились и…

Иван не выдержал. Ворвавшись, он орошал горячей струей влажное поле. С нечеловеческим стоном, идущим из неизведанных глубин, он проникал в самую сердцевину женщины, содрогаясь всем телом, полный отчаяния и не сравненного блаженства. Он изливал долгие дни ожидания, неведения, смуты души и маленький огонек надежды, упрямой веры в счастье и огромной любви к этой женщине — единственной для него. Непомерно продолжительный оргазм опустошил его, а тело продолжало конвульсивно вздрагивать, и мышцы нет-нет да туго сокращались, отнимая последние силы. Он уронил голову на подушку, в волосы Насти и почти не дышал. Не было сил. Лишь подсознание посылало блаженные импульсы: он дома, он гармоничен и полон, он счастлив и вечен — потому что он в Насте. Она — это все.

Ася пребывала в восхитительном преддверии. Она не испытала тех пугающих волшебных ощущений, но она была счастлива и покойна. Огромное счастье солнечным светом затопило ее, она и задыхалась, и дышала полной грудью. Наверное, это и есть рай, подумала она, ведь говорят же, что там необычно яркий свет — пугающий и манящий. Как у нее. Именно в этом свете она купалась.