Паломники Бесконечности - Семен Слепынин

— Только не ты, — сказала она. — Тебя не отпущу. Не хочу остаться совсем одна. Мы найдем бывалого и надежного старшего помощника, а владельцем и капитаном будет мичман.

— Спасибо, царица. — Просиявший мичман припал к ногам Аннабель Ли.

— Ну что вы все валяетесь у моих ног, — улыбнулась она и приказала: — Встань! Не царица я тебе, а старшая сестра. Завтра же отправляйся на корабль и займись ремонтом.

И остались мы с Аннабель Ли вдвоем. До сезона дождей и осенних штормов было еще далеко, и мы переселились в свою приморскую виллу. Неподалеку жил знакомый врач. Он и лечил хозяйку виллы, которая жаловалась на сердце.

— Микроинфаркт у нее, — сказал мне как-то врач. — Да и у вас, сударь, сердце пошаливает. Выслушал я его вчера, и не понравилось оно мне.

Посетить еще раз сказочный грот Аннабель Ли наотрез отказалась.

— Не целительный он, а мучительный, — усмехнулась она и с грустью добавила: — Растравил он мою душу. Снится мне теперь милое озеро каждую ночь.

С утра она усаживалась на крыше-огороде с книгой в руках. Но не читала, а глядела в морскую даль. Ждала. И вот в один прекрасный день в бухте показался красавец фрегат под белыми парусами. Черные, как мы потом узнали, мичман припрятал на всякий случай.

Не доходя до причала, фрегат окутался белоснежными облаками дыма, а секунды через три донесся до нас грохот.

— Ну, сорванец, — вспомнив капитана, вздохнула Аннабель Ли. — Выпороть его некому. Полюбилась ему пушечная пальба.

Фрегат бросил якорь, спустил паруса, и Аннабель Ли, знавшая толк в кораблях, вскрикнула от восхищения: оснастка на фоне неба выглядела как тончайшая паутина, а все линии трехмачтового гиганта отличались легкостью, изяществом и благородством пропорций. Да, отремонтировал свой фрегат мичман на славу.

Капитан-мичман и его старший помощник гостили у нас несколько дней. Но вот наступили холода, небо обложили моросящие тучи, и уплыл корабль в теплые края, а мы вернулись в свой дворец на острове. Правда, и здесь неуютно: хмурилось небо, ночами выпадал снег. Но весело пылали дрова в камине, и почти каждый день залетал к нам Черный Джим. Он делился новостями, изредка приносил на своих крыльях мичмана.

— Ты уж береги его, Джим. Один ведь он у нас остался, — говорила Аннабель Ли.

— Берегу, миледи. Берегу. А еще мне нравится Билли Бонс. Отважнейший капитан, — восхищался Джим.

Но однажды, когда в нашем саду зацвели первые весенние цветы, он прилетел до того хмурый и гневный, что фрейлины, ставшие к нему уже привыкать, в страхе попятились.

— Негодяй! Подонок! — громыхал Джим, потрясая кулаками.

— О ком это ты? — улыбнулась Аннабель Ли.

— Спился, мерзавец! Каждый день хлещет ром и орет свою песню. Как ее…

— «Йо-хо-хо и бутылка рома»? Ну и пусть.

Вскоре Джим принес совсем уж дурную весть: Билли Боне занялся своим давним привычным ремеслом — морским разбоем. Но и эта новость нисколько не расстроила Аннабель Ли. Напротив.

— Вот и прекрасно! — обрадовалась она. — Пусть напоследок потешит свою вольную пиратскую душу. Все равно скоро вся планета полетит в тартарары.

Она не ошибалась. Наши птицы, летавшие над планетой, возвращались испуганные. Сверху они видели дымы пожарищ и слышали пушечную стрельбу. Все чаще вспыхивали войны. И не только между материками, но и между соседними городами и деревнями.

По старой привычке птицы часто купались в полюбившемся им университетском пруду. Фриде к тому же нравилось дразнить своего старого знакомого — доктора Зайнера. И вот однажды сиреневые птицы прилетели оттуда в панике, с расширенными от ужаса глазами.

— Конец света! — перебивая друг друга, кричали они. — Грохот! Дым! Дома вдребезги! Люди и камни летят в воздух!

— Успокойтесь и расскажите, что случилось, — попросила царица. — Фрида, ты самая мужественная у нас. Говори.

Фрида рассказала все, что знала. Ученым удалось обойти все более слабеющие запреты облаков и создать взрывчатое вещество огромной разрушительной силы — то ли динамит, то ли еще что-то пострашнее.

— Скоро у нас будет атомная бомба, мы завоюем всю планету, — потирая руки, хвастался перед Фридой доктор Зайнер.

В подвалах и в складах города накопилось огромное количество взрывчатки и готовых снарядов. Но то ли по небрежности, то ли по другой причине весь этот арсенал взорвался. От университетского городка остались дымящиеся развалины. Взлетел на воздух и доктор Зайнер.

— Туда ему и дорога, — усмехнулась Аннабель Ли. — Мне вот только за мичмана боязно: все страшнее становится и на морях.

Но мичман не унывал. Правда, в голубых глазах его после гибели капитана и боцмана затаилась грустинка, но не погасли в них мальчишеский задор и жажда приключений.

— Ух, как они боятся нас, — смеялся мичман над пиратами. — Увидят, и врассыпную. А остров! Да они обходят его стороной. Не подойдут к нему и на триста миль.

Оказывается, на острове Юнги все в порядке. Туземцы вернулись из джунглей на берега бухты и заново обжились. Мичман устроил там свою хорошо защищенную базу. Была она неприступной еще по одной причине: после страшного побоища, которое здесь учинил старпомовским головорезам громовержец Джим, остров пользовался у суеверных пиратов жуткой, леденящей душу славой. Да и сам мичман под надежной личной охраной — я верил Черному Джиму, верил и Билли Бонсу. Нет, за мичмана я не опасался.

Меня тревожила Аннабель Ли. Здоровье ее ухудшалось. Правда, за чаепитием у камина, когда собиралась наша поредевшая семья (мичман часто гостил у нас), она бодрилась, своим космическим философствованием старалась заменить капитана.

Ей, родившейся среди звезд, тоже был присущ космизм мышления. Но ее размышления окрашены были в обреченные, трагические тона.

— Не получилась у нас земная жизнь под волшебными облаками, — сказала она однажды. — И не дай бог возродиться ей вновь.

— Как — возродиться? — удивился мичман. — Все повторится в точности так, как сейчас? Но это невозможно.

— Почему невозможно? — усмехнулся я, никогда не забывавший мезозойскую эру и жившего там мудрого старпома-тиранозавра. — У этого дьявола все возможно.

— Не только возможно, но и абсолютно неизбежно, — настаивала Аннабель Ли. — Число комбинаций во Вселенной чудовищно огромно, но не бесконечно. В своем вечном круговороте она повторит — и не раз! — одни и те же события. Случайность, скажете вы? Но самая немыслимая случайность, помноженная на вечность, превращается в неизбежность. Пролетит неисчислимое множество веков, и соберется вновь под волшебными облаками наша семья. Все будет так: камин, чай, счастливо рассуждающий капитан-профессор, дымящий трубкой боцман… И повторится все, как встарь. Так сказал гениальный поэт и пророк Александр Блок. Вот послушайте.