Демоны прошлого - Вера Кауи

Она крепко зажмурилась, будто желая отгородиться от внезапно открывшейся ей реальности. Но глаза пришлось открыть, и злосчастные листки никуда не делись. Короткие по объему, злобные по намерению, чудовищные по результату.

Сара заставила себя продолжать чтение, но из брезгливости старалась не дотрагиваться до самих писем и сидела, крепко сжав руки.

Письма отправлялись регулярно, примерно раз в полтора месяца, с каждым разом становясь все более омерзительными по тону, более истеричными, грязными, как будто воображение автора разгоралось, домысливая картины их отношений. Это был вопль зависти, ревности. Кем же был автор? Чьим-то обманутым мужем? Или отвергнутой женщиной? Или просто отщепенцем, презираемым ничтожеством? Кем бы он ни был, его злобная ненависть безудержным потоком хлестала со страниц его писаний. Судя по всему, он был обитателем деревни, хорошо знавшим местный быт и все события. «Кто же это? Кто-то из знакомых? Кто-то, с кем я разговариваю, кто мне улыбается?» При этой мысли ее снова затошнило.

Она пристально вгляделась в почтовый штемпель. Оксфорд. Логично. Во время войны почтмейстершей в Литл-Хеддингтоне была миссис Сэмсон, вездесущая сплетница. Уж она-то наверняка обратила бы внимание на то, что Джайлзу Латрелу пишет кто-то еще, кроме жены и отца, и раззвонила бы по всей деревне. Поэтому аноним ездил в Оксфорд, чтобы сохранить свое имя в тайне. Кто же это мог быть?

И зачем ему понадобилось разводить эту муть? Зачем надо было обливать ее грязью?

Наконец осталось последнее письмо. Она взяла его в руки и вздрогнула, как от ожога. Это было ее собственное письмо. То самое, в котором она извещала Джайлза о том, что уходит к Эду. Тошнота подступила к горлу, Сара побежала в ванную. Она долго стояла коленями на холодных плитах пола, склонившись над унитазом, корчась от конвульсий. Потом усилием воли поднялась и, на ватных ногах подойдя к раковине, подставила лицо под струю холодной воды. Неуверенной походкой вернулась в комнату и рухнула в кресло.

Посидела с закрытыми глазами. Потом долго смотрела на разбросанные письма. В ее памяти явственно всплыли горько-сладкие воспоминания о днях, когда писались эти послания. Будто не прошло этих лет! Она вновь почувствовала себя двадцатитрехлетней женщиной, влюбленной впервые в жизни. Тогда она, казалось, жила только для того, чтобы видеть Эда.

Волна памяти захлестнула ее целиком. Будто кто-то невидимый снимал с прошлого пласт за пластом, и оно становилось все яснее и яснее, пока не стало не менее реальным, чем действительность.

Чувство, которое она питала к Эду теперь, было совсем не похоже на то, что владело ею тогда. Оно изменилось вместе с ней самой. Теперь не оно владело ею, а она владела им. То же самое произошло с Эдом. Тогда они были бессильны перед своими эмоциями. Теперь оба сознательно к ним стремились.

Она взяла в руки второе из прочитанных писем. «Они только друг друга видят». Что ж, с этим не поспоришь. Так и было. Но откуда «писатель»-то об этом знает? Шпионил за ними?

У Сары мурашки побежали по спине. Он знал фамилию Эда, его звание, его машину. Значит, был с ним знаком?

Впрочем, кто тогда не знал Эда в деревне! Ей припомнились жадные взгляды, которые бросали на него девушки на танцах. Его улыбки, адресованные им. Может быть, автор писем — одна из них? Какая-нибудь женщина, с которой он гулял до их знакомства? Может, она была его любовницей? И он бросил ее ради нее, Сары? До того августовского дня он находился в Англии уже восемь месяцев. Зная Эда, легко предположить, что у него кто-нибудь был. Она ведь никогда не спрашивала о его прошлых романах. А сам он тоже ничего не рассказывал. Женское чутье подсказывало Саре, что письма писала именно женщина.

Она снова взялась за второе письмо. Оно было написано, когда они встречались уже три месяца. И уже месяц были любовниками. «Ваша жена и ее американский любовник потеряли всякий стыд… Они не догадываются, что я все вижу… Плевать им, что наносят удар благородному человеку. Нечестно это».

Господи, думала Сара. В ее сердце зашевелилась змея ревности. Теперь для нее самым главным было то, что Эд, вероятно, был любовником этой женщины, может быть, даже любил ее. И это гораздо важнее всей трагедии, всей бессмысленности жертвы, которую она принесла. Правда в том, что она всегда, даже в самые счастливые моменты, боялась, что в один не прекрасный день может потерять Эда, и это сыграло роковую роль в ее решении вернуться к Джайлзу. Она ничем не лучше той женщины, что написала эти письма. Она была так же одержима любовью, как эта заблудшая душа. Только Эд имел для нее значение. И страх, что он оставит ее, нанесет ей удар. Это и стало причиной всего, что произошло потом.

Сколько женщин было у Эда Хардина? Он говорил, что его никто до нее не бросал. Ярость охватила Сару. Пальцы сами собой сжались в кулаки. Жаль, что его нет сейчас рядом. Уж она бы все ему высказала! Показала бы, что он натворил, и потребовала — да, потребовала бы, чтобы он назвал эту женщину. Конечно, вне всяких сомнений, — это женщина. Доказательств у нее нет, но она абсолютно уверена. Одна из его женщин. Будь он проклят! Провались он ко всем чертям! Все из-за него, он один во всем виноват! Похотливый, самоуверенный самец, который ничтоже сумняшеся брал, использовал, выбрасывал за ненадобностью. Он, он один во всем виноват! Из-за него вся ее жизнь пошла прахом!

Сара изо всех сил ударила кулаком по столу и даже не почувствовала боли. Ей хотелось броситься на Эда с кулаками, хлестать его, рвать зубами, царапать. Из-за него и его женщин она прожила пустую, бессмысленную жизнь. «Будь проклят! — повторяла она. — Будь ты проклят!»

Она опять взглянула на письма. Вот из-за такой малости случилось столько бед. Доступная женщина. Мужчина, который воспользовался ее доступностью. Короткий роман. Конец. Как давно это было! Быльем поросло. Все мы принадлежим прошлому. И не надо делать того, против чего предупреждал ее Эд. Не надо тащить на себе свое прошлое. Надо сложить все в сундук и надписать «Багаж. В дороге не потребуется».

Она взяла пачку писем, аккуратно сложила вместе и стала рвать на мелкие кусочки. Сложила обрывки в хрустальную пепельницу. Достала из ящика коробок спичек, чиркнула и поднесла к кучке бумаги. Пламя весело охватило мелко изорванную бумагу, и она мгновенно стала коричневой, потом черной, рассыпалась пеплом. Пламя жадно лизало нижний слой. Она пошевелила кучку спичкой, кислород подстегнул огонь, и он вмиг уничтожил остатки бумаги. Сара осторожно взяла пепельницу и отнесла в ванную, выбросила содержимое в унитаз, спустила воду. На дне закрутились черные лохмотья. Сара еще раз спустила воду. На этот раз не осталось ничего.