Воспоминания о монастыре - Жозе Сарамаго

Балтазар спустился в селение по скользкой тропинке, человек, шедший впереди, шлепнулся в грязь, и все расхохотались, полетел еще один, этот со смеху, какие-никакие, а все-таки развлечения, здесь, в Мафре, нет дворов с подмостками для комедий, нет певиц и лицедеев, опера имеется только в Лиссабоне, кино появится только через двести лет, когда будут пассаролы с моторами, время идет медленно, нелегко дождаться счастливых времен, так-то вот. Зять Балтазара и племянник уже, наверно, дома, тем лучше для них, когда продрогнешь, самое милое дело пристроиться близ горящего очага, греть руки над языками пламени, а заскорузлые босые ноги подвинуть к углям, и холод помаленьку уходит из костей, так ледок тает на солнце. По правде сказать, лучше этого только одно, женщина в постели, а если это женщина, которую любишь, достаточно, чтобы она вышла тебе навстречу, и вот видим мы на дороге Блимунду, она вышла разделить с Балтазаром дождь и холод, захватила с собой одну из своих юбок, набрасывает ее на голову мужчины, Балтазар чувствует родной запах, от которого слезы наворачиваются. Ты устал, спросила она, и этого достаточно, чтобы жизнь показалась сносной, когда две головы прикрыты одним куском ткани, что там рай небесный, жил бы так сам Бог средь своих ангелов.

Дошли в Мафру смутные вести о том, что было в Лиссабоне землетрясение, но особого урона не причинило, только трубы и карнизы попадали да старые стены пошли трещинами, но, поскольку нет худа без добра, большая прибыль была свечникам, так и замельтешили огоньки по церквам, особливо же на алтарях перед образом святого Христофора, этот святой большую пользу приносит, спасает от чумы, повальных болезней, гроз, бурь, пожаров и наводнений, с ним могут потягаться лишь святая Варвара и святой Евстахий, они в таких случаях тоже не сидят сложа руки. Но святые как люди, те самые, что строят здесь монастырь, а стало быть, и все прочие, что где-то что-то строят или где-то что-то разрушают, святые утомляются, весьма дорожат своим покоем, им одним ведомо, какого труда стоит обуздывать власть природы, будь то власть Господа Бога, проще было бы, достаточно сходить к нему и попросить, Уж пожалуйста, не надобно нынче дуть, сотрясать, поджигать и заливать, выпускать на свободу моровую язву, а на большую дорогу разбойников, не внять этакой мольбе мог бы только бог зла, но, поскольку власть-то у природы, а святые не всегда начеку, только вздохнули мы с облегчением, радуясь, что встряска была безвредная, как разразилась буря, да такая, что ничего подобного доселе не случалось, хоть и не было ни дождя, ни града, да лучше бы дождь и град, может, это ослабило бы силу ветра, он играет стоящими на причале кораблями, словно ореховыми скорлупками, натягивает, крутит и рвет швартовы, вырывает якоря, выгоняет суда из гавани и сталкивает друг с другом, корпуса проламываются, и корабли идут ко дну, а моряки вопят, им одним ведомо, к кому взывают они о помощи, а другие суда оказываются выброшены на мель и разрушаются под действием сильных волн. Вверх по реке берега размыло, ветер и волны вырывают со дна камни и швыряют на землю, камни, словно пушечные ядра, вышибают окна и двери, что же это за неприятель такой, не огнем действует, не железом, а урон велик. В убеждении, что бедствие сие дело рук дьявола, весь женский пол, хозяйки, и служанки, и рабыни пали на колени в молельнях, Мария Пресвятая, Богородице, Дево, а мужчины между тем, смертельно бледные, перебирают зерна четок, за шпагу хвататься незачем, нет здесь ни мавров, ни индейцев тапуйя, бормочут Отче наш, Богородице, в сущности, коли столько мы к ним взываем, стало быть, больше всего не хватает нам отца с матерью. Здесь, в Боависте, волны бьются о берег с такой силой, что взметаемые и несомые ветром брызги ливнем оплескивают стены монастыря бернардинок и даже бенедиктинского монастыря, а он еще дальше от берега. Если бы мир был ковчегом и плыл по морю-океану, на сей раз пошел бы он ко дну, слились бы воды в потоп воистину всемирный, не пощадил бы он ни Ноя, ни голубку. От Фундисана до Белена, по всему берегу протяженностью почти что в полторы мили, виднелись одни лишь обломки, разбитые доски, а из груза только то, что по малому своему весу не пошло ко дну и было выброшено на берег, к прискорбному ущербу для владельцев и великому урону для короля. С некоторых судов сняли мачты, чтобы они не перевернулись, и все-таки три военных корабля были выброшены на берег и погибли бы, не будь им оказана особая помощь. Не было счету баркасам, рыболовным судам и лодкам, которых вышвырнуло на берег и разбило на куски, судов покрупнее завязло и погибло не меньше ста двадцати, о человеческих жертвах и говорить нечего, поди знай, сколько трупов вынесло в открытое море, сколько их осталось на дне, а на берег море выбросило сто шестьдесят, такие вот четки, ходят по берегу вдовы и сироты, плачут, Ой, добрый мой отец, женщин меньше утонуло, может, и скажет кто из мужчин, Ой, добрая моя жена, после смерти все мы добрые, сколько бы ни было у нас добра. Поскольку мертвых такое множество, хоронят их где придется, про некоторых даже не удалось выяснить, кто они такие, родичи живут далеко, не успели вовремя, но, как говорится, от сильной болезни сильнодействующие лекарства, если бы минувшее землетрясение было разрушительнее, а смертность больше, мы бы поступили как положено, ведь положено-то хоронить мертвых и заботиться о живых, пусть будет это уроком на будущее, если повторится подобное бедствие, от чего избави нас Боже.

Уже более двух месяцев минуло с тех пор, как Балтазар и Блимунда вернулись в Мафру и поселились там. Как-то раз в праздничный день, свободный от работы, Балтазар добрался до Монте-Жунто, поглядеть, как там летательная машина. Она стояла на прежнем месте, в прежнем положении, слегка завалившись на один бок и упершись крылом в землю, прикрывавшие ее ветки уже высохли. Верхний парус, смоленый, полностью развернутый, прикрывал от солнца янтарные шары. Благодаря наклонному положению корпуса дождевая вода стекала с паруса, не застаивалась на его поверхности, а потому не было опасности, что начнет он гнить. Вокруг машины каменистая почва густо поросла молодым, но уже высоким кустарником, росла здесь даже куманика, что, вне всякого сомнения, было весьма необычно, ибо ни место, ни время года тому не способствовали, можно было подумать, что пассарола пускает в ход собственные средства обороны, от такой машины всего впору ожидать. На всякий случай Балтазар тоже приложил руку, нарезал веток, чтобы прикрыть машину, как и в тот раз, но с меньшими усилиями, чем тогда, потому что захватил с собою садовые ножницы, обошел вокруг сооружения, чем не базилика, убедился, что все хорошо. Затем забрался в машину и концом клинка, надобность в коем в последнее время отпала, выцарапал на палубе, на одной из досок, солнце и луну, знак на тот случай, если отец Бартоломеу Лоуренсо вернется сюда, тогда увидит он эту подпись друзей, спутать невозможно. Пустился Балтазар в обратный путь, вышел он из Мафры с зарею, вернулся темной ночью, всего отшагал туда и обратно более десяти миль, кто ради наслаждения бег начинает, тот устали не знает, гласит пословица, но Балтазар вернулся усталый, а его ведь никто не заставлял идти, впрочем, может быть, тот, кто придумал эту пословицу, начал бег, дабы догнать нимфу, и, нагнав, насладился с нею, тогда дело другое, ничего диковинного.