Чекисты рассказывают. Книги 1-7 - Александр Александрович Лукин

Питера проверяли документы, что-то говорили по-немецки или по-английски. Когда снова поехали, он облегченно вздохнул. Вскоре Питер остановил машину и выпустил его из тайника.

— Все в порядке, Слава, мы в Западном Берлине.

Хомяченков вылез, отряхнулся и уселся на заднее сиденье. Они долго кружили по незнакомому городу. Останавливались, заходили в магазины и снова куда-то ехали. Пообедали в ресторане. Заехали в контору Питера, поговорили, выпили по стакану виски. Питер достал из шкафа картонную коробку, распаковал ее, вытащил отливающий лаком и никелем небольшой магнитофон и поставил его перед Хомяченковым.

— Это тебе, Слава, в знак нашей дружбы.

Хомяченков с недоумением посмотрел на него:

— Ты что, серьезно? Нет, нет, Питер, таких подарков я не принимаю. Слишком дорогая вещь, зачем же? У меня ничего такого нет, чтоб отблагодарить тебя…

— Не торопись, Слава, я тебе объясню. Это последняя модель, новинка, так по-вашему, кажется? Да, мы на этом имеем бизнес, неплохой бизнес. Нам, работникам фирмы, дают несколько штук для презентов нашим клиентам, дарить за услуги. Это как бы реклама, понимаешь? Чтобы бизнес шел хорошо. Поэтому я могу это себе позволить, подарить нужному человеку. В этом нет ущерба ни для фирмы, ни для меня лично. А ты мне друг, и я хочу, чтобы у тебя осталась память обо мне и наших встречах. Так что ты бери, не сомневайся. Я не буду от этого разоряться. Все о’кей? — Питер хохотнул, хлопнув Хомяченкова по плечу Они распили еще бутылку коньяка.

Когда уходили, Питер достал из стола небольшой бланк и, как бы раздумывая, сказал:

— Слушай, Слава, я подумал, ты все же распишись тут, что получил от меня эту штуку, а то как бы не вышел у меня конфликт с шефом. Он имеет привычку совать нос везде. Понимаешь, таков уж характер у человека, и тут ничего поделать нельзя. Тут распишись, а тут напиши, что за услуги получил.

Хомяченков, одурев от выпитого, какое-то время тупо смотрел на бланк, где типографским способом на английском языке было что-то отпечатано, затем взял у Питера ручку и нетвердой рукой написал в пропуске: „За оказанные мною услуги по делу“, внизу: „От Питера Панитски получил“ и расписался. Дату поставил Питер.

Обратно они ехали тем же путем и с соблюдением тех же предосторожностей. Только высадил Питер Хомяченкова не у бензоколонки, а на автобусной остановке, между городом и частью.

Когда Хомяченков отработал положенный срок, его не стали удерживать. К своим обязанностям относился он спустя рукава, был склонен к злоупотреблению спиртными напитками.

Ему объявили о предстоящем увольнении.

К этому времени он уже сдружился с Питером Панитски и при очередном свидании в кафе поделился с ним новостью. Питера это известие обеспокоило не на шутку, и он принялся горячо уговаривать Хомяченкова сделать все от него зависящее, чтобы остаться еще на срок. Но Хомяченков, выслушав своего приятеля, сказал, что список увольняемых утвержден командованием и ему вряд ли удастся что-либо сделать. Видимо, понял это и Питер. Он тут же предложил Хомяченкову снова прокатиться в Западный Берлин.

В ближайшую субботу все началось по прежнему сценарию. Но, когда они сидели в конторе у Питера за бутылкой коньяку, к ним присоединился еще один сотрудник фирмы. Он тряхнул Хомяченкову руку, как-то назвался, тот не разобрал, а переспрашивать не стал. Это был крупный мужчина с пучками волос, торчащими из ноздрей, белесыми бровями и тяжелыми, как ставни, веками. Питер засуетился, налил ему рюмку, но тот только пригубил. Говорил он довольно сносно по-русски, даже, пожалуй, лучше Питера. После нескольких незначащих фраз он сказал, обращаясь к Хомяченкову:

— Я — представитель разведки. Да, да, из того ведомства, о котором у вас много пишут в газетах, и вы, надеюсь, знаете, что это такое. Тем более что вы — военный человек.

Хомяченков поначалу опешил, а потом промямлил

— Да, знаю, конечно.

— Ну вот и хорошо. Мы скорее найдем с вами общий язык. Не так ли?

Хомяченков пожал плечами.

— Мне о вас рассказывал Питер, о том, что вы говорили ему о себе, своей службе, своей части, сослуживцах. Скажу откровенно, кое-что из вами рассказанного для нас ново, интересно. Я вас благодарить хочу за это. Мы одобряем дружбу Питера с вами и ценим ваше отношение к нам. Разумеется, если вас не подослали к нам специально. Вы не из КГБ?

— Нет, что вы, — вырвалось у Хомяченкова, — но…

— Да вы не волнуйтесь. Ничего страшного. Все будет нормально. Мы не собираемся заявлять вашему командованию, что вы с нами поддерживаете контакт. Нам это не нужно. Надеюсь, вы тоже не будете заявлять?

— Ну что вы, нет, конечно. Зачем мне?

— Отлично, приятель. Питер сказал мне, что вы уезжаете домой, увольняют вас, не так ли?

— Да, у меня кончился срок.

— Ну что ж. Это тоже неплохой вариант. Там вы не будете безработным? Кстати, у вас есть специальность?

— Да, есть, я учился в электромеханическом…

— О, с такой профессией можно найти работу, можно на заводе, можно в НИИ. Постарайтесь устроиться на закрытое предприятие, которое работает на военные цели. Там больше платят. А вы молодой, деньги вам будут нужны. Я думаю, мы вам дадим денег на первый случай. Как ты считаешь, Питер?

— О’кей, — сказал Питер и положил пачку денег перед шефом.

— Вот вам тысяча рублей, берите, они ваши.

— Деньги я не возьму, — сказал неуверенно Хомяченков.

— Берите, берите, — с нажимом промолвил шеф, — мы не будем бедными от этого, а вам они пригодятся. Потом, мы ведь не даром даем, за услуги, которые вы нам оказывали и, надеюсь, будете оказывать.

— Какие услуги? — вскинулся было Хомяченков, — я ничего такого…

— Не торопитесь, приятель. Вы же рассказывали Питеру такие вещи, которые для нас полезны. О том, что вы говорили, в газетах и журналах, которые можно везде купить, не пишут. А мы не хотим быть у вас в долгу. Услуга за услугу. Мы народ деловой, любим рассчитываться. Везде должен быть порядок.

Разговор продолжался. Питер открыл вторую бутылку, выпили еще. Шеф выразил надежду, что Хомяченков останется ими доволен и будет поддерживать „дружеские отношения“ с их представителем в Москве, Там, в их посольстве, на его счету будет лежать пять тысяч рублей, ему их выплатят потом, если он будет благоразумным и дело, начатое здесь, будет продолжено.

От выпитого Хомяченкова разморило. Он обмяк и сидел, тупо уставившись в рот шефу. О чем он думал и думал ли вообще, по его виду определить было трудно. На какое-то мгновение маска безразличия сползла с него, и он