Пропавшая Рысь - Ким Алексу

У нее были люди, которые занимались всей грязной работой. И были мозги – достаточно, чтобы обезопасить себя. Те, кого Вания шантажировала или кому продавала информацию, никогда не знали, кто за всем этим стоял.

Тремя годами раньше за определенную плату, конечно, она сказала Джек, что было в привычках у одного из ее клиентов, которому наемница села на хвост. Между женщинами случился роман, и то, что начиналось как просто секс, переросло во влюбленность. Каждый раз, когда Джек выпадал шанс оказаться на Ближнем Востоке по заданию или проездом, каждый раз, когда, даже на самое короткое время, она оказывалась свободна, Джек мчалась к Вание, чтобы хоть немного побыть вместе. И в какой-то момент Вания открыла секрет своего выгодного дела.

Она заглянула бы к Вание в любом случае, но, зная, что у любимой могла быть информация по тому типу, которого она искала, Джек просто не могла этого не сделать. Кроме того, в досье на цель говорилось, что он нередко захаживал в подобные заведения и имел массу связей в Иерусалиме.

Вания, казалось, рада была ее видеть, и первую ночь после прилета Джек они провели в постели, наверстывая упущенное в разлуке. Вания с готовностью согласилась помочь, сказав, что знала поставщика оружия очень неплохо. Он бывал в ее клубе по вторникам, приезжал один и сразу направлялся в те самые комнаты, где его ждал приватный танец в исполнении ее стриптизерш и спиртное. Только после этого он переходил к делу.

Джек понятия не имела, что тот тип, которого она должна была доставить ОЭН, был боссом Вании и хозяином клуба. Это он вел весь бизнес, связанный с шантажом, и отлично платил Вание за то, чтобы она хранила его секреты. В тот злополучный вечер вторника, когда Джек приехала, Вания поцеловала ее и проводила в приватную комнату. А там ждало несколько вооруженных амбалов.

Следующие несколько недель Джек провела в подвале, где над ней издевались всевозможные садисты. Прикованную к стене, ее надолго оставляли без еды и воды, в полной темноте, гнить в собственных испражнениях. Но самым страшным были побои и пытки. То, что с ней делали, было так ужасно, что она никогда и никому не решилась бы рассказать все в подробностях. Она вынесла все это, не выдав, на кого работала.

В какой-то момент Джек ослабла настолько, что ее мучители решили снять караул, ведь она была присмерти. Поэтому, когда избивать, насиловать и допрашивать явился всего один мордоворот, Джек, наконец, изыскала возможность. Она задушила его цепями и чудом унесла ноги.

Джек замолчала и откинулась на спинку стула. Рысь не знала, что сказать. Как ей было реагировать на такую историю? Что тут можно было сказать?

Кэссиди представить себе не могла, каково было Джек – каждодневные пытки и побои… Что значило выжить, если потом каждый день переживать все вновь и вновь, до конца своих дней.

– Сколько же ты пробыла там? – спросила она, наконец.

– Время не имеет значения, когда ты уже в аду. Минуту, день, вечность… Мне все равно, и я не хочу помнить.

Не удивительно, что Джек готова была вести жизнь, где не было ни надежды, ни мечты. Рысь почувствовала жгучий стыд за то, как повела себя, как она настаивала, срываясь на крик. За каждое слово, которое она сказала Джек.

– Прости. Я даже не знаю, что еще сказать.

– А на моем месте большинство людей сказали бы «тебе не за что извиняться, твоей-то вины тут нет… что было, то было». Чушь собачья. На самом деле, понимаешь, это приятно – знать, что кто-то…скажем так, сожалеет. Что есть кто-то, кому не все равно, даже если это все восемь лет спустя, и говорит это совсем не тот человек, от которого ожидала бы.

Рысь пыталась скрыть шок.

– А ты, правда, простила бы ее, если бы она перед тобой извинилась?

– Никогда. Я никогда бы ее не простила, – прошипела Джек с яростью. Первое проявление эмоций после того, как она начала свой рассказ, – отстраненно, предельно сухо, точно на приеме у психолога.

Рысь молчала.

– Она забрала мою жизнь. Из-за нее я веду такое…. существование, которое ненавижу всей душой и которое должна прекратить. Из-за нее я не могу испытывать нормальные человеческие переживания, не осталось ни желаний, ни эмоций. Доверие, надежда, вера, страсть. Все это меня покинуло, и, что самое ужасное, похоже, мне уже все равно. Первое время я пыталась плыть против течения, но… – Джек замолчала, Кэссиди читала в ее глазах бесконечное утомление. – Я устала. Я так, блин, уже устала, нет слов. Я просто плыву по течению. Не важно, куда меня вынесет.

– А если не Вания, то кто должен принести извинения?

– А это уже не важно.

– И как тебе удалось все это пережить, – проговорила Кэссиди, скорее, себе самой, чем обращая вопрос к Джек. – И как тебе вернуться к жизни?

Джек перехватила ее тревожный взгляд.

– Никак.

Рысь опустила глаза. Слишком много боли. Она не помнила, чтобы когда-либо чувствовала себя такой беспомощной.

– Я не хотела тебя смущать, – проговорила Джек. – И я никогда ни с кем это не обсуждала.

– Даже в Бюро? Но ведь они же должны были спрашивать.

У Джек заиграли желваки на скулах, когда она услышала этот вопрос.

– Я пыталась, но, знаешь, сдалась, когда поняла, что все, что со мной случилось, рассматривали как просто… побочные эффекты. Несчастный случай на производстве. Издержки. Естественные риски.

У Рыси округлились глаза, она опустила голову и прошептала:

– Идиоты.

– Прошло какое-то время, мне стало невыносимо даже думать о том периоде, не то что рассказывать кому бы то ни было, – призналась Джек, – поэтому в конце концов я сдалась.

Рысь не могла понять, как можно было носить такой немыслимый груз много лет и быть такой одинокой.

– А почему же ты рассказала мне?

– Потому что мне нужно, чтобы ты знала.

Рысь почувствовала гордость.

– Я рада, что ты мне так доверяешь, Джек.

– По правде говоря, я не должна бы. Но я хочу, чтобы ты поняла меня.

– Потому что тебе не все равно, что я подумаю? – спросила она.

Джек покачала головой.

– Потому что я эгоистка. И рассказав тебе, я больше не чувствую себя такой одинокой.

– То есть тебе все равно?

Джек не ответила. Она смотрела в окно блуждающим взглядом.

– Неужели не за что больше бороться? – Рысь почти умоляла, она всей душой надеялась, что у Джек осталось что-то, за что она хотела постоять.

Джек заглянула в глаза Кэссиди. Немыслимая боль поражения.

– Даже если бы я позволила себе иллюзии и допустила бы мысль о том, что она может быть с кем-то настолько сломленным как я, – проговорила Джек, не мигая, медленно и внятно, не прерывая контакта, – это все-равно было бы неправильно.