Глубокий рейд - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У Олега… Здесь… Ничего… Нет. Чьи… Вещи… Ты Хочешь… Забрать?
Саблин растерялся на секунду, но тут же вспомнил:
— Меня прислала Лена Мурашкина.
У… Тебя… Для… Получения… Вещей… Должен… Быть… Ключ…
— Ключ? — прапорщик снова не понял, о чём говорит его собеседник.
«Ключ? Какой ещё ключ? От чего?».
Но сообразил и достал флэшку:
— Этот?
И тут же увидел, как тянется к нему через пульт необыкновенно длинная рука собеседника, худая, без локтя и очень длинная. А когда протянулась поближе, то Аким рассмотрел, что на руке у него всего три пальца, и… у них нет фаланг, они гибкие, словно живые проволоки сечением в десять миллиметров. И одной из этих проволок человек цепляет за шнурок флэшку, выданную ему Еленой Мурашкиной.
«Ну ладно. Елена просила его не убивать… Но нужно было всё-таки предупредить, что он… такой».
Проходит пара секунд, и скрипение из динамиков возобновляется, Юрасик объявляет:
— Ключ… Подошёл…
— Значит, я могу забрать вещи? — догадывается Саблин.
И тут снова его странный собеседник зависает, как перегруженный компьютер. Он покачивается за своим пультом, опускает, потом опять поднимает глаза на казака, прапорщик видит, как одна из его необыкновенных рук принимает просто нечеловеческие, округлые формы, а потом он наконец снова склоняется к микрофону и начинает сипеть и шуршать в колонках так, что Аким не без труда разбирает сказанное им:
— Савченко… Он… Мёртв…
«Мёртв? Что он там ещё просипел? Какой мёртв? — Саблин не поверил в эту ерунду. — Он ошибается».
— Я разговаривал с ним неделю назад. Потом врачи запустили процесс регенерации.
— Неделю… — повторил за прапорщиком Юрасик. И снова стал произносить слова. — Твои… Сведения… Устарели… Мне… Сообщили… О… Его… Смерти… Двое… Суток… Назад… Уже… Больше… Двух… Суток… Назад…
«Не убивайте Юрасика, — прапорщик почему-то тут же вспомнил весёлую просьбу Мурашкиной. — Чего он мутит воду? Какие двое суток, какая смерть Савченко? Олег в отличном госпитале. Видно, этот пень не хочет мне отдать вещи Савченко и Мурашкиной».
Но тут его странный собеседник снова зашуршал в динамиках:
— Хозяин… Вещей… Мёртв… Но… Ты… Принёс… Ключ… И… Значит… По… Нашим… Законам… Ты… Получишь… Эти… Вещи…
«Ишь ты! У них тут и законы есть!».
Впрочем, у Саблина отлегло от сердца. Теперь ему не придётся из этого человека вытрясать то, за чем он тащился по болоту целую неделю.
— Можешь… Вернуться… На… Пирс… Товар… Получишь… Там… — кажется, Юрасик закончил разговор, он отвернулся от казаков.
А Саблин и Калмыков повернулись и вышли из зала, а потом и выбрались на лестницу, и уже здесь Калмыков произнёс:
— Ох и чучело. А говорит как противно. Словно поучает…
Это было сказано по СПВ, но Саблин подумал, что оборудование тут у Юрасика серьёзное и он может это услышать.
— Денис, ты это… Потише болтай-то…
— Думаешь, этот… услыхать мог? Думаешь, может осерчать?
— Хрен его знает. Разве ж такого поймёшь?
— Слушай, Аким, так что, Савченко помер, что ли? Чего этот из коры там про него буробил?
— Не знаю я, — отвечал Аким не очень-то довольно. Ему и самому это вопрос был не ясен. Как мог умереть человек в ванне регенерации? Под круглосуточным присмотром врачей. И даже думать о том прапорщику не хотелось. Ведь он нанял людей, и Васе с Денисом нужно будет заплатить деньги за этот рейд, а где те деньги взять, если Савченко не стало? Аванса, что дала ему Елена, покрыть затраты не хватит. Тем более что часть аванса он потратил на Юнь в Преображенской. В общем, прапорщику теперь было о чем подумать.
Они спустились вниз к пирсу, а там, кроме Васи Ряжкина, который, как было приказано, не покидал лодку, никого не было.
— А что, вещи не принесли? — сразу спросил у него Калмыков.
— Ну, как видишь, — отвечал радист.
И тут что-то загремело в стене совсем недалеко от пирса, грохот был металлический, потом появился лысый и босой здоровяк, он подошёл к стене и… открыл в ней дверь, а затем один за другим вытащил из ниши два ящика. Казаки уже видели такие ящики, в них с севера приходило в станицу сложное и дорогое оборудование. Они были из очень крепкого пластика и отличались полной герметичностью. Лысый здоровяк, достав ящики из ниши, поставил их один на другой и произнёс:
— Ваше.
Саблин подошёл и поднял верхний ящик. Он оказался вовсе не тяжёлый, и сначала ему показалось, даже пустой, но что-то внутри громыхнуло. А вот второй ящик оказался заметно тяжелее, это было слышно, как сразу натужно зажужжали сервомоторы на броне Дениса, когда он его оторвал от бетона. Они отнесли груз к лодке, и Василий забрал его у них, а Саблин, повернувшись к лысому, уточнил:
— Это всё?
— Всё, — сказал, как отрезал, тот.
Савченко ничего ему не сказал про товар, ничего толком не объяснил, а сам Аким в тот день был так занят своими мыслями, что не додумался спросить у него это. И у Мурашкиной не спросил. Может, ящиков должно быть больше. Но теперь об этом говорить уже смысла не было. Но был смысл поговорить кое о чём другом. До рассвета пять часов, и выходить в темноту, в неизвестное место, ему не хотелось, тем более что местное болото с его отвратительными обитателями ему казалось… немного опасным. Чуть более опасным, чем их собственное болото. И поэтому, несмотря на то что лысый здоровяк был с ними не очень-то радушен, Саблин всё-таки обратился к нему:
— Слушай, друг, до рассвета тут у вас перекантоваться можно?
— Здесь, на Вышке, могут оставаться только представители «Коллектива». Вы, — на это слово он сделал ударение, — к «Коллективу» отношения не имеете.
— Видал, как он заковыристо